Неклёвое чтиво
Александр Павлов. Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино.
М.: Дело. 2018. 400 с.
Можно начать так. Автор в своей книге, подобно её герою Квентину Тарантино, когда-то навсегда сломавшему любые ограничения в кино, с одной стороны раздвигает рамки философского взгляда, приближая его к разговорной речи, с другой же расширяет язык улиц до философского высказывания. Можно, но в этом не будет ни грамма правды. В книге нет ни разговорной речи, ни философского взгляда, в ней только киноманское смешение языков и прокрастинация смысла.
Квентин Тарантино в новой книге Александра Павлова предстаёт сродни хичкоковскому макгаффину: вся интрига закручена вокруг него, но смысла в этом по большому счёту ни на грош. Для автора книги важно другое: через обращение к кинематографу своего героя он пытается ввести в научный оборот слово «клёвый» в качестве философской категории, посредством нехитрого препарирования фильмов скальпелем жанровой полифонии. Но на деле всё проще. Вот вы прочли книгу и узнали, что фильм «Криминальное чтиво» клёвый, а «Джеки Браун» нет. И что с того? Станет ли после этого вам ближе и понятнее киновселенная Квентина Тарантино? Нет. Потому что вы это знали и до Александра. Здравствуй, капитан Очевидность. Так нужно ли тратить на доказательство очевидного четыреста страниц текста? Лес всё-таки нужно беречь.
«Квентин Тарантино виртуозно тасует жанровые карты и получает совершенно новый расклад»
К сожалению, это беда большинства киноманов, запредельная насмотренность которых не пропорциональна связности высказывания. Их многословная разветвлённость повествования так сильно прячет основную мысль, что к ней уже теряется всякий интерес. Так и здесь. Зацикленность сюжета книги на заимствованиях к ганстерскому, самурайскому или какому-либо другому кино, углублённая историография сюжетов или мало-мальски внятных второстепенных линий при общей нацеленности на выход за пределы постмодернисткого дискурса волнует автора книги больше, чем сама по себе вселенная Тарантино, вынесенная в заглавие. Нет, о ней, безусловно, тоже сказано немало, но за всем этим словарным излишеством теряется, как минимум, её оригинальность и стройность.
Исследование Александра Павлова только прикидывается научным. Научность там формальна, как и разговорная речь. Да, произведено деление фильмов на периоды; да, предпринята попытка выявления в них общих стилевых черт; да, есть констатация «эффекта Тарантино» для дальнейшего развития кинематографа; и так далее. И всё это конечно клёво, но во всей этой философской болтовне есть что-то от мамблкора, поджанра независимого кинематографа, в котором нищие неизвестные режиссёры фокусируются на любительской игре и естественности диалогов, на том самом бормотании, которое в общем-то никак не влияет на смысл происходящего.
«То, что мы видим в картинах Тарантино от других авторов, - не совсем аллюзии или сознательные ссылки, это нечто большее - его собственное творчество. Не плагиат»
Но нет дыма без огня. И у этой книги есть своя ценность. На мой взгляд, она не в самом исследовании культового кинематографа одного из ярчайших его представителей, а в околотарантиновском шуме, который Александр Павлов передаёт с точностью Нестора-летописца. В этом смысле почерпнутые из книги знания будут для вас бесценны. Как минимум, вы сможете познакомиться с многочисленными исследователями творчества режиссёра, которые, несмотря на их критику автором, вызывают большее уважение своими концепциями, ёмкостью и точностью формулировок. У них во всяком случае Тарантино предстаёт более цельным героем.
Книга Александра Павлова - первый и крайне запутанный русскоязычный путеводитель по киновселенной Квентина Тарантино для взъерошенных на всю голову киноманов.