Возвращение М. или М-ские зарисовки.
Лампа, покрытая паутиной, развивающейся на легком ветерке, освещала лестницу из розового камня и густой ковер зеленой травы перед дверью.
Перед домом, на траве, стоял белый пластиковый стол и шесть пластиковых зеленых стульев. Все, как бы замерло в танце, который внезапно что-то остановило. На столе лежала лопаточка для помешивания углей в мангале.
Стулья, покрытые пылью, стояли вразброс. Под столом лежала коробка из-под сигарет, и рядом с ней одиноко стоял бутылка из-под пива. Пыльная и кем-то давно забытая.
Скрипки сверчков только подчеркивали необитаемость и одиночество этого небольшого дома. Казалось, время остановилось перед этой дверью, не решаясь позвонить, дернув серебряный колокольчик.
По периметру двора лежал бетонный невысокий забор, чисто выбеленный и зарастающий сорными травами.
Забор был еще довольно теплым, забрав часть летнего изнуряющего зноя. Звезды, грустно мигая, смотрели вниз. Окна домов лениво созерцали сад распахнутыми темными проемами окон.
На заборе, вальяжно возлежал кот. Можно было подумать, что он спит, но из-под едва прикрытых век, мягким огнем мерцал желтый янтарь цепких глаз.
И лишь иногда, слегка вздрагивал самый кончик хвоста.
Кот неотрывно наблюдал за растущим почти напротив, кустом белладонны.
Его белые, похожие чем-то на остроконечные лилии цветки, медленно распускались после жаркого дня и испускали слабый, слегка удушливый аромат.
Лучи большой бледно-желтой луны освещали зеленовато-белые цветки, и голубые тени скрывались в самой глубине чашечек.
Вдруг, среди тишины этого заброшенного сада, раздался едва различимый вздох.
Кот напряг уши, но глаза по-прежнему прятались под пушистыми веками.
Вздох повторился. Большой бутон белладонны, грустно наклонив голову, смотрел вниз, на траву.
- Почему Вы, уважаемая, так печально вздыхаете? Вам холодно сегодня? - проурчал кот, не открывая век.
Прошла минутная пауза, после чего едва различимый голос, который можно было принять за беготню ящерицы по сухой траве, произнес:
- Мне плохо. Мне сегодня совсем плохо. Это произнес цветок.
Ветер прошуршал травой и поднялся к ветвям соседствующей сосны, и где-то замер среди ветвей, чтобы послушать ночную беседу.
- Да что с Вами такое приключилось? Вы больны? - широко раскрыв свои немигающие ярко-янтарного цвета глаза, спросил удивленно кот.
- Наверное, Вы правы... Да, я больна... Я очень больна, - прошептала Белладонна.
Кот, напряг уши и вытянул в струнку кончик хвоста, что говорило о большом внимании ко всему происходящему. Он вопросительно смотрел на большой поникший, широко раскрытый, цветок, пытаясь проникнуть в тайные мысли. По его лепесткам струились едва заметные струйки влаги... Нет... цветок плакал. Ему было стыдно признаться в своих слезах, но он ничего не мог с собою поделать. Слезы тихо стекали по стенкам бутона.
Кот легко и неожиданно, соскочил с забора и мягко вальсируя, подошел к цветку. Его глаза были серьезными и холодными.
- Сударыня, я право же, плохо понимаю язык цветов, но мне кажется, что Вы плачете? Могу я чем-нибудь помочь...?
- Да. Это слезы. Понимаете ли... Мне так неудобно все это говорить.
Хорошо, - вдруг решительно произнесла Белладонна... Я скажу.
Я...я ... влюблена.
И тяжелый, полный сожаления вздох закончил эту тираду.
Кот широко раскрыл свои огромные глазища. В них было удивление и легкая насмешка.
- Разве цветы умеют любить? - спросил он осторожно, - я впервые слышу об этом! Нет-нет, я не хочу Вас ни чем задеть, но... Знаете ли, это звучит странно.
.... А в кого это Вы, уважаемая, гм..., кот явно подбирал выражение, - влюбились, - произнес он, повторив слова цветка.
- Я не могу Вам сказать, это не моя тайна. Произнес упавшим голосом цветок, не обращая на нотки легкой насмешки в голосе кота.
- Это все так безнадежно. Так безнадежно...
Ветер соскочил с верхушки сосны и прошелестел где-то рядом, прячась под упавшей на траву газетой.
Сверчки новыми лирическими нотками просверлили ночную прохладу.
- Он прилетает сюда почти каждый день. Он такой красивый, сильный. Он поет мне песни и отдыхает в тени моих листьев днем. Я боялась тревожить его дневной сон. Вечером он улетает. И каждое утро я его жду и радуюсь, волнуюсь, зная, что увижу его. И, вдруг, что-то случилось и он больше не прилетает уже несколько дней. И мне так одиноко, и такая грусть в моем сердце. Где он, что с ним?
Так, перемежая свой рассказ тяжелыми вздохами, поделилась с котом Белладонна.
- Он не мог меня бросить среди этого пустынного двора, он не мог оставить меня. Наверное, есть какая-то причина? Но в моем сердце столько тоски и я, наверное, просто не выдержу, - продолжал печально цветок.
Кот прищурился, он не понимал, как можно было скучать по птице. С другой стороны, он хотел посочувствовать этому бледному, истерзанному сомнениями, цветку. Но его, избалованная сытой жизнью и мягкими подушками хозяйки, душа не воспринимала эти жалобы.
Тишина собирала вокруг нервозность сверчков. Шли долгие минуты. Кот молчал. Он пытался подыскать нужную фразу или слово, но этим только усугублял никем непрерываемую тишину.
- Мне кажется, - начал размеренно кот, - что, во-первых, тебе нужно успокоиться и поспать. А утром..., - он опять тщательно перебирал что-то в уме, - а утром голубь прилетит. Ты совсем истерзал себя своими страданиями.
И, удовлетворенно выдохнув воздух, он встал и потянулся. Цветок о чем-то молчал, он не произнес ни вздоха и ни слова в ответ. Его лепестки низко склонились над землей.
- Наверное, он заснул, - подумал про себя кот. И бесшумная тень пробежала вдоль террасы дома.
День прошел незаметно. Я слонялась по квартире, зная, что еще немного, и я уйду. За окнами стояла золотой, томный, теплый октябрьский вечер. Лучи теплого, ласкового солнца соприкасались с прохладой ветра. Был незабываемо-красивый, волнующий вечер.
Сердце медленно замирало в груди и с каждой новой пройденной минутой, что-то щекотало спину и замирало совсем далеко. Я считала минуты, старалась смотреть на часы, чтобы никто не заметил нетерпеливого блеска глаз.
Стрелка медленно подходила к четверти пятого. Буквально спиной я ощущала телефонный звонок... Но... привычный шум размеренного воскресенья продолжался, покрывая и путая мысли.
Я, чтобы не быть на виду, закрыла дверь своей комнаты и встала у окна, думая ни о чем, разглядывала деревья далеко на горизонте. Солнце приятно гладило лицо, порывы ветра приносили теплые волны, в душе изнывало беспокойство, которое я тщательно старалась заглушить.
Почему так иногда происходит. Все, когда-то, близкое мне и привычное, вдруг выпало из своего замкнутого, размеренного круга бытия…. И, вдруг, я стою перед настоящим и вокруг никого. Старые друзья, бывшие нормой мысли, какие-то мелкие повседневные дела... Вдруг это все оборвалось. И подхватывает новое течение и несет тебя по новому руслу, к новым друзьям, обнаруживая новые и незнакомые мысли. Сначала это пугает, а потом..., это входит в распорядок дня. Я вздохнула. Звонка все еще не было. Стрелка только-только успела дойти до двадцати минут.
Совсем пугающая мысль проскользнула: вдруг совсем ничего сегодня не будет?
Новая волна ветра ворвалась в открытое окно, и растрепало волосы.
Да... так вот, могу ли я забыть все, что было раньше? И нужно ли хранить прошлое в своем сердце? Но тех людей уже не вернуть, те события превратились в воспоминания. А я... я сейчас стою и жду Его звонка. Я никогда не была двуличной, а сейчас... Мое сердце разрывается и с таким волнением, жутким страхом жду этого звонка. Может быть, позвонить и отменить все? Отказаться? Но у меня не хватит силы воли, да и уже поздно....
Вдруг, как гром среди ясного неба, этот долгожданный звонок, резко разрывающий мысли и шум выходного дня.
Я вбежала в зал и схватила телефонную трубку.
Голос звучал еще совсем ново для меня и, казалось, что голос парил в тумане:
Ну, я жду тебя в пять... Ты успеешь?
Конечно, я успею, я была уже готова, я коротко и холодно произнесла: Да.
Схватила сумку, кивнула домашним и выскочила из двери.
Я люблю бежать вечером, на встречу падающему солнцу, когда листья приобретают тот самый неповторимый аромат, напоминающий о пришедшей осени. Когда небо выкрашено в ровный ярко-синий цвет, когда дни купают нас в теплом золоте солнца, вечера наполняют душу воспоминаниями, а ночи превращаются в хранителей тайн. Я люблю осень и то чувство, которое заставляет сильнее и тревожней биться сердце в груди, чувство, будто за спиной выросли крылья... Я буквально летела, легко скользя по дороге к метро.
Особенный запах метро, прохладный сквозняк, развивающий ткань широких брюк, огромные люстры под потолком. Я тороплю себя, я стараюсь придать своему лицу выражение спокойствия, но лихорадочный блеск глаз выдает мое состояние.
Поезд, по моему мнению, просто ползет, а не едет. Я слышу, как объявляют станции, и в мыслях лечу...
Наконец-то! Я доехала, я выпрыгиваю из вагона и, легко рассекая плечами толпу, поднимаюсь по лестнице на улицу. Потрясающий, переливающийся всеми красками осени, грандиозный вечер, улыбаясь, входил в этот город.
Листва издавала шелест, если бы все эти листья были словно из серебра.
Подростки, в коротких кожаных куртках и рваных джинсах, катались на роликах. Бесконечный поток поднимающихся и спускающихся в метро людей.
Опьяняющий воздух осени придавал мне сил, наполнял мои легкие, насколько это было возможно радостью и легкомыслием. Я глазами искала знакомый силуэт. И вот…, мое сердце сладко екнуло, все мое нутро буквально затрепетало: он стоял напротив и смотрел на меня. Его глаза внимательно следили за мной, а на губах светилась тихая искренняя улыбка. Я шла навстречу и ощущала себя маленькой беспомощной девочкой. Доверчивой, чистой и совсем-совсем незащищенной.
Кто мог бы подумать, глядя на мое довольное лицо и уверенную, жесткую манеру держать себя, что в душе я не находила себе места, я боялась лишний раз взглянуть в его глаза, я панически боялась случайно коснуться его руки и выдать себя, покраснев. В висках начинался пульсирующий танец, и я все еще пыталась успокоить себя и сдержать свои эмоции, стиснуть их, как в каменном замке, в своей груди.
Как передать красоту готовых упасть, слегка пожелтевших листьев? Как передать красоту скользящего из-за угла здания золотистого луча солнца и мягко ложащегося на тротуар? Как передать прелесть каждого уголка того парка, ту легкость, которую я испытывала в душе. Приятный теплый ветерок нежно, словно четки, перебирал мои волосы. Мы шли по такому знакомому бульвару, где мне была знакома каждая плитка, каждое дерево и ощущение счастья, воздушного, по-детски наивного счастья, разливалось в моей душе.
Мы прогуливались по центральному бульвару. Наш разговор непринужденно перетекал из одной темы в другую. Мы вышли к большому парку. Наступила пауза.
- Мне никогда не было так легко ни с кем, как с тобой, - закончил какую-то свою внутреннюю мысль Он.
- Я знаю, - прямо смотря в его умные, все понимающие глаза, ответила я.
Не думай, что это - самоуверенность, но я чувствую это. И я ценю твою открытость. И благодарю тебя.
Да, я чувствовала почти физически каждое его душевное состояние. И я видела, как он расцветает, подобно поникшему цветку после долгой грозы, увидевшему луч пробивающегося солнца. И мне было с ним удивительно легко, какая-то свежесть чувств, нетронутость красок, кристальная искренность наших отношений, - все это было удивительно легким и приятным. Как солнечный зайчик, передающий луч солнца и разбивающийся на полу на тысячу искорок.
Было ощущение, будто сидишь на берегу тихого безмолвного пруда и боишься пошевелиться, чтобы не вызвать даже легкую зыбь на его поверхности. Ты буквально сливаешься с тишиной и чистотой воды... Это как сладкий сон, забытье.
С другой стороны, я боялась брать слишком уверенные нотки, да и это было ни к чему, в наших отношениях. И я все время повторяла про себя: это скоро все пройдет и все растает, как дым. Это все-все так скоро исчезнет. Я больше никогда не пойду этой дорогой…. И это было самоуспокоением. Потому что, где-то очень глубоко потихоньку, хищно просыпалась совсем другая мысль и рождались совсем другие чувства. Но тогда я успокаивала себя мыслью о скором прекращении событий...
Солнце вбирало в свою палитру яркие густые краски и подобно настоящему художнику, кидала легкие мазки на асфальт, кроны деревьев, на дорожки в парке, посыпанные красным песком. Ветер раздувал свежесть, мои руки стали слегка зябнуть. Так же медленно прогуливаясь, наслаждаясь вечером, мы, наконец, добрели до театра, в который были заказаны на тот вечер билеты.
Публика уже начинала толпиться у входа. Какой-то мужчина, в дорогом костюме, нервно посматривал на часы и докуривал сигарету. Рядом звонко хихикая, стояла небольшая компания молодых людей.
- Зайдем или ты еще не решила? - спросил мой попутчик.
Но свежесть вечернего осеннего воздуха давала о себе знать и я не хотела оставаться на улице. Я согласилась, и мы вошли в театр.
Актер был довольно известным, зал был набит людьми. Глубокие, покрытые красным плюшем кресла были располагающе затягивающими в свои мягкие объятья. Свет погас, и началось представление. Я смотрела на актера и про себя только отметила, что он еще меньше ростом, чем я себе представляла.
Я смотрела какую-то часть спектакля, а потом поняла, что я совсем далеко, и совсем сижу не здесь. Вальс пульса набирал темп, по щекам разлилась горячая краска, я пыталась успокоить дыхание... Моя рука, лежащая спокойно на коленке, легко и мягко легла на подлокотник. Я не смотрела на него, но понимала, что он сейчас, здесь чувствует то же самое, а может быть еще и сильнее меня. Я буквально ощущала его горящий, полный желания и покорности взгляд, я была пронизана такой волной страсти и чувственности, что была готова задохнуться, принуждая себя дышать естественно. Я знала и была почти уверенна, что еще немного и моя рука ляжет на его ладонь, и была уверенна в том, что его рука ответит мне.... Но…, я так же мягко и непринужденно отвела свою руку назад и скрестила руки на груди.
- Как тебе спектакль? Ты не жалеешь, что пошла? - как в тумане звучал его вопрос-шепот.
- Нет, ведь всегда интересно посмотреть на оригинал, - ехидно улыбаясь, парировала я.
Наши взгляды встретились. Это было похоже на разряд шаровых молний. Но молний, заключенных в резервуар, который предохраняет каждую от шокового удара. Несмотря на бледность его кожи, щеки его порозовели, а глаза испускали тот самый обволакивающий, мягкий, мерцающий свет, против которого я становилась бессильной. Мне хотелось бесконечно окунуться в эти затягивающие, словно болото, глаза. Мне хотелось взять его ладонь в свою и почувствовать ответное тепло. Но усилием воли сдержала себя, зная, что все обрушится в миг, если я сделаю это. И сломается нечто большее. Сломается Принцип. И разобьется нетронутая гладь пруда...
Сказать по правде, я не была уверенна до конца: была ли это игра с его стороны? Мне было даже выгодней думать так, чем знать правду, от которой будет только тяжелее на сердце и больнее.
Где-то я чувствовала защищенность против стихии чувств и эмоций. Скоро, совсем скоро я исчезну из этого города. Пройдет время..., наше знакомство просто потеряет всякий смысл. Он забудет мое имя. И все встанет на свои места. Это так легко и так логично.
А сейчас я легкая и беззаботная, как мотылек танцующий вокруг зажженного фитиля. Вот только бы не обжечь свои полупрозрачные сиреневые крылья.
Начался второй акт спектакля. Я сцепила пальцы рук и запретила себе смотреть в его сторону. Пульс перебрался к кончикам ушей и, наверное, они смешно покраснели. Я стряхнула с себя томность чувственности и постаралась вникнуть в смысл происходящего на сцене. Спектакль был ужасно скучным, особенно в конце.
Иногда мы перекидывались критикой в адрес актеров. В моей душе раскидывало щупальца чувство безнадежности и какой-то внутренней подавленности, сожаления о прошедших минутах. Прошедших и утонувших вместе со сладко-вяжущей нотой в изнывающей груди. Спектакль окончился, погас разом и на миг весь свет. Я заставила себя очнуться, словно от продолжительного сна и встала с мягкого, полностью принимающего тело, кресла.
Свежий ночной воздух привел мои мысли в порядок, но не сердце, которое сладко замирало от каждого пройденного шага, бок о бок с ним.
Он расправил плечи и вздохнул глубоко всей грудью. Свет фонарей пришел на встречу солнечным лучам. Звезды начинали свое плаксивое мерцанье…. Ветер прохаживался по густым, желтеющим кронам деревьев.
Молодой месяц висел, почти касаясь верхушек высоких деревьев. Душа звала о помощи. И, было страшно, но так не хотелось сопротивляться. Хотелось плыть по теплым волнам нежности, смотреть и утопать в этих серых глазах и забыть обо всем.
Дорога обратно была погружена в молчание. Только перед домом, он, взглянув в ее грустные красивые глаза, сказал коротко и сухо: До свидания.
Она улыбалась насмешливо и дерзко.
Ее легкое: Пока, - разрывало нервы.
Она чувствовала слабость в ногах и заставила себя повернуться и быстро пойти.
Она знала, она была уверенна, что он стоит и смотрит ей вслед. Но оглядываться было нельзя. Это была ее примета с давних пор.
Она ускорила шаг, и только очень глубоко в груди заклокотала обида и слезы не разлившегося поцелуя.