Трудно понять, какое в точности место занимали женщина и ребенок в семье как первичной общности. Без сомнения, женщина находилась в подчиненном положении. Она не была в чести в этом мужском, военном обществе, чье существование постоянно было под угрозой и где, следовательно, плодовитость рассматривалась скорее как проклятие, чем как благо. Христианство сделало очень мало для улучшения ее материального и морального статуса. Ведь на ней лежала основная вина за первородный грех. Из всех видов дьявольского искушения именно женщина была наихудшим воплощением зла. «Муж есть глава жены» (Эф. 5,23) - христианство верило этим словам апостола Павла и учило по ним.
Повышение статуса женщин наиболее ярко читается в культе Девы Марии, расцветшем в XII-XIII вв., поворот в христианской спиритуальности подчеркивал искупление греха женщин Марией, новой Евой. Этот поворот видентакже и в культе Магдалины, получившем развитие с XII в., как показывает история религиозного центра в Везелее. Но реабилитация женщины была не причиной, а следствием улучшения положения женщины в обществе. Роль женщин в средневековых еретических (например, катары) или параеретических (например, бегинки) движениях была знаком неудовлетворенности отведенным им местом.
Впрочем, констатация презрения по отношению к женщине нуждается в уточнениях. Хотя женщина и не считалась столь же полезной в средневековом обществе, как мужчина, но тем не менее она играла важную роль в экономической жизни и помимо своей функции деторождения. В классе крестьян в работе она была почти тождественной, если не равной мужчине.
Когда Гельмбрехт пытается убедить свою сестру Готлинду бежать из дома отца-крестьянина, чтобы выйти замуж за
«вора», с которым она заживет как госпожа, он говорит ей: «Если ты выйдешь за крестьянина, то не будет
женщины тебя несчастнее. Тебе надо будет прясть, трепать лен, сучить нить, дергать свеклу».
Занятия женщин высшего класса были хотя и более «благородными», но не менее важными. Они стояли во главе
гинекеев, где изготовление предметов роскоши - дорогих тканей, вышивок обеспечивало большую часть потребностей в одежде сеньора и его людей. Не только разговорный язык, но и язык юридический для обозначения разных полов называл их: «люди меча» и «люди прялки». В литературе поэтический жанр, связанный с женщинами и обозначенный П. Лежентийем как «песни о женщине», получил название «песни полотна», то есть распеваемые в гинекеях, в прядильных мастерских.
Когда между IX и XI вв. высший слой хозяйственного класса, «laboratores», добился известного социального продвижения, то это коснулось и женщин, принадлежащих к данной категории.
Хотя рождение девочек в средние века и не вызывало особой радости, все же у нас нет оснований подозревать эту эпоху в детоубийстве, как иные женоненавистнические общества. Пенитенциалии, перечислявшие длинный список жестоких и варварских обычаев, как правило, молчат по этому поводу. С другой стороны, женщины из высших слоев общества всегда пользовались определенным уважением. Во всяком случае, некоторые из них. Наиболее известные дамы вошли в литературу.
Берта, Сибила, Гибур, Кримхильда и Брунхильда, различные по характеру и судьбе, мягкие и жестокие,
несчастные и счастливые, они стоят на первом плане в ряду героинь.
В эпоху Средневековья не проявляли большого интереса к беременной женщине. Она не становилась объектом какой-либо специальной заботы. Причем подобное равнодушие или, вернее, нейтральное отношение к беременным
наблюдалось независимо от того, принадлежала ли женщина к верхам или низам общества.
Людовик Святой, например, взял с собой жену в крестовый поход, во время которого - в разгар военной кампании - она забеременела. Когда король попал в плен к египтянам, его жена, находившаяся на девятом месяце, собирала выкуп, дабы его вызволить. И ее положение никого не интересовало.
Отсутствие внимания к беременной женщине подтверждает и несчастный случай с женой Филиппа Храброго, сына и наследника Людовика Святого. Она последовала за мужем в последний крестовый поход в Северную Африку и
сопровождала его, когда он, тогда уже король, возвращался во Францию. После плавания из Туниса на Сицилию
путешествие продолжалось сухопутным путем. В Калабрии во время переправы через поднявшийся от дождя поток
королева упала и погибла вместе с ребенком, которого вынашивала. Итак, никакого особого отношения к беременной женщине даже высокого ранга не существовало. А о крестьянках, которые во время беременности продолжали работать, нечего и говорить.
![](http://s019.radikal.ru/i605/1206/54/81d45624b834.jpg)
Прагматичное Средневековье едва замечало ребенка, не имея времени ни умиляться, ни восхищаться им. Да и ребенок часто не имел дедушки - столь привычного для традиционных обществ воспитателя. Слишком мала была
продолжительность жизни в средние века. Едва выйдя из-под опеки женщин, не относившихся серьезно к его детской сущности, ребенок оказывался выброшенным в изнурительность сельского труда или в обучение ратному делу. Это подтверждают и жесты. «Детство Вивьена», «Детство Сида» рисуют очень юного героя уже как молодого человека - скороспелость была обычным явлением в примитивных обществах.
Ребенок попадает в поле зрения лишь с возникновением семьи, характеризующейся совместным проживанием тесной группы прямых потомков и предков, которая появилась и получила распространение с развитием города и класса бюргерства. Ребенок был порождением города и бюргерства, подавивших и сковавших самостоятельность женщины. Она была порабощена домашним очагом, тогда как ребенок эмансипировался и заполонил дом, школу, улицу.
Одна из причин безразличия к ребенку - всеобщая безграмотность. В то время отсутствовала сама идея образования ребенка как подготовки его к жизни во взрослом мире: школы не разделяли учебный материал по сложности в соответствии возрасту ученика, детям не прививали брезгливости и не обучали гигиеническим нормам. Не было также стыдливого отношения к сексуальной жизни взрослых. Единственная граница, отделяющая «маленького взрослого» от обычного взрослого - возраст 7-ми лет.
Считалось, что тогда человек окончательно овладевает всеми секретами речи, поэтому становиться полноценно
развитым существом.
Вторая причина сверхбыстрого взросления - демографические реалии: высокая рождаемость и большая детская
смертность. Считалось, что пока ребенок не вырастет и тем самым не докажет свою жизнеспособность, он попросту не должен вызывать у родителей особого внимания и интереса. Даже в XVI веке утрата ребенка не предусматривала траура.