Послеполуночный лытдыбр.
Ви таки меня мертвецки удивляете!
Надежда Александровна "Тэффи" Лохвицкая.
Страшно удивляют меня мужики. Не все, некоторые.
Подозреваю, что таких "некоторых" на свете немало.
Наш герой - существо загадочное и таинственное. Считается, что хитрость, запутанность, склонность к недомолвкам - прерогатива баб-с. Неверно это!
Посмотрите на него. У него есть жена, и он НИКОГДА не скажет ей, что ему от неё нужно. То ли религия не позволяет добру молодцу, то ли это такой квест, который должна выполнить дражайшая половина, аки героиня старой сказки. За неимением реки, в которой плавают лезвия мечей и которую нужно преодолевать на мельничном жёрнове, - пусть поднатужится и сообразит, чего хочет муж.
Сам - не признается ни за что.
Будет жаловаться третьим лицам, ища взаимопонимания и сочувствия. И получит их. Но с появлением жены - заклеит рот и не выдаст тайны.
А ведь так просто, кажется, сказать:
- Маня! (Или, там, Ксюня!) Мне совершенно не хочется жрать на ужин борщ, перестань его стряпать немедленно. Меня уже тошнит от этих жирных, пахнущих жареным луком испарений! Я хочу горячие бутерброды.
И ещё, Ксюня, я хочу, чтобы в пятницу ко мне пришли мужики с отдела - на преф. Пулю распишем, поняла? А раз поняла - убери нах из залы свой идиотский ковёр - он мне никогда не нравился, между прочим. Свои грёбаные подушки и вязаную салфетку убери. Потому что, Ксюня, мы будем курить прямо в комнате. Оттого, что это, Ксюня, моя мечта - чувствовать себя в доме ХОЗЯИНОМ, а не приложением к интерьеру.
А ещё, Ксюня, я хочу минет. И чтобы ты не ходила при мне с синей глиной на лице. Каждый раз передёргиваюсь. Ощущение, что с Фантомасом живу.
Нет. Не скажет. Будет, морщась, нюхать борщевые пары. А потом покорно глотать, давиться горячей бурой жижицей. И только когда Ксюня примется жарить рыбу, задыхаясь, будто невзначай отворит форточку.
- Что окошко расхлебянил? - спрашивает Ксюня. - Холодно же!
- Подышать, - со смущённой улыбкой.
- Дай, закрою. Застудишься, - заботливо.
Утром рассказывает ребятам с отдела:
- Ка-аждый вечер эта рыба. Ка-аждый. У меня мамынька, бывало, говорила: когда в люди собираешься, никогда нельзя рыбу жарить, все волосы пропахнут. Ну, понюхайте голову, - наклоняется. - Воняет, да? Воняет, я знаю! Нарочно она её жарит, что ли? Неужели не понимает, что я это НЕНАВИЖУ.
И в этот момент - реальная ненависть в глазах.
Только в этот момент. Вообще-то он свою Ксюню любит, ценит:
- Хозяюшка... Заботливая такая. Хлопотунья. Старается, как умеет.
- Она меня кормит жирным и жареным, а у меня гастрит, мне ещё два года назад доктор признал. Могла она догадаться или нет? Я уж и так намекал, и этак. Не понимает!
Она, дура тупая, не понимает. Что ж, он найдёт ту, которая будет понимать. Только ради того, чтобы ПОНИМАЛА, спутается с немолодой, толстоватой, коротконогой. "В подмётки Ксюньке не годится!" - в курилке.
ЗАТО у той, другой, можно курить в комнатах, она готовит горячие бутерброды, заказывает по телефону пиццу и пиво, и делает минет. Королевский.
И гастрит в присутствии её пиццы ведёт себя тихо почему-то.
Потом Ксюня узнает об этом. Тут у женщин обычно включается догадливость, превосходящая всякие нормативы.
Ксюня сидит в своей зале, среди подушечек, под ковром, и ревёт.
- Что ты в ней нашёл? Ну что? Молодая, да?
- Брось, Ксюня! Да она тебе в подмётки не годится! Одну тебя люблю! Борщи твои... обожаю!
Ксюня ищет ответ в женских журналах. Находит какие-то советы, статьи, вороха seo-продукта - читательские отклики якобы. Впитывает.
Впитав, приваливается на супружеском ложе к изменщику:
- Хочешь минет?
- Ты с ума сошла, что предлагаешь, да приличная женщина никогда! да откуда ты узнала! теперь я понял - не Цоя слушать ты в восьмом классе к Серёге ходила!
Не вышло. Ксюня ревёт.
Он звонит друзьям, жалуется.
- Нет понимания, ты представляешь? Жизнь фактически прошла, а понимания как не было, так и нет!
- Слушай, ты на часы поглядел? Почти два часа, японский городовой!
- Какие часы? У меня жизнь рушится, я не знаю, что делать с Ксюней, мне нужен совет, ты можешь понять?!
- Могу, - отвечает бессердечный друг. - Иди-ка ты, бруда, нахрен!
Он спохватывается и рассыпается в извинениях. Как он мог настолько забыться, чтобы требовать от постороннего человека, чтобы тот его ПОНИМАЛ. Это - обязанность Ксюни.
Её, кста, вовсе даже и не Ксюней зовут...
Надежда Александровна "Тэффи" Лохвицкая.
Страшно удивляют меня мужики. Не все, некоторые.
Подозреваю, что таких "некоторых" на свете немало.
Наш герой - существо загадочное и таинственное. Считается, что хитрость, запутанность, склонность к недомолвкам - прерогатива баб-с. Неверно это!
Посмотрите на него. У него есть жена, и он НИКОГДА не скажет ей, что ему от неё нужно. То ли религия не позволяет добру молодцу, то ли это такой квест, который должна выполнить дражайшая половина, аки героиня старой сказки. За неимением реки, в которой плавают лезвия мечей и которую нужно преодолевать на мельничном жёрнове, - пусть поднатужится и сообразит, чего хочет муж.
Сам - не признается ни за что.
Будет жаловаться третьим лицам, ища взаимопонимания и сочувствия. И получит их. Но с появлением жены - заклеит рот и не выдаст тайны.
А ведь так просто, кажется, сказать:
- Маня! (Или, там, Ксюня!) Мне совершенно не хочется жрать на ужин борщ, перестань его стряпать немедленно. Меня уже тошнит от этих жирных, пахнущих жареным луком испарений! Я хочу горячие бутерброды.
И ещё, Ксюня, я хочу, чтобы в пятницу ко мне пришли мужики с отдела - на преф. Пулю распишем, поняла? А раз поняла - убери нах из залы свой идиотский ковёр - он мне никогда не нравился, между прочим. Свои грёбаные подушки и вязаную салфетку убери. Потому что, Ксюня, мы будем курить прямо в комнате. Оттого, что это, Ксюня, моя мечта - чувствовать себя в доме ХОЗЯИНОМ, а не приложением к интерьеру.
А ещё, Ксюня, я хочу минет. И чтобы ты не ходила при мне с синей глиной на лице. Каждый раз передёргиваюсь. Ощущение, что с Фантомасом живу.
Нет. Не скажет. Будет, морщась, нюхать борщевые пары. А потом покорно глотать, давиться горячей бурой жижицей. И только когда Ксюня примется жарить рыбу, задыхаясь, будто невзначай отворит форточку.
- Что окошко расхлебянил? - спрашивает Ксюня. - Холодно же!
- Подышать, - со смущённой улыбкой.
- Дай, закрою. Застудишься, - заботливо.
Утром рассказывает ребятам с отдела:
- Ка-аждый вечер эта рыба. Ка-аждый. У меня мамынька, бывало, говорила: когда в люди собираешься, никогда нельзя рыбу жарить, все волосы пропахнут. Ну, понюхайте голову, - наклоняется. - Воняет, да? Воняет, я знаю! Нарочно она её жарит, что ли? Неужели не понимает, что я это НЕНАВИЖУ.
И в этот момент - реальная ненависть в глазах.
Только в этот момент. Вообще-то он свою Ксюню любит, ценит:
- Хозяюшка... Заботливая такая. Хлопотунья. Старается, как умеет.
- Она меня кормит жирным и жареным, а у меня гастрит, мне ещё два года назад доктор признал. Могла она догадаться или нет? Я уж и так намекал, и этак. Не понимает!
Она, дура тупая, не понимает. Что ж, он найдёт ту, которая будет понимать. Только ради того, чтобы ПОНИМАЛА, спутается с немолодой, толстоватой, коротконогой. "В подмётки Ксюньке не годится!" - в курилке.
ЗАТО у той, другой, можно курить в комнатах, она готовит горячие бутерброды, заказывает по телефону пиццу и пиво, и делает минет. Королевский.
И гастрит в присутствии её пиццы ведёт себя тихо почему-то.
Потом Ксюня узнает об этом. Тут у женщин обычно включается догадливость, превосходящая всякие нормативы.
Ксюня сидит в своей зале, среди подушечек, под ковром, и ревёт.
- Что ты в ней нашёл? Ну что? Молодая, да?
- Брось, Ксюня! Да она тебе в подмётки не годится! Одну тебя люблю! Борщи твои... обожаю!
Ксюня ищет ответ в женских журналах. Находит какие-то советы, статьи, вороха seo-продукта - читательские отклики якобы. Впитывает.
Впитав, приваливается на супружеском ложе к изменщику:
- Хочешь минет?
- Ты с ума сошла, что предлагаешь, да приличная женщина никогда! да откуда ты узнала! теперь я понял - не Цоя слушать ты в восьмом классе к Серёге ходила!
Не вышло. Ксюня ревёт.
Он звонит друзьям, жалуется.
- Нет понимания, ты представляешь? Жизнь фактически прошла, а понимания как не было, так и нет!
- Слушай, ты на часы поглядел? Почти два часа, японский городовой!
- Какие часы? У меня жизнь рушится, я не знаю, что делать с Ксюней, мне нужен совет, ты можешь понять?!
- Могу, - отвечает бессердечный друг. - Иди-ка ты, бруда, нахрен!
Он спохватывается и рассыпается в извинениях. Как он мог настолько забыться, чтобы требовать от постороннего человека, чтобы тот его ПОНИМАЛ. Это - обязанность Ксюни.
Её, кста, вовсе даже и не Ксюней зовут...