pal/secam
По дороге на работу я смотрел на девушку. Это была симпатичная девушка. Красивая, можно сказать. Этакая большеглазая еврейка. Совсем молодая. Тонкий нос с горбинкой. Копна темных слегка вьющихся волос. "Очаровательнейшая жидовка", как любовно цитировал "Венецианского купца" один хороший человек.
Она о чем-то думала. Скорее всего, о чем-то приятном, потому что ее глаза вдруг засветились, и рот с отливающими перламутровым блеском пухлыми губами расплылся в трогательной улыбке. Она должна была засмеяться, окончательно преобразиться, и я ждал, когда она это сделает, потому что больше всего девушек украшает смех.
Она подняла голову, но... В ту же секунду, совершенно неожиданно и стремительно, ее улыбка стала исчезать, уступая место гримасе, которая бывает за мгновение до того, как человек зарыдает. Ее лицо сморщивалось и заострялось, ее подбородок мелко дрожал, на щеке появилась слеза, и вот уже на весь вагон метро раздалось рыдание.
Две секунды и - тишина.
Это была красивая девушка, и на нее смотрел все, кто стоял поблизости. Все были уверенны, что она зайдется в плаче, который не остановить. Но, вместо этого, она снова заулыбалась. Она смотрела на тех, кто смотрел на нее, и улыбалась, и поправляла волосы, и люди улыбались ей в ответ, и улыбнулся я, потому что стоял к ней ближе прочих. Думаю, что среди пассажиров этого вагона я первым заметил, как очередная улыбка внезапно снова уступила место выражению растерянности, растерянность - испугу, а испуг - отчаянию. Едва сдерживая крик, она выбежала в только что открывшиеся двери, и побежала прочь. Возможно, чтобы улыбнуться кому-то еще.
Она о чем-то думала. Скорее всего, о чем-то приятном, потому что ее глаза вдруг засветились, и рот с отливающими перламутровым блеском пухлыми губами расплылся в трогательной улыбке. Она должна была засмеяться, окончательно преобразиться, и я ждал, когда она это сделает, потому что больше всего девушек украшает смех.
Она подняла голову, но... В ту же секунду, совершенно неожиданно и стремительно, ее улыбка стала исчезать, уступая место гримасе, которая бывает за мгновение до того, как человек зарыдает. Ее лицо сморщивалось и заострялось, ее подбородок мелко дрожал, на щеке появилась слеза, и вот уже на весь вагон метро раздалось рыдание.
Две секунды и - тишина.
Это была красивая девушка, и на нее смотрел все, кто стоял поблизости. Все были уверенны, что она зайдется в плаче, который не остановить. Но, вместо этого, она снова заулыбалась. Она смотрела на тех, кто смотрел на нее, и улыбалась, и поправляла волосы, и люди улыбались ей в ответ, и улыбнулся я, потому что стоял к ней ближе прочих. Думаю, что среди пассажиров этого вагона я первым заметил, как очередная улыбка внезапно снова уступила место выражению растерянности, растерянность - испугу, а испуг - отчаянию. Едва сдерживая крик, она выбежала в только что открывшиеся двери, и побежала прочь. Возможно, чтобы улыбнуться кому-то еще.