Воспоминание
Игорь пишет про Ораниенбаум.
Он экскурсовод, историк, у него хорошо получается. Только вот там работы ведутся и внутри он то ли, может, не был, то ли фотографировать не разрешили. Только снимки из парков.
А я была. И помню. Почему-то из всей поездки лучше всего запомнила именно это место. А еще - бесконечные чудесные и разные мосты и ажурные ограды. Вот из всего Петергофа почему-то помню только, как фотографировались там всей группой. От Эрмитажа - только общее впечатление, большой, кажется, костюмы какие-то видела. А Ораниенбаум - помню, как ходили по залам, и что все они были разные, и было очень много смальты, и фарфора, и у комнат были названия, а у меня тем летом было что-то странное с самочувствем и приходилось без конца зевать, чтоб не упасть в обморок от кислородного голодания.
Чтоб не грохнуться там на какую-нибудь фарфоровую вазу.
А мне было, кажется, шестнадцать. Да, шестнадцать, как раз там и исполнилось, в той поездке, в самый разгар белых ночей. Последнее школьное лето, и тем летом две поездки, случайно, повезло мне - тогда еще существовали профсоюзы, которые оплачивали школьникам одну поездку в год, и я уже замечательно съездила в прибалтику со школьной группой и ни на что больше не расчитывала; но вдруг случайно в этой тогда-ещё-ленинградской экскурсии оказалось свободное место, и надо было кого-то туда отправить, первого попавшегося, и случайно попался мой папа, вот меня и отправили. А бабушка, еще живая моя бабушка, уже больная и ничего о том не знающая, вздохнула и задумалась, когда ясобиралась, как-то очень светло вздохнула - Ленинград, город её студенческой юности, время, когда всё у неё еще было хорошо, все - впереди, и проблемы с "социальным происхождением" уже разрешились благополучно, и любимый, любящий человек был рядом, и специальность любимая в процессе получения, и никто не мог знать, что любимому осталось жить всего ничего, что дочь его даже не успеет запомнить, а по той самой специальности ей удастся проработать всего несколько лет перед войной.
Со мной в купе сразу оказалась девочка на год, что ли, младше, и мы как-то сразу подружились, как это бывает только в том возрасте, наверное, и потом были в одной комнате в том общежитии, куда нас поселили на время поездки. И вместе сидели на подоконнике по ночам, потому что непривычно спать, когда светло на улице, да и вообще - когда ещё увидишь белые ночи? А гулять по ночам нас одних, конечно, никто бы не пустил, и это правильно, но все равно жаль. Хотя разок, помнится, взрослые таки не выдержали и пошли вместе с нами, и гуляли довольно поздно, хотя это чувствовалось только по пустоте улиц, и ощущение было слегка сюрреальное. Помню разведенные мосты, словно повисшие в небе. А еще первую в жизни поездку на трамвае, ведь симферопольские трамваи прекратили своё существование еще до моего рождения, и было страшно интересно, словно покаталась на звенящем, гремящем кусочке музея. А еще - будете смеяться - купленый в магазине кусок сыра "Рокфор", потому что я про него читала, но ни разу до этого случая не пробовала.
А погода была чудесная, да, только в самый первый день чуть моросило - а потом всю неделю ни облачка в небе, экскурсоводы смеялись - вы нам с собой из Крыма солнышко привезли. Так и было, наверное, потому что в последний наш день небо затянуло свинцом, но в моей памяти Питер теперь совершенно, говорят, неправильно остается городом солнечным.