Тезисы А.Н. Яковлева об основных слагаемых перестройки
Декабрь 1986 г.
1. К вопросу о теории. Догматическая интерпретация марксизма-ленинизма настолько антисанитарна, что в ней гибнут любые творческие и даже классические мысли. Люцифер он и есть Люцифер: его дьявольское копыто до сих пор вытаптывает побеги новых мыслей. Сталинские догмы чертополощат, и с этим еще, видимо, долго придется жить. Общественная мысль, развиваясь от утопии к науке, и на этапе марксизма осталась во многом утопической. Утопической, ибо механически виделись представления о временном лаге строительства социализма, быстром перескоке в коммунизм, обреченности капитализма и т.д. Слишком жидкими были те информационные поля, которые обрабатывались предшественниками. В нашей практике марксизм представляет собой не что иное, как неорелигию, подчиненную интересам и капризам абсолютистской власти, которая десятки раз возносила, а потом втаптывала в грязь своих собственных богов, пророков и апостолов. Но коль скоро речь идет прежде всего о самих себе, то необходимо хотя бы попытаться понять, как и почему на социальное месиво пошла наша страна и что из этого получилось. Как мы, стремясь ввысь, к вершинам благоденствия материального и совершенства нравственного, просто отстали. Обида и горечь не дают покоя. Политические выводы марксизма неприемлемы для складывающейся цивилизации, ищущей путь к примирению, смягчению исходных конфликтов и противоречий бытия. Мы уже не имеем права не считаться с последствиями догматического упрямства, бесконечных заклинаний в верности теоретическому наследию марксизма, как не можем забыть и жертвоприношений на его алтарь. Перестройка должна разорвать порочный круг, в котором оказалось свежее слово. Столь необходимые прорывы в теории способны обуздать авторитарность, пренебрежение к свободе и творчеству, покончить с моноидеологией.
2. О социализме и социалистичности. Хрущевский коммунизм был разжалован в брежневский «развитой социализм», но от этого наши представления о социализме не стали убедительнее - это мягко говоря. Почему так получается? На мой взгляд, потому, что все представления о социализме продолжают строить на принципе отрицания. Буржуазность была введена в сан Дьявола. С рвением более лютым, чем святоинквизиторы, искали чертей и ведьм в каждой живой душе. Ложью отравляли общественную жизнь. Авторитарностью, как танками, давили всякое творческое шевеление. «Руководством к действию» сделали презумпцию виновности человека. 200 тысяч подзаконных инструкций указывают человеку, что он потенциальный злоумышленник. Указано, какие песни петь, какие книги читать, что говорить. Свою порядочность нужно доказывать характеристиками и справками, а конформистское мышление выступает как олицетворение благонадежности. Гегель, между прочим, свою спираль развития (полудиалектика, как, впрочем, и марксистская классика) строил на эвклидовых постулатах с их трехмерностью и не мог знать, что в четвертом измерении историческое время может течь и в ту, и в иную сторону. Маркс и Энгельс понятия не имели, что Время есть искривление Пространства, а Ленин - что Время есть скорость передачи информации; материя в любом виде - это оболочка информации. Умертвив опыт катком извращенной классовости (Сталин даже в нищей деревне «находил» постоянно рождающихся капиталистов), социализм тем самым обрезал себе путь в будущее - в вакуум дороги нет. И пошли назад - в феодализм, а в Магадане и в иных «местах не столь отдаленных» опустились до рабства. С точки зрения философской - парадокс, столь любимый диалектикой. С точки зрения человеческой, этому названия просто нет: трудно синтезировать в одно понятие социальный каннибализм, каинизм, геростратство, иудин грех в своем законченном развитии - от предательства Учителя до предательства Отца, что и Святому Писанию неведомо. Наши классики надеялись, что мы будем очень2 умными людьми, чем они, и верили, что на основе их метода (факт - выше принципа) разберемся, что к чему. Не разобрались. Запутались в лабиринтах наукообразности, возведенных на монолитах, глыбах догматизма. Монособственность и моновласть - еще не социализм. Они были еще в Древнем Египте. К действительному социализму, на мой взгляд, нужно идти от рыночной экономики с ее оплатой по труду (ценность труда определяется потребителем), налаживая свободное, бесцензурное передвижение информационных потоков, создавая нормальную систему обратных связей. Тысячу лет нами правили и продолжают править люди, а не законы. Надо преодолеть эту старую парадигму, перейти к новой - правовой. Речь, таким образом, идет не только о демонтаже сталинизма, а о замене тысячелетней модели нашей государственности. Первая успешная попытка изменить старый способ правления была предпринята в 1917 году. Но через 11 лет, в 1928 году, Сталин и его окружение навязали новые идеологические координаты, сотканные из марксистской фразеологии, и соответствующую практику. Ритуал - это всего лишь видимость веры, полярность слов и дел - уже факт. Де-юре антиоктябрьский переворот был узаконен в 1932 году: введение паспортной системы, «зон оседлости» для крестьян, т.е. для большинства народа. Крестьянству была выписана феодальная рента: только барщина была заменена минимумом трудодней, а оброк - натуральный и денежный - стал именоваться налогом. Рабочим - принудительный труд, индустриализация проводилась точь-в-точь как при Петре I, по-феодальному. То есть голо волюнтаристски, за счет народа - Магнитку строили точь-в-точь как Петербург.
3. Об экономике. Как мы умудряемся в потенциально самой богатой стране мира десятилетиями жить в недостатке, дефицитно, занимая по уровню благосостояния место в мире где-то после пятидесятого? Два невиданных ограбления - природы и человека - основной экономический закон сталинизма. Действием этого закона - и только им - объясняются «грандиозные, фантастические, невероятные» и прочие успехи страны. Но что нам до «тьмы низких истин»! Есть ли вообще у социализма, хотя бы теоретически, основной экономический закон? Есть. От каждого по способности - в общественном производстве, каждому по труду - в распределении, что возможно в условиях свободного действия товарно-денежных отношений на базе закона стоимости. У нас до сих пор считают, что распределение по труду - это специфический закон социализма. Этот закон всегда был капиталистическим, действовать он может только на рынке. Маркс и Ленин по этому поводу целые поэмы написали, у нас этот закон вообще в параличе, уравниловка все задушила.
4. О пропорциях. В 1928 году 60,5 процента продукции промышленности составляли предметы потребления (группа Б), в 1940 году - 39, в этом году примерно 25. В ранг закона введено абсурдное положение - невозможно обеспечить непрерывный рост народного хозяйства, не осуществляя вместе с тем примата производства средств производства. В итоге создана «экономика для экономики», развивающаяся уже независимо от Госплана: несколько пятилеток подряд съезды партии и Пленумы ЦК принимают решения об ускоренном развитии группы «Б», но происходит все наоборот. Самоедство экономики столь разрушительно, что, даже доведя рытье недр до 15 миллиардов тонн в год - по пульману на человека, - мы фактически стоим на месте по благосостоянию. Ускорение с легкой руки чинов экономической науки трактуется слишком прямолинейно - как повышение темпов роста экономики. Какого роста? Говорят, качественного. Допустим. Но как определяется производительность труда? Делением объема валовой продукции в рублях на одного занятого? В итоге экономика якобы динамизирует свое развитие, производительность труда растет, но полки-то магазинов все в том же виде. Нужен поистине тектонический сдвиг в сторону производства товаров потребления. Решение этой проблемы может быть только парадоксальным: начать своеобразную деиндустриализацию страны в пользу потребителя и научно-технического прогресса, т.е. начать постиндустриализацию с ее сверхкачеством продукции, информатикой, биотехнологией, с ее поистине революционным переливом рабочей силы в инфраструктуру общества, прежде всего в сферу услуг. Система приоритетов - продовольствие, жилье, товары массового спроса, платные услуги и т.д. - дает такую возможность. Медлить нельзя. Ускорение при патологических экономических пропорциях ускоряет социальную диспропорциональность. Ускорять необходимо развитие постиндустриальных производств (но не министерств), производство товарной массы, облагораживание ее качества. Но где резервы? Они есть, они огромны. Например, резкое сокращение расходов на милитаризацию, на военную помощь другим государствам, прекращение тех проектов мелиорации, которые бессмысленны, прекращение закупок хлеба за рубежом, упорядочение капитального строительства (долгострои) и т.д.
5. Рынок. Это главное. Рынок - это надсистемно и надэпохно. Он цивилизуется вместе с обществом; координаты его многомерны и подвижны. К сожалению, антирыночным настроениям подвержены и некоторые представители высшего руководства. Воинствующее экономическое невежество выражается, например, в том, что рыночность объявляется «диверсией», но поддерживаются товарно-денежные отношения и хозрасчет. Алогично. Это примерно то же самое, что утверждать: постное масло - это плохо, растительное - хорошо, а подсолнечное - великолепно. Смелее надо оперировать такими понятиями, как экологоемкость экономики, мегасинтез товара, времяемкость, качество как непознанное количество, информационное облагораживание товара (то, что в приближении именуется наукоемкой продукцией). Еще нет понимания, почему информация должна стать главным товаром мировой торговли, почему производство средств информатики - это локомотив экономики. Пересеченных пенкоснимателей3 у нас нынче предостаточно. Свои визуальные постулаты они выдают за трансцендентальную истинность. Еще многие, даже творческие по своему характеру ученые находятся под опосредованным, но все равно угнетающим давлением такой злоемкой книги, как «Экономические проблемы социализма в СССР»4. Политэкономия без анатомии рубля, без его генетики, без его умопомрачительных патологий, - это нечто оригинальное.
Демократическое общество может быть создано только тогда, когда все его руководители и народ - поймут, осознают, что:
а) нормальный обмен трудовыми эквивалентами возможен исключительно на рынке: другого люди не придумали. Только благодаря рынку можно реализовать принцип оплаты по труду. Лишь через рынок принцип «от каждого по способности, каждому по труду» превратился в реальность; безрыночный социализм - утопия, причем кровавая;
б) нормальной экономике нужен собственник, без него нет и свободного общества. Уйдет страх, и оно [старое общество] развалится, ибо отсутствует экономический интерес. Человек - биосоциальное существо, движимое интересами. Есть интерес - человек горы свернет, нет интереса - спокойно проходит мимо своих годовых зарплат, валяющихся в металле или бетоне. В лучшем случае - в газету напишет. Отчуждение человека от собственности и власти - ген наших пороков. Преодолеть это отчуждение - императив перестройки. Кооперация и аренда - двигатели перестройки. Динамика развития арендных отношений и кооперативного движения - динамика перестройки экономики. В нынешних условиях через аренду земли, основных фондов, средств транспорта и связи реально осуществима народизация государственной собственности, разбюрокрачивание экономики. Арендно-кооперативному развитию общества (это верный вектор обновления) огромную помощь оказала бы научная анатомия проблемы отчуждения человека от собственности и власти на основе марксистско-ленинской концепции антигосударственности. Ибо государство, по марксизму, - следствие незрелости коммунистической формации. Да к тому же Маркс и Энгельс жили в государственно-кисельной Англии, а Ленин в «зверской» империи, где ссыльным платили 6 рублей в месяц (немалые деньги) и где он мог свободно писать книги, а за границу люди ездили, «оформляясь» у околоточного за 3 рубля - стоимость загранпаспорта;
в) обществу как воздух нужен нормальный обмен информацией. Он возможен только исключительно в условиях демократии и гласности. Любой вид информационной автаркии, усеченность информации неминуемо ведут к самоотравлению общества. Феномен нехватки информации не исследован, в чем беда и нашего обществоведения;
г) нормальная система обратных связей - это вестибулярный аппарат общества. Любые законы, даже естественные, проявляются через обратную связь. Так уж устроила природа: минимум 75 процентов наших решений ошибочны. И в этом нет ничего страшного: мы их видоизменяем - и всего делов-то. Но когда чьи-то решения становятся законом и не корректируются, это ужасно. Это сталинизм.
Итак, основные слагаемые перестройки:
1. Рыночная экономика с ее оплатой по труду.
2. Собственник как субъект свободы.
3. Демократия и гласность с их общедоступной информацией.
4. Система обратных связей. Только так перестройщики смогут осуществить свои замыслы и поменять тысячелетнюю парадигму государственности. Только кажется, что философия - абстракция. Она - сверхконкретна, как и любая истина, добываемая ею. Однако пока что «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман».
6. Управление. Управление архаично. Оно гениальным образом связывает человека по рукам и по ногам. Будущее - в самостоятельных фирмах, межотраслевых объединениях. Предприятие - фирма - объединение должны иметь дело только с банком: финансово-кредитная система - вершина управленческой пирамиды. А Госплан должен составлять государственные и общественные программы, конкурсно распределяя ресурсы и капитальные вложения. А для этого нужен нормальный рынок всего и вся, но прежде всего рынок капитала. Отраслевые министерства - это монстры сталинизма, станина механизма торможения экономической реформы, это супермонополии, где как в «черной дыре» гасится научно-технический прогресс. Министерства могут только гнить: любое из них представляет вполне завершенную монополию. Ибо любая сторона управления отраслью - ценообразование, ресурсосбережение, техническое развитие, капитальное строительство, экология и т.д. - чужда общенародному интересу. У нас практически нет государственной экономики. Есть отраслевая. Во многом благодаря министерствам (однако не только им) Сталин поставил общество с ног на голову: надстройка (командно-административная система) стала базисом, а базис - надстройкой. Переложение затрат на потребителя и на природу, инфляционно-дефицитный способ хозяйствования - императив отраслевой боярщины. Хрущев, разогнав министерства, был абсолютно прав. Но, к сожалению, сделал это, как и многое другое, в кавалерийском стиле. О совершенствовании министерств не может быть и речи. Их должен упразднить хозрасчет. Их, одно за другим, надо выводить из бюджетного финансирования. 7. О партии. Практика, когда партия в мирное время руководит всем и вся, весьма зыбкая. Соревновательность в экономике, личная свобода и свобода выбора на деле, а не на словах неизбежно придут в противоречие с монособственностью, моноидеологией и моновластью. Но власть есть власть. От нее добровольно отказываются редко. Так и с КПСС, особенно учитывая ее «орденомеченосный» характер. Надо упредить события. Возможно, было бы разумным разделить партию на две части, дав организационный выход существующим разногласиям. Но это особая тема для тщательного и взвешенного обдумывания. В конечном счете, очень много тревожащих неясностей. Жизнь оживает, обнажаются противоречия. Некоторые из них, видимо, перерастут в антагонизмы. Все ощутимее проявляются консерватизм, нетерпимость, некомпетентность, теоретическое верхоглядство. Жизнь стремительно обгоняет теорию.
ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 157. Машинописная копия. Опубликовано частично: Яковлев А.Н. Омут памяти. От Столыпина до Путина: В 2-х кн. М., 2001. Кн. первая. С. 367-371