Пипика Засировна
Довольно известный в довоенной Абхазии художник Иван Павлович Цомая, или попросту дядя Ваня, как звал его я, по слухам, ходил в горы с самим Нестором Лакоба и был замечателен не только своей страстью к охоте, с которой приносил полную сумку вальдшнепов, и даже не тем, что, рассорившись вдрызг со своей женой, последние свои годы прожил в нашем доме на Каштаке.
Дядя Ваня был фанатом газет! И каким! «Зарю Востока» и «Советскую Абхазию» он прочитывал от корки до корки, смакуя каждую заметочку и выискивая чрезвычайно смешные строчки даже в самых серьезных текстах.
Возможно, именно это и объясняет то, что любимой газетной рубрикой Ивана Павловича был раздел некрологов.
- Опа-ра! - неожиданно восклицал он и всплескивал руками. - Родные скорбят о безвременной кончине Пипики Засировны!
И после повторял эту «Пипику Засировну» еще несколько раз, смакуя имя покойной и произнося его то так, то этак, пока не доводил всех домашних до настоящей истерики. А, достигнув желаемого эффекта, тут же продолжал знакомить нас с прочими умершими.
Это представление повторялось по несколько раз в неделю, потому что были и другие газеты, название которых стерлось из моей памяти. И я смеялся, потому что в исполнении дяди Вани это было действительно смешно, тем более что горечь потери близких была мне еще абсолютно незнакома в силу совершеннейшего малолетства.
Уже после я стал понимать, что сольные концерты седовласого живописца были не развлечением, а защитой, этаким ритуалом, защищавшим его самого от страха смерти, а еще - своеобразной данью памяти всем этим незнакомым людям, объединенным с ним общей кавказской кровью и местом жительства.
Для тех, кто приезжал в Абхазию впервые, отношение местных жителей к чьему-то уходу в мир иной вообще казалось немного странным. И если женщин в вечных черных одеждах еще можно было как-то объяснить, то белые нитки, размотанные вдоль улиц, по которым, якобы, душа покойного может найти дорогу, вызывали искреннее недоумение. Как и вот эта страсть к чтению некрологов, которой здесь были подвержены почти все...
Утверждать не берусь, однако, по слухам, самой рейтинговой программой телевидения Абхазии давно уже стала вот эта:
Моя тетя, к примеру, смотрит ее каждый день. Причем, по два раза - на русском и абхазском языках.
- Зачем? - спрашиваю я ее. И каждый раз не получаю внятного ответа. А потому сажусь около телевизора и смотрю, смотрю, смотрю на бегущие по экрану строки: «Муж, брат, дети скорбят по безвременной кончине…»
Признаться, без дяди Вани даже в самой забавной фамилии мне теперь не видится ничего смешного. Но, странное дело, как же эти строки завораживают!
В этом смысле, конечно, «Советской Абхазии» явно не хватает.
Дядя Ваня был фанатом газет! И каким! «Зарю Востока» и «Советскую Абхазию» он прочитывал от корки до корки, смакуя каждую заметочку и выискивая чрезвычайно смешные строчки даже в самых серьезных текстах.
Возможно, именно это и объясняет то, что любимой газетной рубрикой Ивана Павловича был раздел некрологов.
- Опа-ра! - неожиданно восклицал он и всплескивал руками. - Родные скорбят о безвременной кончине Пипики Засировны!
И после повторял эту «Пипику Засировну» еще несколько раз, смакуя имя покойной и произнося его то так, то этак, пока не доводил всех домашних до настоящей истерики. А, достигнув желаемого эффекта, тут же продолжал знакомить нас с прочими умершими.
Это представление повторялось по несколько раз в неделю, потому что были и другие газеты, название которых стерлось из моей памяти. И я смеялся, потому что в исполнении дяди Вани это было действительно смешно, тем более что горечь потери близких была мне еще абсолютно незнакома в силу совершеннейшего малолетства.
Уже после я стал понимать, что сольные концерты седовласого живописца были не развлечением, а защитой, этаким ритуалом, защищавшим его самого от страха смерти, а еще - своеобразной данью памяти всем этим незнакомым людям, объединенным с ним общей кавказской кровью и местом жительства.
Для тех, кто приезжал в Абхазию впервые, отношение местных жителей к чьему-то уходу в мир иной вообще казалось немного странным. И если женщин в вечных черных одеждах еще можно было как-то объяснить, то белые нитки, размотанные вдоль улиц, по которым, якобы, душа покойного может найти дорогу, вызывали искреннее недоумение. Как и вот эта страсть к чтению некрологов, которой здесь были подвержены почти все...
Утверждать не берусь, однако, по слухам, самой рейтинговой программой телевидения Абхазии давно уже стала вот эта:
Моя тетя, к примеру, смотрит ее каждый день. Причем, по два раза - на русском и абхазском языках.
- Зачем? - спрашиваю я ее. И каждый раз не получаю внятного ответа. А потому сажусь около телевизора и смотрю, смотрю, смотрю на бегущие по экрану строки: «Муж, брат, дети скорбят по безвременной кончине…»
Признаться, без дяди Вани даже в самой забавной фамилии мне теперь не видится ничего смешного. Но, странное дело, как же эти строки завораживают!
В этом смысле, конечно, «Советской Абхазии» явно не хватает.