(no subject)
ЯМЕЙ ПУРИМ. ДНИ ПУРИМА.
Вспоминания о докторе Гольдштейне הי’ד
Автор - Александр Шейнин (Аронин)
В тот год мы, наконец-то, перебрались из серо-асфальтового, «ультра-ортодоксального», «харедимного», иерусалимского Рамота Далет в поднебесную Бат-Айн, деревушку в Иудейских горах.
Поселились в вагончике-караване, стали вживаться в новую, озарённую естеством и духом, реальность ― в мир светлых, окрылённых, самоотверженных людей, в звуки и запахи ущелий, утренних туманов, прозрачных источников и сиреневых гор...
Бегство из психиатрической больницы «Тальбия», где я тогда специализировался, было вопросом времени: удушающая, пагубная, зловонная трясина этого околомедицинского заведения не оставляла мне шансов совмещать пребывание там с восторгом и вдохновением нового места. Ситуация с переездом напоминала глубокий вдох чистого воздуха, а струпья «Тальбии» и всё, что связано с ней, несомненно навсегда оставались за спиной. (см. Гибель Тальбии ― Тальбия, Тальбия ― Бат-Айн, мягкая посадка).
Доктор Сарна
Как и во многом другом, в профессиональном плане, в Бат-Айне немедленно открылись новые источники ― узнав о моём педиатрическом прошлом, местная медсестра тот час познакомила меня с главврачом «Национальной больничной кассы» «Леумит» д-ром Сарна, который, оценив меня чуть ироничным взглядом, сразу же предложил «попробовать»: «Зачем тебе эта «Тальбия», посмотри на себя, ты теперь поселенец, другая жизнь, другие заботы, нормальные люди, да и зарплата будет другой». Вероятно, он был хорошим психологом ― слова его запали мне в сердце, как когда-то монолог Ужа из горьковской «Песни о Соколе»:
«...А ты подвинься на край ущелья и вниз бросайся. Быть может, крылья тебя поднимут, и поживешь ты еще немного в твоей стихии».
С чуткого попустительства моего научного руководителя в «Тальбие» д-ра М. Р-ра, я стал частенько убегать оттуда на подработки в соседнюю поликлинику, вспоминая забытое, и готовя себе бегство с опостылевшего психиатрического поприща... Так д-р Сарна оказался моим добрым гением: прочитав как-то в Псалмах фразу «Сарну ми мишпатеха а-товим» ― (Отклонились мы от добрых Твоих Заповедей), я увидел в ней намёк: «Сарна (д р) от добрых твоих судов», что облегчило моё решение, о чём я НИКОГДА впоследствии не жалел и за что вечно благодарен и Б-гу и этому главврачу-администратору.
Окончательно уволившись из Тальбии, в январе 1994 г., я получил назначение педиатром в поселениях округа Гуш-Эциона, причём, дабы не упустить сей шанс, я схитрил, сказав, что якобы, имею машину, необходимую для работы… И так, до её приобретения, мне пришлось добираться на попутках даже в самые отдалённые поликлиники Нокдим, Маале-Амос и Мицад.
У Цвики Эноша ― тогдашнего секретаря поселения и наставника по Бат-Айну, я приобрёл старую «таранту» фирмы «Рено», («Рено» ― напоминало ивритское «рина́» ― радость). Так для радости и для смелости я украсил заднее стекло большим плакатом со стихами из Псалмов:
«...Ше ибоно Бейт а-Микдаш» ― «Да отстроится Храм...». Над рулём лежал «ХИТАС» (Книга Торы-Псалмов-Молитв), портретик Ребе и фотография прапрадеда моего Арье-Лейба...
A вскоре последовало предложение работы и в поселениях Хевронского Нагорья. Доктор Сарна продиктовал мне телефон ответственного врача того округа ― доктора Баруха Гольдштейна.
(Недавно ко мне на приём пришёл его сын со своим годовалым малышом ― внуком доктора Гольдштейна. Когда открылась дверь, ещё не зная фамилии вошедшего, я вздрогнул ― мне на мгновенье показалось, что вошёл сам доктор... ― так стал похож на него его сын. А ведь 20 лет прошло...)
Когда в назначенный час автобус привез меня в Кирьят-Арбу, на остановке меня встречал высокий бородатый, почти «иконописный» поселенец в типичных для этих краёв большой кипе и длинных цицит. Улыбаясь, он крепко пожал мне руку, представился: «Барух». Потом, хлопнув меня по плечу, отступил на шаг и, рассматривая с головы до ног, восторженно: «Вот так должен выглядеть еврейский врач ― с бородой, в кипе и с цицит!» Мы рассмеялись, разглядывая друг друга. Доктор Гольдштейн оказался «своим в доску». С первого мгновения он светился, озарял и заряжал энергией. «Ну, где бы нам поговорить спокойно обо всём?» ― сказал. И оглянувшись: «Пойдём-ка в иешиву, а заодно и помолимся вместе «минху»». Это было неплохим началом! Мы пришли в иешиву «Нир», забрались на верхние ряды почти пустого молитвенного зала и там, под сенью синагогальных сводов говорили о жизни, о святости места, о предполагаемой работе, о положении в стране, так немного познакомились.
Мы оказались одногодками, и у него, и у меня тогда было по четверо детей, даже жен наших звали одинаково. Разумеется, и корни его, как и мои, в Любавичах, только он вернулся на Святую Землю через Америку, а я прямиком из России.
продолжение и полный текст
https://z.berkovich-zametki.com/2018-znomer8-9-ashejnin/?fbclid=IwAR3Q0tvuegF9bRAZD-WORuGckYEUMucLO7aYxvKdv9i2-fUPs__8daFsoEc
Вспоминания о докторе Гольдштейне הי’ד
Автор - Александр Шейнин (Аронин)
В тот год мы, наконец-то, перебрались из серо-асфальтового, «ультра-ортодоксального», «харедимного», иерусалимского Рамота Далет в поднебесную Бат-Айн, деревушку в Иудейских горах.
Поселились в вагончике-караване, стали вживаться в новую, озарённую естеством и духом, реальность ― в мир светлых, окрылённых, самоотверженных людей, в звуки и запахи ущелий, утренних туманов, прозрачных источников и сиреневых гор...
Бегство из психиатрической больницы «Тальбия», где я тогда специализировался, было вопросом времени: удушающая, пагубная, зловонная трясина этого околомедицинского заведения не оставляла мне шансов совмещать пребывание там с восторгом и вдохновением нового места. Ситуация с переездом напоминала глубокий вдох чистого воздуха, а струпья «Тальбии» и всё, что связано с ней, несомненно навсегда оставались за спиной. (см. Гибель Тальбии ― Тальбия, Тальбия ― Бат-Айн, мягкая посадка).
Доктор Сарна
Как и во многом другом, в профессиональном плане, в Бат-Айне немедленно открылись новые источники ― узнав о моём педиатрическом прошлом, местная медсестра тот час познакомила меня с главврачом «Национальной больничной кассы» «Леумит» д-ром Сарна, который, оценив меня чуть ироничным взглядом, сразу же предложил «попробовать»: «Зачем тебе эта «Тальбия», посмотри на себя, ты теперь поселенец, другая жизнь, другие заботы, нормальные люди, да и зарплата будет другой». Вероятно, он был хорошим психологом ― слова его запали мне в сердце, как когда-то монолог Ужа из горьковской «Песни о Соколе»:
«...А ты подвинься на край ущелья и вниз бросайся. Быть может, крылья тебя поднимут, и поживешь ты еще немного в твоей стихии».
С чуткого попустительства моего научного руководителя в «Тальбие» д-ра М. Р-ра, я стал частенько убегать оттуда на подработки в соседнюю поликлинику, вспоминая забытое, и готовя себе бегство с опостылевшего психиатрического поприща... Так д-р Сарна оказался моим добрым гением: прочитав как-то в Псалмах фразу «Сарну ми мишпатеха а-товим» ― (Отклонились мы от добрых Твоих Заповедей), я увидел в ней намёк: «Сарна (д р) от добрых твоих судов», что облегчило моё решение, о чём я НИКОГДА впоследствии не жалел и за что вечно благодарен и Б-гу и этому главврачу-администратору.
Окончательно уволившись из Тальбии, в январе 1994 г., я получил назначение педиатром в поселениях округа Гуш-Эциона, причём, дабы не упустить сей шанс, я схитрил, сказав, что якобы, имею машину, необходимую для работы… И так, до её приобретения, мне пришлось добираться на попутках даже в самые отдалённые поликлиники Нокдим, Маале-Амос и Мицад.
У Цвики Эноша ― тогдашнего секретаря поселения и наставника по Бат-Айну, я приобрёл старую «таранту» фирмы «Рено», («Рено» ― напоминало ивритское «рина́» ― радость). Так для радости и для смелости я украсил заднее стекло большим плакатом со стихами из Псалмов:
«...Ше ибоно Бейт а-Микдаш» ― «Да отстроится Храм...». Над рулём лежал «ХИТАС» (Книга Торы-Псалмов-Молитв), портретик Ребе и фотография прапрадеда моего Арье-Лейба...
A вскоре последовало предложение работы и в поселениях Хевронского Нагорья. Доктор Сарна продиктовал мне телефон ответственного врача того округа ― доктора Баруха Гольдштейна.
(Недавно ко мне на приём пришёл его сын со своим годовалым малышом ― внуком доктора Гольдштейна. Когда открылась дверь, ещё не зная фамилии вошедшего, я вздрогнул ― мне на мгновенье показалось, что вошёл сам доктор... ― так стал похож на него его сын. А ведь 20 лет прошло...)
Когда в назначенный час автобус привез меня в Кирьят-Арбу, на остановке меня встречал высокий бородатый, почти «иконописный» поселенец в типичных для этих краёв большой кипе и длинных цицит. Улыбаясь, он крепко пожал мне руку, представился: «Барух». Потом, хлопнув меня по плечу, отступил на шаг и, рассматривая с головы до ног, восторженно: «Вот так должен выглядеть еврейский врач ― с бородой, в кипе и с цицит!» Мы рассмеялись, разглядывая друг друга. Доктор Гольдштейн оказался «своим в доску». С первого мгновения он светился, озарял и заряжал энергией. «Ну, где бы нам поговорить спокойно обо всём?» ― сказал. И оглянувшись: «Пойдём-ка в иешиву, а заодно и помолимся вместе «минху»». Это было неплохим началом! Мы пришли в иешиву «Нир», забрались на верхние ряды почти пустого молитвенного зала и там, под сенью синагогальных сводов говорили о жизни, о святости места, о предполагаемой работе, о положении в стране, так немного познакомились.
Мы оказались одногодками, и у него, и у меня тогда было по четверо детей, даже жен наших звали одинаково. Разумеется, и корни его, как и мои, в Любавичах, только он вернулся на Святую Землю через Америку, а я прямиком из России.
продолжение и полный текст
https://z.berkovich-zametki.com/2018-znomer8-9-ashejnin/?fbclid=IwAR3Q0tvuegF9bRAZD-WORuGckYEUMucLO7aYxvKdv9i2-fUPs__8daFsoEc