(no subject)
Из Facebook,
Автор - Денис ДРАГУНСКИЙ.
ПТИЧКИ (ИЗ ОЧЕНЬ СТАРЫХ ЗАМЕТОК)
Вдруг случается какая-нибудь ерунда, и отношения разлаживаются и охладевают. Хотя это сущая чепуха и мелочь.
В самом деле: если бы я внезапно узнал, что моя возлюбленная - агент британской разведки, или член женской секции Ку-Клукс-Клана, или была любовницей моего злейшего врага как раз в то время, когда он меня теснил и преследовал... хм! Даже интересно! Но вряд ли бы я резко ее разлюбил. Наоборот, это придало бы нашим отношениям некую пикантность.
Но вот какая история получилась у меня.
Когда-то, лет шестьсот тому назад, я любил одну во всех отношениях прекрасную девушку. Ну, в смысле женщину. Она была красива, но не просто, а признанно красива, то есть все вокруг, и старые приятели, и новые знакомые, согласно считали ее очаровательной, прелестной. Она была высоко образована и положительно умна. Она была прекрасно воспитана, отлично держалась в любой компании. Наконец, она была "из очень хорошей семьи" - уважаемая в своем кругу фамилия.
Но самое главное - она любила меня. Все эти сокровища были подарены мне.
Конечно, я сам был во всем виноват.
Я написал рассказ. И дал ей почитать.
Она взяла со стола остро очиненный карандаш и уселась в кресло; она была в халате; тонкая пачка машинописи лежала на ее перламутровом колене. Я на секунду забыл обо всем, кроме этого колена. Я стал у нее за спиной и положил ей руки на плечи.
- Не мешай! - засмеялась она.
- Не буду, - сказал я, прислонясь щекой к ее виску.
Она читала, по ходу дела исправляя опечатки. Да, там были пропуски букв. Например, "к сожлению". Или "послобеденный". Но ведь и так все понятно, зачем же отвлекаться на исправления? Мне это было странно.
Потом я увидел, что она ставит на полях галочки.
- Что это? - спросил я.
- Стиль, - сказала она, запрокинув голову. - Где надо поправить стиль, я ставлю птички.
Я склонился над ней, чтобы поцеловать ее - я стоял за спинкой кресла - и вдруг увидел ее лицо в перевернутом виде, мой умственный взор не поправил меня, и ее лицо показалось мне инопланетным, страшным: круглый выступ лба казался нижней челюстью без рта...
- Хорошо, - сказал я, зажмурившись. - Я поправлю, спасибо.
Вот, собственно, и все.
Дурацкое авторское самолюбие? Не знаю. Отнюдь не все мои друзья и подруги были в восторге от моих писаний. Я много раз встречал неодобрение или равнодушие, а также формальные или явно переслащенные похвалы. Не говоря об очень обидной "принципиальной товарищеской критике". Что не мешало ни дружбе, ни любви.
А эти птички прочирикали о нашем полном несовпадении.
Фьють-фьють.
ЛАМАИСТСКАЯ ЭТИКА И ДУХ ИНДУИЗМА (ИЗ СТАРЫХ ЗАМЕТОК)
Жили-были живописец Герасимов и скульптор Меркуров.
Оба - столпы социалистического реализма. Меркуров - создатель циклопических статуй Сталина, а Герасимов - автор бессмертного полотна "Два вождя после дождя".
Ближе к концу войны их вызвали куда надо и сказали, что им доверено изобразить нашего главного монгольского друга, маршала Чойбалсана. С натуры. Создать портрет на холсте и бюст в мраморе. И спросили, какой гонорар бы они сочли справедливым.
Деловитый Герасимов сказал:
- Пять тысяч рублей, как обычно.
А патетичный Меркуров всплеснул руками:
- Да что вы! О чем вы? Какие деньги? Для меня большая честь!
Когда портрет и бюст были закончены, Герасимову передали его гонорар.
А Меркурова просто от души поблагодарили.
Но назавтра у его мастерской остановился грузовик. Сотрудники монгольского посольства стали выгружать шубы и сапоги, шапки и рукавицы, а главное - копченую конину и вяленую баранину. Подарки от маршала Чойбалсана бескорыстному советскому скульптору. Это было очень кстати в голодной военной Москве. Узнав об этом, живописец Герасимов просто зубами скрипел от досады.
После войны Меркурова и Герасимова снова вызвали куда надо. На этот раз им было доверено изобразить на холсте и в бронзе нашего главного индийского друга, премьера Джавахарлала Неру.
На вопрос о гонораре Герасимов патетически вскричал:
- О чем вы? Какие деньги? Это для меня огромная честь!
Видя такое поведение коллеги, Меркуров деловито сказал:
- Как обычно. Пять тысяч рублей.
Когда бюст был изваян, а портрет написан, Меркурову передали его гонорар.
А Герасимову сказали спасибо. Хинди руси бхай бхай!
ГОЛЛАНДЦЫ, ФЛАМАНДЦЫ, ФРАНЦУЗЫ (ИЗ СТАРЫХ ЗАМЕТОК)
Иногда смотришь какой-нибудь альбом репродукций, и читаешь: картина пропала во время Второй мировой войны. Да, много погибло, конечно. Но немало тайком вывезено, и не только картин. В 1970 году я держал в руках и пораженно листал переплетенный в красный сафьян исчезнувший "лейпцигский экземпляр" библии Гутенберга (дело было в библиотеке МГУ). Слышал я многозначительные намеки насчет знаменитых "Каменотесов" Гюстава Курбе. Наверное, судьба многих исчезнувших творений такая: либо сгорели в бомбежках, либо молча лежат в тихих местах.
Но было и смешнее. В смысле, кошмарнее-абсурднее.
Знаменитый поэт-песенник Михаил Львович Матусовский рассказывал, как он летел из Германии на самолете, перевозившем трофеи для одного крупного военачальника. Майора Матусовского и еще нескольких офицеров просто прихватили с собой. Самолет был набит под завязку всяким антикварным добром. Картины были повсюду, просто кипами и внавал.
Летели очень низко, над лесистыми горами. Самолет болтало. Офицеров с непривычки тошнило. Что делать? На пол ведь не поблюешь.
- Когда совсем было нехорошо, - рассказывал Михаил Львович, - вытаскивали картину подходящую, небольшую, вот такую примерно, - он показывал прямоугольник в полметра шириной, - брали ее за раму, сапогом выдавливали холст, и из него сворачивали такой кулек... блевали туда, и наружу выкидывали. Рамы потом тоже выкинули, на всякий случай.
- И много вы их так? - спросил я.
- Да не я один, - сказал М.Л. - нас человек пять было. Каждый, наверное, штуки по две, по три...
- А вы их не запомнили? - спросил я.
Он долго и добродушно смеялся.
Автор - Денис ДРАГУНСКИЙ.
ПТИЧКИ (ИЗ ОЧЕНЬ СТАРЫХ ЗАМЕТОК)
Вдруг случается какая-нибудь ерунда, и отношения разлаживаются и охладевают. Хотя это сущая чепуха и мелочь.
В самом деле: если бы я внезапно узнал, что моя возлюбленная - агент британской разведки, или член женской секции Ку-Клукс-Клана, или была любовницей моего злейшего врага как раз в то время, когда он меня теснил и преследовал... хм! Даже интересно! Но вряд ли бы я резко ее разлюбил. Наоборот, это придало бы нашим отношениям некую пикантность.
Но вот какая история получилась у меня.
Когда-то, лет шестьсот тому назад, я любил одну во всех отношениях прекрасную девушку. Ну, в смысле женщину. Она была красива, но не просто, а признанно красива, то есть все вокруг, и старые приятели, и новые знакомые, согласно считали ее очаровательной, прелестной. Она была высоко образована и положительно умна. Она была прекрасно воспитана, отлично держалась в любой компании. Наконец, она была "из очень хорошей семьи" - уважаемая в своем кругу фамилия.
Но самое главное - она любила меня. Все эти сокровища были подарены мне.
Конечно, я сам был во всем виноват.
Я написал рассказ. И дал ей почитать.
Она взяла со стола остро очиненный карандаш и уселась в кресло; она была в халате; тонкая пачка машинописи лежала на ее перламутровом колене. Я на секунду забыл обо всем, кроме этого колена. Я стал у нее за спиной и положил ей руки на плечи.
- Не мешай! - засмеялась она.
- Не буду, - сказал я, прислонясь щекой к ее виску.
Она читала, по ходу дела исправляя опечатки. Да, там были пропуски букв. Например, "к сожлению". Или "послобеденный". Но ведь и так все понятно, зачем же отвлекаться на исправления? Мне это было странно.
Потом я увидел, что она ставит на полях галочки.
- Что это? - спросил я.
- Стиль, - сказала она, запрокинув голову. - Где надо поправить стиль, я ставлю птички.
Я склонился над ней, чтобы поцеловать ее - я стоял за спинкой кресла - и вдруг увидел ее лицо в перевернутом виде, мой умственный взор не поправил меня, и ее лицо показалось мне инопланетным, страшным: круглый выступ лба казался нижней челюстью без рта...
- Хорошо, - сказал я, зажмурившись. - Я поправлю, спасибо.
Вот, собственно, и все.
Дурацкое авторское самолюбие? Не знаю. Отнюдь не все мои друзья и подруги были в восторге от моих писаний. Я много раз встречал неодобрение или равнодушие, а также формальные или явно переслащенные похвалы. Не говоря об очень обидной "принципиальной товарищеской критике". Что не мешало ни дружбе, ни любви.
А эти птички прочирикали о нашем полном несовпадении.
Фьють-фьють.
ЛАМАИСТСКАЯ ЭТИКА И ДУХ ИНДУИЗМА (ИЗ СТАРЫХ ЗАМЕТОК)
Жили-были живописец Герасимов и скульптор Меркуров.
Оба - столпы социалистического реализма. Меркуров - создатель циклопических статуй Сталина, а Герасимов - автор бессмертного полотна "Два вождя после дождя".
Ближе к концу войны их вызвали куда надо и сказали, что им доверено изобразить нашего главного монгольского друга, маршала Чойбалсана. С натуры. Создать портрет на холсте и бюст в мраморе. И спросили, какой гонорар бы они сочли справедливым.
Деловитый Герасимов сказал:
- Пять тысяч рублей, как обычно.
А патетичный Меркуров всплеснул руками:
- Да что вы! О чем вы? Какие деньги? Для меня большая честь!
Когда портрет и бюст были закончены, Герасимову передали его гонорар.
А Меркурова просто от души поблагодарили.
Но назавтра у его мастерской остановился грузовик. Сотрудники монгольского посольства стали выгружать шубы и сапоги, шапки и рукавицы, а главное - копченую конину и вяленую баранину. Подарки от маршала Чойбалсана бескорыстному советскому скульптору. Это было очень кстати в голодной военной Москве. Узнав об этом, живописец Герасимов просто зубами скрипел от досады.
После войны Меркурова и Герасимова снова вызвали куда надо. На этот раз им было доверено изобразить на холсте и в бронзе нашего главного индийского друга, премьера Джавахарлала Неру.
На вопрос о гонораре Герасимов патетически вскричал:
- О чем вы? Какие деньги? Это для меня огромная честь!
Видя такое поведение коллеги, Меркуров деловито сказал:
- Как обычно. Пять тысяч рублей.
Когда бюст был изваян, а портрет написан, Меркурову передали его гонорар.
А Герасимову сказали спасибо. Хинди руси бхай бхай!
ГОЛЛАНДЦЫ, ФЛАМАНДЦЫ, ФРАНЦУЗЫ (ИЗ СТАРЫХ ЗАМЕТОК)
Иногда смотришь какой-нибудь альбом репродукций, и читаешь: картина пропала во время Второй мировой войны. Да, много погибло, конечно. Но немало тайком вывезено, и не только картин. В 1970 году я держал в руках и пораженно листал переплетенный в красный сафьян исчезнувший "лейпцигский экземпляр" библии Гутенберга (дело было в библиотеке МГУ). Слышал я многозначительные намеки насчет знаменитых "Каменотесов" Гюстава Курбе. Наверное, судьба многих исчезнувших творений такая: либо сгорели в бомбежках, либо молча лежат в тихих местах.
Но было и смешнее. В смысле, кошмарнее-абсурднее.
Знаменитый поэт-песенник Михаил Львович Матусовский рассказывал, как он летел из Германии на самолете, перевозившем трофеи для одного крупного военачальника. Майора Матусовского и еще нескольких офицеров просто прихватили с собой. Самолет был набит под завязку всяким антикварным добром. Картины были повсюду, просто кипами и внавал.
Летели очень низко, над лесистыми горами. Самолет болтало. Офицеров с непривычки тошнило. Что делать? На пол ведь не поблюешь.
- Когда совсем было нехорошо, - рассказывал Михаил Львович, - вытаскивали картину подходящую, небольшую, вот такую примерно, - он показывал прямоугольник в полметра шириной, - брали ее за раму, сапогом выдавливали холст, и из него сворачивали такой кулек... блевали туда, и наружу выкидывали. Рамы потом тоже выкинули, на всякий случай.
- И много вы их так? - спросил я.
- Да не я один, - сказал М.Л. - нас человек пять было. Каждый, наверное, штуки по две, по три...
- А вы их не запомнили? - спросил я.
Он долго и добродушно смеялся.