Когда небо вздутое словно свежая краска на металлическом корпусе моих кораблей, тогда солнце начинает крениться вбок: заваливается, теряет равновесие, норовит удариться о землю и ветки деревьев.
Два невидимых демона идут, держась за руки, по скользкой дороге, пролитой дождем. Один держит в руках серебрянные весы, другой - сжимает вечернюю газету.
Четыре сумасшедствия пересекают реку на пробитой лодке.
Восемь килобайт грызут гигобайтный мозг.
Одной рукой я стараюсь задушить младенца со сморщенной кожей на лбу, а другой - прикрываю бегущих от дождя.
Левой! Левой! Р-раз, два, три!
Левой! Левой! Р-раз, два, три!
Левой! Левой! Р-раз, два, три!
Маяковский и Есенин.
Сталин и Ленин.
Ромб и квадрат.
Круговая и ряд.
Август переливал в стакан июля темно-синие краски, отделяя ногтем скопления звезд. Площадь при это грохотала временем, жевала веретено, душила себя шелком. Я же сидел неподалеку и пересчитывал свои шекели в кармане.Вдалеке собаки...
Nie! Nie-вообразимо! Jak же это так... что Пилсудский сбрил усы, а Лукашенко поздоровался с Гитлерорм за руку!
С палочкой наперевес. С грузилом на спине. С новым windows в кармане. Вдалеке. Неподалеку. Вечно и временно. Тихо и громко. Сыто и голодно. Разумно и глупо. Вечно. Вечно. Правильно. Законно. Беззаконие и рай. Ад и богобоязнь. Среди шума - деревьев, цепей, копыт, архангелов. Невыносимых дождей и душной июльской жары. С медом за щекой и с рукой в кармане я. Я и только я, сколько бы меня не было. Меня много и меня ничего. Никто не знает меня и все видят меня каждый божий день. Каждый радостный святой день. Каждый траурный черный день. Каждый мокрый и задушенный день я. Оставляя на асфальте следы от цивилизации средневековья. Варварской походкой. Плюя. Разбрасывая. Отрицая. Преклоняясь. Держу равновесие...