Пыль, ч.21
125
На следующий день меня попросили написать заявление об уходе.
Я спросил, почему.
Мне ответили, что не собираются ничего объяснять.
Бородатый рассказ по большому секрету, что детектор лжи уверяет, будто я врал. Я пытался вспомнить, на какой из вопросов ответил «да» вместо «нет» или наоборот, но в голову так ничего и не пришло.
Одновременно со мной заявление сказали написать еще четырем журналистам и одному фотографу. Всех нас подозревали в измене.
126
Чрез пятнадцать минут бородатый позвал меня на кофе. Выбрав самый удаленный столик, он, выпив залпом пару чашек эспрессо и почесав ладонью нос, сказал, что дело совсем в другом.
Он спросил, знаю ли я, что почта всех сотрудников прочитывается службой безопасности. Потом спросил, зачем я писал об Араме своей жене. Затем сообщил, что распечатку всех моих писем несколько дней назад занесли в кабинет главреда.
Я поинтересовался, что там нашли криминального, но бородатый ответил, что это уже не важно. Даже личные впечатления о главном редакторе являются коммерческой тайной.
127
Когда я вернулся за свой стол, компьютер был уже опечатан. Провода от него лежали на полу. Отдел мистики рассказал: начальник охраны сделал это для того, чтобы, уходя, я не переписал никакой секретной информации.
Мне казалось, что в этот момент я должен был испытать боль, потому что до голого землекопа мне далеко, или, что более приятно, ему далеко до меня, однако больно почему-то не стало.
128
Зато в голову стали приходить чудесные заголовки. Например, такие:
- Известный журналист попал в центр шпионского скандала.
- Для Светлова померк свет.
- Роковой детектор журналиста.
- ЛОЖЬный след (заголовки, в которых в одном слове прятались бы два, пусть и с ошибками, тут особо любят - возможно, потому, что в них ясно виден мозговой штурм авторов).
- Светлая боль.
- И, наконец, Мистический детектор.
129
Я хотел поделиться этим с Арамом, чтобы оставить о себе хорошую память, но он решил со мной не прощаться.
Из своего стола мне разрешили забрать только блокнот. Едва он оказался в моих руках, как из него вывалился какой-то помятый листок.
Я развернул его. На меня сердито посмотрел главный редактор со съехавшими ушами.
Мне казалось, что этот рисунок давным-давно пропал, но вот же. В том, что он нашелся именно сейчас, явно была какая-то мистика.
Я спросил у бородатого. Он сказал, что так оно и есть. Мистика повсюду, добавил он. Ты с ней еще обязательно столкнешься.
130
Брат не нашел в моем увольнении ничего страшного. Теперь у тебя появится время рисовать, успокоил он. Жена поинтересовалась, на что мы теперь будем жить. Я пообещал, что обязательно что-то придумаю, но не сразу, потому хочу понять, стоит ли мне снова заниматься тем, что я только что делал.
Я сказал, дай мне три месяца, мне нужно отдохнуть и забыть обо всех проклятиях, болях, видениях и ангелах.
Я сказал, что покрылся ангельской пылью, которую нужно стряхнуть.
Я закурил и снова смотрел на дым. Теперь он напоминал мне фигуру Джонни Деппа, на голове которого красовалась небольшая шляпа.
Я хотел рассказать об этом жене, но отчего-то не мог произнести ни слова и молчал, словно герой «Мертвеца».
На следующий день меня попросили написать заявление об уходе.
Я спросил, почему.
Мне ответили, что не собираются ничего объяснять.
Бородатый рассказ по большому секрету, что детектор лжи уверяет, будто я врал. Я пытался вспомнить, на какой из вопросов ответил «да» вместо «нет» или наоборот, но в голову так ничего и не пришло.
Одновременно со мной заявление сказали написать еще четырем журналистам и одному фотографу. Всех нас подозревали в измене.
126
Чрез пятнадцать минут бородатый позвал меня на кофе. Выбрав самый удаленный столик, он, выпив залпом пару чашек эспрессо и почесав ладонью нос, сказал, что дело совсем в другом.
Он спросил, знаю ли я, что почта всех сотрудников прочитывается службой безопасности. Потом спросил, зачем я писал об Араме своей жене. Затем сообщил, что распечатку всех моих писем несколько дней назад занесли в кабинет главреда.
Я поинтересовался, что там нашли криминального, но бородатый ответил, что это уже не важно. Даже личные впечатления о главном редакторе являются коммерческой тайной.
127
Когда я вернулся за свой стол, компьютер был уже опечатан. Провода от него лежали на полу. Отдел мистики рассказал: начальник охраны сделал это для того, чтобы, уходя, я не переписал никакой секретной информации.
Мне казалось, что в этот момент я должен был испытать боль, потому что до голого землекопа мне далеко, или, что более приятно, ему далеко до меня, однако больно почему-то не стало.
128
Зато в голову стали приходить чудесные заголовки. Например, такие:
- Известный журналист попал в центр шпионского скандала.
- Для Светлова померк свет.
- Роковой детектор журналиста.
- ЛОЖЬный след (заголовки, в которых в одном слове прятались бы два, пусть и с ошибками, тут особо любят - возможно, потому, что в них ясно виден мозговой штурм авторов).
- Светлая боль.
- И, наконец, Мистический детектор.
129
Я хотел поделиться этим с Арамом, чтобы оставить о себе хорошую память, но он решил со мной не прощаться.
Из своего стола мне разрешили забрать только блокнот. Едва он оказался в моих руках, как из него вывалился какой-то помятый листок.
Я развернул его. На меня сердито посмотрел главный редактор со съехавшими ушами.
Мне казалось, что этот рисунок давным-давно пропал, но вот же. В том, что он нашелся именно сейчас, явно была какая-то мистика.
Я спросил у бородатого. Он сказал, что так оно и есть. Мистика повсюду, добавил он. Ты с ней еще обязательно столкнешься.
130
Брат не нашел в моем увольнении ничего страшного. Теперь у тебя появится время рисовать, успокоил он. Жена поинтересовалась, на что мы теперь будем жить. Я пообещал, что обязательно что-то придумаю, но не сразу, потому хочу понять, стоит ли мне снова заниматься тем, что я только что делал.
Я сказал, дай мне три месяца, мне нужно отдохнуть и забыть обо всех проклятиях, болях, видениях и ангелах.
Я сказал, что покрылся ангельской пылью, которую нужно стряхнуть.
Я закурил и снова смотрел на дым. Теперь он напоминал мне фигуру Джонни Деппа, на голове которого красовалась небольшая шляпа.
Я хотел рассказать об этом жене, но отчего-то не мог произнести ни слова и молчал, словно герой «Мертвеца».