Т-а-а-а-щ-е-е-е
Накрашенные, словно в последний путь, юные и красивые, старики и старухи, выцветшие платочки, палочки в руках, кто-то в обтягивающих аппетитную попку джинсах, пьяненькие, бутылки пива, дети в маечках, на велосипедах, роликах, читающие, разговаривающие, о чем-то спорящие, все на лавочках вокруг фонтана («Черт, ночью в нем снова купались бомжи!» - восклицает квадратная женщина с красным лицом и в оранжевом жилете), велосипедисты, мчащиеся через двор в Лосиный остров, несущаяся из припаркованных машин музыка. Все напоминает калейдоскоп, этакую иллюстрацию приближающегося лета, все подвижно, изменчиво, блестяще, как бьющая вверх вода, падающая на двух серебристых медведей. Глаз цепляется только за них, за полупрозрачную радугу, потому что к вечеру, и это очевидно, исчезнет все, кроме этого самого фонтана. Впрочем, нет. Возможно останется еще и Саша.
«Т-а-а-а-щ-е-е-е» - произносит он время от времени, перебивая этим то ли словом, то ли бессмысленным набором букв, словно запятой, свою плохо артикулированную, но довольно стройную речь.
Саша - инвалид. С руками-ногами все в порядке, зато в наличии имеются явные проблемы с головой. Он - наш дворовый сумасшедший, этакий залог стабильности и, как правило, покоя. Он знает все и про всех. Он предупреждает: «Вч-ч-чера мальчишки пытались о-о-отломать антенну на вашей м-м-машине. А я их п-прогнал. Сказал: голову от-т-торву». Или рассказывает: «Сёдня милиция забрала а-а-алкашей из соседнего п-п-подъезда. Д-у-у-р-а-к-и. Шли бы п-пить в лес». А потом говорит еще что-то, что трудно разобрать. И еще шутит, растягивая блестящие от серой вязкой слюны губы, сделавшие бы честь Маше Распутиной, и показывая нестройный ряд обломанных коричневых зубов.
Едва лишь выйдя во двор, мои дети оглядываются. Они побаиваются его, но всегда хотят, чтобы он подошел. Увидев Сашу, Соня и Лея кричат: «Саша, привет! Иди к нам!». И он идет, раскачиваясь из стороны в сторону, неловко размахивая ногами и выпячивая и без того огромную нижнюю губу.
Он улыбается: «Я очень л-л-люблю д-д-детей».
Саша никогда не идет к тем, кто может обидеть, обходя всех, кто с пивом или слишком громким смехом, стороной. Он шагает к нам, садится с нами на лавочку и вспоминает своего отца, зараз выпивавшего с матерью бутылку водки. Или рассказывает, как лежал в больнице. Жалуется, что сломался приемник, с которым он раньше не расставался. А потом играет с моими девочками. Я же говорю - они от него в восторге.
Может, потому что он не такой, как все? Может, им нравится как раз эта сумасшедшинка?
«Т-а-а-а-щ-е-е-е» - произносит Саша время от времени, а потом пытается поймать со смехом убегающую от него Соню.
Черт знает: возможно, и нам нравятся люди именно за их сумасшествие? Саша - крайний случай. Но ведь есть и другие, попроще.
…Но вот Саша отвлекается от детей. Остановившимся взглядом, словно змея, он смотрит на идущую мимо девушку. Саше около полтинника. В этот солнечный день в нем вовсю бурлят гормоны. «Х-о-ч-у-в-ы-е-б-б-а-ть», - на одном дыхании шепчет он. И я немедленно увожу девочек прочь.
Увы, сумасшествие имеет способность перерождаться. Причем, мгновенно.
Милейший человек вдруг становится безумцем, от которого стоит держаться подальше. Чужое сумасшествие начинает пахнуть опасностью.
Мы пересаживаемся на другую лавочку. Это так просто.
А через пять минут он снова подходит к нам - улыбаясь и держа наготове еще несколько дворовых историй. История с девушкой начинает казаться эпизодом из далекого прошлого. Дети смеются. Саша опять повторяет свое «т-а-а-а-щ-е-е-е».
Сумасшествие притягивает, даже несмотря на исходящую от него опасность, это несомненно. В чем причина? Неужели в уверенности, что поблизости всегда будет запасная лавочка? Или, начитавшись старинных книг, мы надеемся на чудо исцеления? Встань и иди… Бред! Т-а-а-а-щ-е-е-е.
А это, собственно, Саша:
Посмотреть на Яндекс.Фотках
«Т-а-а-а-щ-е-е-е» - произносит он время от времени, перебивая этим то ли словом, то ли бессмысленным набором букв, словно запятой, свою плохо артикулированную, но довольно стройную речь.
Саша - инвалид. С руками-ногами все в порядке, зато в наличии имеются явные проблемы с головой. Он - наш дворовый сумасшедший, этакий залог стабильности и, как правило, покоя. Он знает все и про всех. Он предупреждает: «Вч-ч-чера мальчишки пытались о-о-отломать антенну на вашей м-м-машине. А я их п-прогнал. Сказал: голову от-т-торву». Или рассказывает: «Сёдня милиция забрала а-а-алкашей из соседнего п-п-подъезда. Д-у-у-р-а-к-и. Шли бы п-пить в лес». А потом говорит еще что-то, что трудно разобрать. И еще шутит, растягивая блестящие от серой вязкой слюны губы, сделавшие бы честь Маше Распутиной, и показывая нестройный ряд обломанных коричневых зубов.
Едва лишь выйдя во двор, мои дети оглядываются. Они побаиваются его, но всегда хотят, чтобы он подошел. Увидев Сашу, Соня и Лея кричат: «Саша, привет! Иди к нам!». И он идет, раскачиваясь из стороны в сторону, неловко размахивая ногами и выпячивая и без того огромную нижнюю губу.
Он улыбается: «Я очень л-л-люблю д-д-детей».
Саша никогда не идет к тем, кто может обидеть, обходя всех, кто с пивом или слишком громким смехом, стороной. Он шагает к нам, садится с нами на лавочку и вспоминает своего отца, зараз выпивавшего с матерью бутылку водки. Или рассказывает, как лежал в больнице. Жалуется, что сломался приемник, с которым он раньше не расставался. А потом играет с моими девочками. Я же говорю - они от него в восторге.
Может, потому что он не такой, как все? Может, им нравится как раз эта сумасшедшинка?
«Т-а-а-а-щ-е-е-е» - произносит Саша время от времени, а потом пытается поймать со смехом убегающую от него Соню.
Черт знает: возможно, и нам нравятся люди именно за их сумасшествие? Саша - крайний случай. Но ведь есть и другие, попроще.
…Но вот Саша отвлекается от детей. Остановившимся взглядом, словно змея, он смотрит на идущую мимо девушку. Саше около полтинника. В этот солнечный день в нем вовсю бурлят гормоны. «Х-о-ч-у-в-ы-е-б-б-а-ть», - на одном дыхании шепчет он. И я немедленно увожу девочек прочь.
Увы, сумасшествие имеет способность перерождаться. Причем, мгновенно.
Милейший человек вдруг становится безумцем, от которого стоит держаться подальше. Чужое сумасшествие начинает пахнуть опасностью.
Мы пересаживаемся на другую лавочку. Это так просто.
А через пять минут он снова подходит к нам - улыбаясь и держа наготове еще несколько дворовых историй. История с девушкой начинает казаться эпизодом из далекого прошлого. Дети смеются. Саша опять повторяет свое «т-а-а-а-щ-е-е-е».
Сумасшествие притягивает, даже несмотря на исходящую от него опасность, это несомненно. В чем причина? Неужели в уверенности, что поблизости всегда будет запасная лавочка? Или, начитавшись старинных книг, мы надеемся на чудо исцеления? Встань и иди… Бред! Т-а-а-а-щ-е-е-е.
А это, собственно, Саша:
Посмотреть на Яндекс.Фотках