(no subject)
Это стихи Булата Окуджавы, когда-то перепечатанные мной в Живом Журнале из "Вестей" за 24 декабря 1992 года. Там была подборка стихотворений Булата Окуджавы с указанием, что подборка подготовлена Ларисой Герштейн. В её с Эдуардом Кузнецовым доме гостил Булат Шалвович зимой 1992-1993 гг.
* * *
Тель-авивские харчевни,
Забегаловок уют,
Где и днём и в час вечерний
Хумус с перцем подают.
Где горячие лепёшки
Обжигают языки,
Где от ложки до бомбёжки
Расстояния близки.
Там живет мой друг приезжий,
Распрощавшийся с Москвой,
И насмешливый, и нежный,
И снедаемый тоской.
Кипа, с темечка слетая,
Не приручена пока...
Перед ним - Земля Святая,
Та, другая, далека.
И от той, от удаленной,
Сквозь пустыни льется свет,
И ее, неутоленной,
Нет страшней и слаще нет.
...Вы опять спасетесь сами.
Бог не выдаст, черт не съест.
Ну, а боль навеки с вами,
Боль от перемены мест.
* * *
Что проку быть в миру загробном,
Туманы вечности клубя,
Святым, и ангелоподобным,
И непохожим на себя?
Я не пророк и не провидец,
И не ропщу, и не борюсь.
Я просто бедный очевидец
Событий, в коих сам варюсь.
Но, не подверженный гордыне
И обращённый к небесам,
Я ноги в кровь собью в пустыне
И расскажу, что видел сам.
* * *
В Иерусалиме первый снег.
Побелели улочки крутые.
Зонтики распахнуты у всех -
Красные и светло-голубые.
Наша жизнь разбита пополам,
Да напрасно счёт вести обидам.
Всё сполна воздастся по делам -
Грустным, и счастливым, и забытым.
И когда ударит главный час
И начнётся наших душ поверка,
Лишь бы только ни в одном из нас
Прожитое нами не померкло.
Потому и сыплет первый снег.
В Иерусалиме небо близко.
Может быть, и короток наш век.
Но его не вычеркнуть из списка.
* * *
Тель-авивские харчевни,
Забегаловок уют,
Где и днём и в час вечерний
Хумус с перцем подают.
Где горячие лепёшки
Обжигают языки,
Где от ложки до бомбёжки
Расстояния близки.
Там живет мой друг приезжий,
Распрощавшийся с Москвой,
И насмешливый, и нежный,
И снедаемый тоской.
Кипа, с темечка слетая,
Не приручена пока...
Перед ним - Земля Святая,
Та, другая, далека.
И от той, от удаленной,
Сквозь пустыни льется свет,
И ее, неутоленной,
Нет страшней и слаще нет.
...Вы опять спасетесь сами.
Бог не выдаст, черт не съест.
Ну, а боль навеки с вами,
Боль от перемены мест.
* * *
Что проку быть в миру загробном,
Туманы вечности клубя,
Святым, и ангелоподобным,
И непохожим на себя?
Я не пророк и не провидец,
И не ропщу, и не борюсь.
Я просто бедный очевидец
Событий, в коих сам варюсь.
Но, не подверженный гордыне
И обращённый к небесам,
Я ноги в кровь собью в пустыне
И расскажу, что видел сам.
* * *
В Иерусалиме первый снег.
Побелели улочки крутые.
Зонтики распахнуты у всех -
Красные и светло-голубые.
Наша жизнь разбита пополам,
Да напрасно счёт вести обидам.
Всё сполна воздастся по делам -
Грустным, и счастливым, и забытым.
И когда ударит главный час
И начнётся наших душ поверка,
Лишь бы только ни в одном из нас
Прожитое нами не померкло.
Потому и сыплет первый снег.
В Иерусалиме небо близко.
Может быть, и короток наш век.
Но его не вычеркнуть из списка.