Пара слов о «ГрОбе»
Человек в очках для слепых за колючей проволокой - таким себя преподносил людям Егор Летов в 1980х годах.
Когда я был подростком, я заслушивался «Гражданской обороной», знал наизусть сотню их песен - но часто не вдумывался в смысл текстов, и принимал их на эмоциональном уровне, как образные ряды в нагрузку к музыке. Между тем творчество и особенно поэзия - это удобный способ заглянуть в бессознательное автора; в состоянии вдохновения он отключает защитные психологические механизмы (отрицание, игнорирование и т.д.) и достает из потаенных уголков души то, что там живет - и то, о чем его сознание не подозревает. Для летовской поэзии характерен вид хаотичного потока мыслеформ, напоминающий монолог человека на психоаналитическом сеансе по методу свободных ассоциаций. На таком сеансе аналитик позволяет пациенту расслабиться и говорить все, что придет на ум - не размышляя, не запрещая себе ничего - и в этом хаосе слов и образов находит проблему, которая угнетает психику человека и снижает качество его жизни. При использовании этого метода сознание человека не блокирует ассоциативные сигналы, так как сообщения из подсознания поступают не в прямой - а в символической, образной форме.
Есть несколько основных тем в творчестве Летова. Например, война. Частое упоминание солдат, майоров, шинелей, противогазов, окопов под огнем и так далее. Он и сам выступал на сцене в шинели, а затем в комиссарской кожанке. Или тема религии и веры в Бога. В восьмидесятые годы и в начале девяностых часто поднимались политические темы. Но самая главная, я бы даже сказал, навязчивая тема его творчества - смерть. Она присутствует в большинстве его песен в разных видах - убийство, суицид, апокалипсис, армагеддон, «кто сдохнет первым», «на рассвете без меня», и так далее. Зачастую смерть представляется как нечто радостное, как способ освобождения. «Я стрельну себе в висок - потекёт весёлый сок», «Суицид - пусть будет легко!». «Как и что обрел, объял летящий Башлачев - это знает моя свобода». Если бы такими были несколько песен, можно было бы считать это творческим методом, но тема смерти присутствует на протяжении всего творческого пути Летова, в резкой и навязчивой форме до начала девяностых - и смягченная, спрятанная за размытые образы - до самой гибели Егора. Даже название «Гражданская оборона» чаще всего сокращается до «ГрОб».
Причины такого состояния - и болезненность Егора в детстве, и неоднократные клинические смерти, перенесенные им, и, очевидно, тяжелые отношения с родителями. Его старший брат Сергей рассказывает о его бесконечных конфликтах с матерью, которая была «главной в семье» и военнослужащим отцом (принадлежность отца к армии могла наложить отпечаток на творчество Егора, породив частое обращение к «военной» теме). Недостаток любви и внимания со стороны родителей - даже более серьезная проблема, нежели детская болезненность. Неосторожно брошенное кем-то из родителей в адрес ребенка слово о нежеланности может стать основной сценария «не живи», при котором ребенок бессознательно стремится к смерти и это стремление остается на протяжении всей жизни, проявляясь в увлечении экстремальными видами спорта, неумеренном употреблении алкоголя и наркотиков и т.п. В комплекте часто идут сценарии «не чувствуй», «не будь близким», а также «не будь собой» - сценарий, связанный с неприятием себя. Все это вместе приводит как минимум к тяжелому неврозу. Неприятие Летовым себя выражалось, во-первых, в смене имени (при рождении получил имя Игорь), и сразу в нескольких кличках, одна из которых весьма красноречива: Дохлый. Клички он выдумывал себе сам. Название группы тоже менялось в разные годы. Во-вторых, в творчестве, особенно раннем - «мне насрать на мое лицо», «я выдуман напрочь». В-третьих, в невозможности сформулировать внятную и логичную философию собственного творческого пути, частую смену векторов, в том числе политических. Притом на интуитивном уровне у него с самого начала выработался свой неповторимый музыкальный и поэтический стиль, сохранившийся до конца.
Вот пример его ранней (написанной в возрасте около 20 лет) песни, в которой обращение к матери связано с ожиданием их совместной гибели.
Мама, мама - мы с тобой
Над землёю- под луной.
Тихо-тихо - снег идёт.
Кто-то плачет и поёт.
Слышишь, слышишь - тихий смех
Белый-белый - словно снег.
Кто-то плачет, кто-то спит,
Тот,кто плачет - не убит.
Снег закроет нам глаза.
Там, где память - там слеза.
Мы забудем свою боль.
Мы сыграем свою роль.
Мы покинем этот дом.
Мы замёрзнем и заснём.
Рано утром нас найдут,
Похоронят и убьют.
Сложно сказать каковы были отношения Егора с матерью, но они безусловно наложили отпечаток на его отношение к женщинам вообще. Тексты песен как самого Летова, так и Кузьмы, включенные в ранний репертуар «ГрОб» говорят о подавленной сексуальности: «Я ненавижу женщин», «Эй, бабища, блевани». Чем дальше, тем больше либидо в стихах Летова обрастает коннотациями извращенности, это нечто, вызывающее тошноту и омерзение. Здесь и некрофилия, и педофилия, и упоминание экскрементов, и т.д.
Я люблю голубые ладони
И железный занавес на красном фоне.
Сырые губы под вороньём,
И тела, изъеденные червём.
Я люблю глухое эхо
И гнилую жижу в моей голове,
Родную плесень икоты бля бу,
Я некрофил, я люблю себя.
Рождённому мёртвым -
Пришейте пуговицы вместо глаз,
Некрофилия, некрофилия,
Моя изнурённая некрофилия.
Любопытно, что при общей депрессивности и минорности большинства его песен 80-х годов, тексты, касающиеся авторской сексуальности как правило мажорные и как бы шуточно-скабрезные. В действительности, это логично: веселье выступает как инструмент преодоления неосознаваемого барьера - того, что диктует отношение к сексу, как чему-то извращенному. Иногда и страх смерти у Летова напрямую связывается с сексом («нам пора кончать - нас пора кончать», «кто сдохнет первым? кто кончит первым?»). Иногда текст выглядит как сюрреалистический поток слов, но поддается анализу. Вот пример того, как автор заглядывает в свои скрытые области души:
Самодельный глухой коридор (путешествие в подсознание)
Самовольный поход наугад (обход психологического барьера)
Похотливо гнилой помидор (образ того, что скрыто в подсознании - оно одновременно сексуально возбуждает и вызывает отвращение)
Хохотливое бегство назад (побег обратно за барьер)
Кто-то влез на табуретку
На мгновенье вспыхнул свет-
И снова темно, и снова темно. (на миг подсознание осветилось светом и сразу снова было скрыто от рассудка тьмой).
Темы чувств и любви в тот период присутствуют редко и только в отрицательном виде: «любовь или страх, любовь или страх? - страх!». Из того периода творчества приходит на ум всего раз, когда Летов говорит о своей способности к любви что-то внятное и вполне красноречивое:
«А свою любовь я собственноручно
Освободил от дальнейших неизбежных огорчений -
Подманил ее пряником,
Подманил ее пряником,
Изнасиловал пьяным жестоким ботинком,
И повесил на облачке, словно ребёнок
Свою нелюбимую куклу.»
С конца восьмидесятых годов стиль Летова начинает смягчаться, и в девяностые оно уже гораздо спокойнее, тема смерти становится прозрачнее, ритм музыки замедляется, появляются различные «Плюшевые мишутки», «Глупые мотыльки», «Детские песенки» и т.п. Это можно связать как с потеплением политического климата в стране, так и с тем, что у Летова появилась Янка, а затем и другие женщины, которые смогли вытерпеть его тяжелый характер и жили с ним. Бунтарский дух его некоторое время был жив, но после разочарования в политике и он повыветрился. Творчество претерпевало метаморфозы. Например, о любви он под конец говорит уже куда спокойнее, но ощущается, что это по-прежнему для него что-то труднодостижимое и опасное:
Снега провожают дикий и лихорадочный поход,
Вечерние густые лики, безостановочный народ,
Бессмертные и живые в одной оскаленной цепи,
А вдруг всё то, что ищем -
далеко за горизонтом на смертельной истребительной дороге всё на север
Вселенская Большая Любовь
Моя секретная калитка в пустоте.
Обложка музыкального альбома: хаос ярких образов, спрятанный в центре портрет бесцветный портрет ребенка, часы - как символ вечности, и змея как образ смертельной угрозы.
Психологический портрет Летова после всего вышеописанного кажется очень мрачным, но надо сказать что эти проблемы были только частью его внутреннего мира. Инстинктивная тяга к жизни, любви и счастью все равно была сильней. И это тоже видно по его творчеству. Мрачная и светлая части в нем боролись - и во второй половине творческого пути светлая скорее побеждала. Он не был ни сумасшедшим ни опасным для окружающих человеком - но он нес на душе раны и кричал о них, и потому его творчество так популярно именно среди подростков или людей, в душе ощущающих себя таковыми в любом возрасте. Но невроз подтачивал его здоровье, заставлял глушить дискомфорт алкоголем и наркотой - и в результате привел к ранней смерти.
И такая судьба - не редкость для творческих людей. Сценарии «не чувствуй» и «не живи» достались многим рок- и панк-музыкантам, например, Курту Кобейну или Александру Башлачеву. И сложно сказать, раскрылся ли бы их талант в полной мере, если бы не их психологические проблемы, от которых они бежали в музыку.
Зоркие окна...
Кто согреет зоркие окна?
Пожалей беззвучными словами
Своего оловянного Христа
Жадные пальцы...
Кто накормит жадные пальцы?
Обними голодными руками
Своего неспасённого Христа
Беглые тени...
Кто поймает беглые тени?
Спеленай надёжными цепями
Своего безнадёжного Христа
Скользкие вены...
Скользкие тревожные вены
Поцелуй холодными губами
Своего зазеркального Христа
Круглое небо...
Кто накажет круглое небо?
Задуши послушными руками
Своего непослушного Христа.
