(no subject)
УМЕЛ ЛИ ШОЛОХОВ ПИСАТЬ?
Автор - Григорий Аграновский.
https://nestoriana.wordpress.com/2017/11/12/td_sholohov-i-chernoucan/
«Летом 1955 года Суслов вызвал И.Черноуцана к себе в кабинет, где уже сидел Шолохов. Напомнил, что времена были сложные, и потому в “Тихом Доне” от издания к изданию многое изымалось. И теперь нужно восстановить то, что уже можно восстановить. Вместе с Шолоховым И.Черноуцан отправился в Вешенскую, прожил там больше месяца. По различным изданиям он сводил за день листа два (речь об авторских листах, где лист - 24 стандартных машинописных страницы - А.Ч), этот сводный текст перепечатывался на машинке, утром Игорь Сергеевич приносил очередную порцию на подпись Шолохову. И Шолохов подписывал машинопись, не читая»
(Владимир Радзишевский. Заложник «Тихого Дона».
Литературная газета, 1995, № 21, 24 мая).
Цитирую по: А. В. Огнёв. Михаил Шолохов в наше время. Тверь 1996.
http://www.tverlib.ru/tverbook3/ognev_sholohov.pdf
Как вспоминает в своем письме ко мне Алексей Игоревич Черноуцан, сын сотрудника ЦК КПСС Игоря Черноуцана, отец не сомневался в авторстве Шолохова.
Тем более должно было удивить Черноуцана, в прошлом ифлийца, а после фронта литературоведа, столь неписательское отношение к правке текста. Однако оно - твердое правило поведения мелкого налогового инспектора, осужденного в 1922-м за подделку финансовых ведомостей к расстрелу (!), и вскоре ставшего чекистом (завербован экономическим управлением ОГПУ), переведенным в Москву. Черновик - улика, а улик ни уголовнику, плагиатору, ни тем более чекисту, оставлять нельзя.
Из официальной биографии Шолохова. [В квадратных скобках неофициальные добавления]:
2 декабря 1921 пишет заявление о приеме на работу: «Заведывающему (так в тексте!) Заготконторы № 32». Определен помощником бухгалтера.
Февраль 1922 (по 26 апреля) командируется в Ростов на продкурсы.
В мае откомандирован станичным налоговым инспектором в станицу Букановскую. Знакомится с будущей женой Марией Громославской и ее сестрой Лидией.
31 августа 1922 приказом Верхне-Донского продовольственного комиссара [по доносу Марии Громославской] отстранен от должности за занижение налога станичникам и отдан под суд. Приговорен к высшей мере наказания, но [после того, как его сводили в овраг, якобы на расстрел] по ходатайству председателя Букановского ревкома Е. С. Журавлева приговор заменен на один год заключения условно. [На Дону, вероятно, тем же летом, состоялось знакомсто Шолохова с московским чекистом Львом Мироновым (свидетельство М.П. Шолоховой)].
В октябре 1922 из Каргинской уезжает в Москву. Разнорабочий.
Август 1923. Направляется биржей труда на должность счетовода жилищного управления № 803 на Красной Пресне. Живет в Георгиевском переулке, дом 2, кв. 5 [в квартире чекиста Льва Миронова].
Осень 1923. Первые два фельетона Шолохова опубликованы в «Юношеской правде». [С этого начинается раскрутка юного пролетарского классика.] Первые две книги «Тихого Дона» будут сданы в издательство в конце 1927 и выйдут в свет в 1928-м.
Никто никогда не видел Шолохова не только что работающим в архиве или библиотеке, но и вообще что-либо пишущим. Письма его написаны секретарями (в Вешенской те давали подписку о неразглашении). Его письма Сталину - аналитические записки, подготовленные группой близких к Шолохову донских чекистов, которая вела войну на уничтожение с другой местной чекистской группировкой, собиравшей компромат на Шолохова.
Правда, есть 600-страничная рукопись «Тихого Дона», фальсификат, имитирующий черновики и беловики романа, изготовленный задним числом для рапповской комиссии по плагиату. В переписывании участвовали жена Шолохова Мария Петровна, ее сестра и брат жены Иван Громославский. (Последнего Шолохов устроил потом на работу в органы наркомпроса в 1928 году, мотивируя это тем, что тот грамотный и Шолохов ему обязан, ведь он для Шолохова «переписал две первые книги романа».
Когда переписал? Видимо, еще в 1926, с крюковских, написанных по старой орфографии черновиков и беловиков. Об этом здесь:
https://nestoriana.wordpress.com/2017/10/07/rukopisi_shma/)
Принадлежит ли Шолохову основной почерк обнаруженной в 1999 году рукописи, мы не знаем. Сравнить не с чем. Почерковедческая и графологическая экспертизы, проведенные в ИМЛИ, исследователям недоступны. Вполне вероятно, что то, что мы принимаем за почерк Шолохова, - почерк Ивана Громославского.
Даже свои книги Шолохов никогда не подписывал на глазах тех, кому их дарил. Просил оставить до завтра. Мол, обдумаю подпись и пришлю из своих запасов, книжку можете не оставлять.
У того же А.В. Огнёва читаем: «Он не хранил своих черновиков, в частности, и потому, что, не уничтожай он их, в его кабинете, по его словам, “негде было бы повернуться. Ведь приходится по десять раз переписывать отдельные главы” (Советская Россия. 1985. 19 мая)».
Не были обнаружены шолоховские рукописи и во время войны, когда эвакуировали его домашнюю библиотеку из дома, в который попал снаряд. Нашли лишь несколько перечеркнутых листков бумаги:
http://bibliotekovedenie.rsl.ru/jour/article/view/229/320
В 42-м его библиотека не сгорела, она была эвакуирована. И пропала. Якобы вместе с рукописями. Но рукописей там не было (см. по ссылке выше). При этом Шолохов заявлял, что рукописи погибли при обстреле дома.
И особенно мил пассаж про то, как в 29-м году в московском буке молодой пролетарский гений осуществляет свою мечту разом «купить всю классику».
И как трогательно он уверен, что «вся классика» (мировая) - огромна, в ней аж триста томов. Замечательно и его восклицание после пропажи библиотеки, мол, «больше книг собирать не буду». Эти две случайные реплики куда больше говорят о Шолохове-читателе, чем вся дымовая завеса, вся непрозрачная легенда прикрытия, которой окружили полуграмотного поколения шолоховедов.
Впрочем, добавим, что какие-то советские танкисты в 42-м подобрали и позднее передали в Пушкинский Дом некоторое количество псевдочерновиков» «Тихого Дона» (из бумаг, относящихся ко времени работы рапповской комиссии по плагиату).
И еще о книгах из шолоховской библиотеки. Собственны его лжечерновики «Тихого Дона» украшены пометками (резолюциями самому себе) типа «переписать» или «сделать сильнее!». И ни одной маргиналии маргинального этого читателя на книгах из его библиотеки не обнаружено. И понятно, почему. Он их никогда не открывал.
* * *
Шолоховедам он рассказывал, что черновиками своих произведений кормит камин. По поводу беловиков не уточнял. Но оказалось, что и их в природе не существует. Только ушедшие в издательства машинописные копии. После смерти Шолохова оказалось, что ни в кабинете писателя, ни в недрах рабочего стола, вообще нет никаких рукописей. Ни единого клочка исписанной им бумаги.
Как сказали бы герои Федора Крюкова», этот сочинитель был человеком «не письменным».
Автор - Григорий Аграновский.
https://nestoriana.wordpress.com/2017/11/12/td_sholohov-i-chernoucan/
«Летом 1955 года Суслов вызвал И.Черноуцана к себе в кабинет, где уже сидел Шолохов. Напомнил, что времена были сложные, и потому в “Тихом Доне” от издания к изданию многое изымалось. И теперь нужно восстановить то, что уже можно восстановить. Вместе с Шолоховым И.Черноуцан отправился в Вешенскую, прожил там больше месяца. По различным изданиям он сводил за день листа два (речь об авторских листах, где лист - 24 стандартных машинописных страницы - А.Ч), этот сводный текст перепечатывался на машинке, утром Игорь Сергеевич приносил очередную порцию на подпись Шолохову. И Шолохов подписывал машинопись, не читая»
(Владимир Радзишевский. Заложник «Тихого Дона».
Литературная газета, 1995, № 21, 24 мая).
Цитирую по: А. В. Огнёв. Михаил Шолохов в наше время. Тверь 1996.
http://www.tverlib.ru/tverbook3/ognev_sholohov.pdf
Как вспоминает в своем письме ко мне Алексей Игоревич Черноуцан, сын сотрудника ЦК КПСС Игоря Черноуцана, отец не сомневался в авторстве Шолохова.
Тем более должно было удивить Черноуцана, в прошлом ифлийца, а после фронта литературоведа, столь неписательское отношение к правке текста. Однако оно - твердое правило поведения мелкого налогового инспектора, осужденного в 1922-м за подделку финансовых ведомостей к расстрелу (!), и вскоре ставшего чекистом (завербован экономическим управлением ОГПУ), переведенным в Москву. Черновик - улика, а улик ни уголовнику, плагиатору, ни тем более чекисту, оставлять нельзя.
Из официальной биографии Шолохова. [В квадратных скобках неофициальные добавления]:
2 декабря 1921 пишет заявление о приеме на работу: «Заведывающему (так в тексте!) Заготконторы № 32». Определен помощником бухгалтера.
Февраль 1922 (по 26 апреля) командируется в Ростов на продкурсы.
В мае откомандирован станичным налоговым инспектором в станицу Букановскую. Знакомится с будущей женой Марией Громославской и ее сестрой Лидией.
31 августа 1922 приказом Верхне-Донского продовольственного комиссара [по доносу Марии Громославской] отстранен от должности за занижение налога станичникам и отдан под суд. Приговорен к высшей мере наказания, но [после того, как его сводили в овраг, якобы на расстрел] по ходатайству председателя Букановского ревкома Е. С. Журавлева приговор заменен на один год заключения условно. [На Дону, вероятно, тем же летом, состоялось знакомсто Шолохова с московским чекистом Львом Мироновым (свидетельство М.П. Шолоховой)].
В октябре 1922 из Каргинской уезжает в Москву. Разнорабочий.
Август 1923. Направляется биржей труда на должность счетовода жилищного управления № 803 на Красной Пресне. Живет в Георгиевском переулке, дом 2, кв. 5 [в квартире чекиста Льва Миронова].
Осень 1923. Первые два фельетона Шолохова опубликованы в «Юношеской правде». [С этого начинается раскрутка юного пролетарского классика.] Первые две книги «Тихого Дона» будут сданы в издательство в конце 1927 и выйдут в свет в 1928-м.
Никто никогда не видел Шолохова не только что работающим в архиве или библиотеке, но и вообще что-либо пишущим. Письма его написаны секретарями (в Вешенской те давали подписку о неразглашении). Его письма Сталину - аналитические записки, подготовленные группой близких к Шолохову донских чекистов, которая вела войну на уничтожение с другой местной чекистской группировкой, собиравшей компромат на Шолохова.
Правда, есть 600-страничная рукопись «Тихого Дона», фальсификат, имитирующий черновики и беловики романа, изготовленный задним числом для рапповской комиссии по плагиату. В переписывании участвовали жена Шолохова Мария Петровна, ее сестра и брат жены Иван Громославский. (Последнего Шолохов устроил потом на работу в органы наркомпроса в 1928 году, мотивируя это тем, что тот грамотный и Шолохов ему обязан, ведь он для Шолохова «переписал две первые книги романа».
Когда переписал? Видимо, еще в 1926, с крюковских, написанных по старой орфографии черновиков и беловиков. Об этом здесь:
https://nestoriana.wordpress.com/2017/10/07/rukopisi_shma/)
Принадлежит ли Шолохову основной почерк обнаруженной в 1999 году рукописи, мы не знаем. Сравнить не с чем. Почерковедческая и графологическая экспертизы, проведенные в ИМЛИ, исследователям недоступны. Вполне вероятно, что то, что мы принимаем за почерк Шолохова, - почерк Ивана Громославского.
Даже свои книги Шолохов никогда не подписывал на глазах тех, кому их дарил. Просил оставить до завтра. Мол, обдумаю подпись и пришлю из своих запасов, книжку можете не оставлять.
У того же А.В. Огнёва читаем: «Он не хранил своих черновиков, в частности, и потому, что, не уничтожай он их, в его кабинете, по его словам, “негде было бы повернуться. Ведь приходится по десять раз переписывать отдельные главы” (Советская Россия. 1985. 19 мая)».
Не были обнаружены шолоховские рукописи и во время войны, когда эвакуировали его домашнюю библиотеку из дома, в который попал снаряд. Нашли лишь несколько перечеркнутых листков бумаги:
http://bibliotekovedenie.rsl.ru/jour/article/view/229/320
В 42-м его библиотека не сгорела, она была эвакуирована. И пропала. Якобы вместе с рукописями. Но рукописей там не было (см. по ссылке выше). При этом Шолохов заявлял, что рукописи погибли при обстреле дома.
И особенно мил пассаж про то, как в 29-м году в московском буке молодой пролетарский гений осуществляет свою мечту разом «купить всю классику».
И как трогательно он уверен, что «вся классика» (мировая) - огромна, в ней аж триста томов. Замечательно и его восклицание после пропажи библиотеки, мол, «больше книг собирать не буду». Эти две случайные реплики куда больше говорят о Шолохове-читателе, чем вся дымовая завеса, вся непрозрачная легенда прикрытия, которой окружили полуграмотного поколения шолоховедов.
Впрочем, добавим, что какие-то советские танкисты в 42-м подобрали и позднее передали в Пушкинский Дом некоторое количество псевдочерновиков» «Тихого Дона» (из бумаг, относящихся ко времени работы рапповской комиссии по плагиату).
И еще о книгах из шолоховской библиотеки. Собственны его лжечерновики «Тихого Дона» украшены пометками (резолюциями самому себе) типа «переписать» или «сделать сильнее!». И ни одной маргиналии маргинального этого читателя на книгах из его библиотеки не обнаружено. И понятно, почему. Он их никогда не открывал.
* * *
Шолоховедам он рассказывал, что черновиками своих произведений кормит камин. По поводу беловиков не уточнял. Но оказалось, что и их в природе не существует. Только ушедшие в издательства машинописные копии. После смерти Шолохова оказалось, что ни в кабинете писателя, ни в недрах рабочего стола, вообще нет никаких рукописей. Ни единого клочка исписанной им бумаги.
Как сказали бы герои Федора Крюкова», этот сочинитель был человеком «не письменным».