верхнетагильские зарисовки
У всех разный сдвиг по фазе, у меня - периодический уход в себя.
В это время пишется, фоткается, видится чуть больше, чем обычно.
Я гуляла по Верхнему Тагилу, зашла в храм, где меня крестили, наблюдала за местными жителями. С виду грустные, но внутри - открытые.
Этот мальчик незаметно влился в незнакомую для него толпу. Он грязный и замёрзший, но улыбчивый и общительный. Выплыв из одного скопления людей, он тут же нашёл себе новую компанию - рыбаков на мосту. Любезный дяденька с бородой дал подержать ему удочку.
Вот он, этот мост, с которого рыбачат мужики-рыбаки. Сейчас он пуст, время рыбалки окончено.
Другой рыбак, с велосипедом, пытается заговорить со мной.
- У тебя, - говорит, - объектив длиннее, чем моя удочка.
- Ага, - уныло киваю я на его улыбку и иду дальше.
Я нахожусь в группе людей, но как будто одна. С меня даже денег за проезд не берут. Меня кормят сосисками и бутербродами, а я молчу, ничего не рассказываю. Меня называют по имени, но я едва вспомню, как зовут большинство окружающих меня людей.
- Как дела, Женя?
- Нормально.
Они бегают, резвятся и смеются. Большинство из них - ребята с ограниченными возможностями здоровья. Счастливые, кричат:
- Фотографируй, фотографируй!
А я - в сторонке. И непонятно почему: пропахнуть костром боюсь или не хочу быть среди людей. Это выглядит как... как будто я не в себе. Все в себе, а я - нет.
Этот ничейный пёс пришёл на запах сосисок. Конечно, ему перепала своя доза вкусной еды, человеческой ласки, и в благодарность пёс провожал нас всех до автобуса в надежде, что кто-то его возьмёт с собой. Никто не взял.
- Иди домой, - сказал ему Серёжа.
Кто бы ещё подсказал ему, где его дом.
А потом я уснула.
Открыла глаза и поняла: я дома.
В это время пишется, фоткается, видится чуть больше, чем обычно.
Я гуляла по Верхнему Тагилу, зашла в храм, где меня крестили, наблюдала за местными жителями. С виду грустные, но внутри - открытые.
Этот мальчик незаметно влился в незнакомую для него толпу. Он грязный и замёрзший, но улыбчивый и общительный. Выплыв из одного скопления людей, он тут же нашёл себе новую компанию - рыбаков на мосту. Любезный дяденька с бородой дал подержать ему удочку.
Вот он, этот мост, с которого рыбачат мужики-рыбаки. Сейчас он пуст, время рыбалки окончено.
Другой рыбак, с велосипедом, пытается заговорить со мной.
- У тебя, - говорит, - объектив длиннее, чем моя удочка.
- Ага, - уныло киваю я на его улыбку и иду дальше.
Я нахожусь в группе людей, но как будто одна. С меня даже денег за проезд не берут. Меня кормят сосисками и бутербродами, а я молчу, ничего не рассказываю. Меня называют по имени, но я едва вспомню, как зовут большинство окружающих меня людей.
- Как дела, Женя?
- Нормально.
Они бегают, резвятся и смеются. Большинство из них - ребята с ограниченными возможностями здоровья. Счастливые, кричат:
- Фотографируй, фотографируй!
А я - в сторонке. И непонятно почему: пропахнуть костром боюсь или не хочу быть среди людей. Это выглядит как... как будто я не в себе. Все в себе, а я - нет.
Этот ничейный пёс пришёл на запах сосисок. Конечно, ему перепала своя доза вкусной еды, человеческой ласки, и в благодарность пёс провожал нас всех до автобуса в надежде, что кто-то его возьмёт с собой. Никто не взял.
- Иди домой, - сказал ему Серёжа.
Кто бы ещё подсказал ему, где его дом.
А потом я уснула.
Открыла глаза и поняла: я дома.