Про Николая Васильевича Гоголя
Николай Васильевич Гоголь часто и очень сильно хотел устроиться на государственную, лучше даже придворную должность.
И в этом я вижу очень много здравого. Манерная ситуация, при которой творец сутулой вороной обязан сидеть в стороне от активной жизни мира и всяко демонстрировать только причуды творческого недуга, мне кажется отвратительной.
Поэт, пока его не требует "к священной жертве Аполлон", он, на мой параноидальный вкус, обязан активно вмешиваться во всё, что увидит по дороге. Подойти, поворошить и вмешаться. Отрывисто дать приказ. Снять часы с арестованного. Вернуться и ногами замесить наиболее ехидного старичка. Так мы, публика, получаем и творения и поучительные нравственные уроки.
Николай Васильевич жил, например, в Риме. В Риме он переписывал "Тарасу Бульбу", создавая для нас наше же "Илиаду". В Риме он писал "Мертвые души". В Риме его охмуряли иезуиты, а он над ними смеялся звонко.
В Риме Гоголю было хорошо. Развалины, традиции, приятный народ, салоны аристократии, которая любила Гоголя к себе зазывать, климат, возможность представляться разными именами, всё, решительно всё, в Риме было Гоголю по душе.
В Риме Николай Васильевич был крайне элегантным жантильомом. На фотокарточке из Рима Николай Васильевич - это просто обложка, а не человек. В руке цилиндр, белые перчатки, моднейший сюртук. Волосы уложены эффектнейше. Жилеты такие носил, что черт его знает, кто их и выдумывал для Гоголя, такие жилеты! Синие, голубые, бежевые, алые, со звездами, в полоску, с отворотами, без отворотов, с "лоском из проплетеного шелка", "распашные и глуховатые" - вот такие жилеты, чтоб лопнули совсем мои очи, какие жилеты.
С деньгами у Гоголя ситуация было чуть хуже. Т.е. деньги, конечно, были. И были в количестве, который в Вологде сочли бы даже за непристойность какую: столько денег живых на руках! Но хотелось Гоголю денег больше, потому как Николай Васильевич был человеком, заботящимся о других. Нам это понять сложно, просто примем на веру.
Для того, чтобы помогать людям Н.В.Гоголь предпринимал эффектные шаги.
Надумал вдруг читать за деньги своего "Ревизора". Надо было помочь художнику Шаповаленко, бывшему крепостному Капниста. Шаповаленко приехал в Рим и, что называется, увлекся. Шаповаленко, как любезно напишет о нём другой художник Иванов (автор "Явления Мессии") : мог работать только под строжайшим надзором и в условиях крайней нужды. А без надзора и крайней нужды художник Шаповалено не работал вовсе. И этим огорчал старших товарищей по искусству. Тот же Иванов рекомендовал лишить Шаповалено вообще всех денег. Может, мол, тогда... ну, если голод подтолкнёт вдохновение, то поднатужится мастер...
Начальство (а у русских художников в Риме было своё начальство - специальный Директор русских художников в Риме по фамилии Кривцов) прислушалось. Лишило Шаповаленко пенсиона.
Директора Дирекции русских художников в Италии при Министерстве императорского двора П.И. Кривцова понять было можно. У него брат был декабристом, при государе Николае это было затруднением, знаете ли. Плюс у Кривцова-директора был бизнес по отправке на стройку Исаакия тонн мрамора, а тут ведь сплошь конкуренты и доносы - стройка века, понять должны. Плюс художники ещё эти. С ними вообще ничего не понять. Просили ведь как людей устроить парад по случаю приезда директора в Рим. Отказались. Пришли, конечно, но как-то вразбивку, нехотя. Пьют повально. Играют в азартные игры и прочее позволяют весьма охотно. Картин не пишут, а те которые все ж написали норовят продать или услать куда-то на постороннюю выставку без разрешительной резолюции. Кривцов утвердился, что нужна строгость.
Для начала всех художников переписал в особую тетрадь с пометками, у кого какой недуг замечен. Нанял для художников доктора и велел доктору всех художников срочнейшим образом вылечить перед приездом государя. А заодно лишил Шаповалено денег на житье-бытье. Стало директору интересно, как, мол? Сдюжит? Может, опыт-то окажется полезным?!
Иванов, который вот только что орал, что платить не надо, внезапно завопил, что душат талант! И если про то, что художника надо, того, знаете, подмаривать несколько, он орал начальству с глазу на глаз, то в вопросе "спасти талант!" выступал публично и активно. Все страшно возмутились бедственному положению Шаповаленко! Страшно! Все стали говорить и метать молнии, и даже предложили подать прошение по инстанциям!
Один только Гоголь тихонько встал, пошел к себе, взял из чемодана рукопись "Ревизора" и отправился в салон княгини Зинаиды Волконской (она в Риме в то время жила). Зарабатывать товарищу (которого видел пару раз) денег на жизнь, на хлеб, на кров, на краски, сангину и кисти.
В то время у Зинаиды Волконской был битковый аншлаг, все ждали наследника русского престола Александра Николаевича с обязательным Жуковским. Весь салон забит аристократией. Небо лазурнейшее, весна, воздух превосходный, хозяйка обворожительна! Восторг! Упоение! Главное, что от милой родины далеко и можно быть немножечко так... оппозиционером что ли. Не в окончательном вкусе, конечно, а эдаким намёком, игрой глаз. Пока донос дойдёт до Петербурга, пока то, пока сё, один раз живём, можно побыть и оппозиционером в Риме немножко.
И тут внезапно заходит Гоголь. И скромным голосом объявляет, что сейчас состоится авторское чтение пьесы "Ревизор", одобренной самим государем-императором. Из российской жизни, с антрактом.
А деньги, которые будут собраны в конце чтения, тут Гоголь осмотрел всех внимательнее, которые будут, значит, обязательно собраны, пойдут какому-то Шаповаленко, чтобы он не помер от голода и расстройства.
И вот куда тут деваться?! Немая сцена. Ну, как в самом "Ревизоре", в финале. Только вместо фельдъегеря сам автор стоит, а над автором незримо, но ощутимо витает дух статного самодержца в каске с орлом, а в углу примостилась голодающая тень художника Шаповаленко. И княгиня смотрит. И Гоголь у двери. И куда не кинь...
Всем стало понятно, что деньги надо давать. Придётся давать. Но не просто так, что легко, хоть и странно, а предварительно выслушав всю, понимаете, комедию в исполнении автора в диковинной жилетке.
Это хорошо над каким-то запселым провинциальным городничим укатываться, над ничтожными почтмейстерами и земляниками. А когда тебя нежно берут за вымя в Риме, а деваться-то тебе, ваше сиятельство, некуда, то просто... нет слов! нет слов!
И Гоголь обстоятельно всем свою комедию зачёл вслух. На разные голоса, понятно, с улыбками в нужных местах и прочим. Аристократия сначала что-то шушукалась. Видно, думала сколько сунуть строгому Гоголю, как так исхитриться, чтобы и не выкуп, и не взятка, а просто, извольте видеть, вы, некоторым образом платочек обронили, позвольте так-скать споспешествовать и совокупно выразить... рублей по триста что ли, чисто для примера, по триста пятьдесят, например, а? А сколько? А у тебя?.. За подкладку не завалилось, нет?
А Гоголь читал уже второе действие и оппозиционная аристократия поняла, что речь идет о нескольких, вообразите, тысячах. Не меньше! Да-с! Иначе ж скандал... Дойдёт до государя, до света дойдёт, не оберешься. И догадал же бес прибежать к этой Волконской... - думал какой-некий застигнутый. Сидел бы сейчас на развалинах, воображал бы себя дерзким Брутом, обмахивался бы лёгкой шляпой, порицал бы косность нашу российскую беспросветную, убожество, не знаю, грязь и беспорядки в делах, нет! Погнался в вихре за блеском, захотел вдохнуть полной грудью салонный аромат запретного.
[ Важное заключение.. ]Государь, одобривший "Ревизора", мог быть довольным. С его императорским незримым участием и своим гением Гоголь собрал около 10 000 римских скудо. 1000 золотых монет. За два с лишним часа чтения, а чтение было, несомненно, выдающимся. Гоголь и в Петербург из своего Нежина приехал поступать в актёры. Как пьесы читать знал.
Деньги Гоголь отдал Шаповаленко. Аристократия, которую после ухода Николая Васильевича, посетил гражданский пафос, начала ныть, что: "Никуда от русской пошлости не деться! Вроде бы уехали, нам бы забыть все, а он (Гоголь) вновь всех ухватил и напомнил! Эту страну..."
То, что Гоголь устроил всем настоящего русского "Ревизора" как он есть, в головы пришло не всем.
После чтения "Ревизора" Гоголь пишет прошение о назначении его управляющим секретарём Императорской Дирекции русских художников в Италии. Русские художники, собравшие Шаповаленко сорок два рубля, решение Гоголя осуждали. Как так можно? А, Николай Васильевич... Ну это же неприлично... там же, нет ли кого поблизости, одни дураки и воры-с!
Получив в качестве отказа странное предложение получать жалование библиотекаря при Дирекции императорских художников, Гоголь решительно отказался и написал в ответ, что "хоть бы мне и самим Директором предложили стать и то не стал бы!" И собрал ещё 5 000 папских скудо для гравера Иордана, который пообещал, что всем жертвователям гарантирует получение его гравюр с "Преображения" Рафаэля. Под Гоголя денег Иордану дали. Иордан своё обещание выполнил: примерно через десять лет все выжившие свои оттиски получили. Кто дожил до счастья. Чего и всем желаю.
© Шемякин Джон.
17 июня 2022 года.
[ Важные ссылки и кнопки ]
* Орфография и пунктуация автора бережно сохранены.
И в этом я вижу очень много здравого. Манерная ситуация, при которой творец сутулой вороной обязан сидеть в стороне от активной жизни мира и всяко демонстрировать только причуды творческого недуга, мне кажется отвратительной.
Поэт, пока его не требует "к священной жертве Аполлон", он, на мой параноидальный вкус, обязан активно вмешиваться во всё, что увидит по дороге. Подойти, поворошить и вмешаться. Отрывисто дать приказ. Снять часы с арестованного. Вернуться и ногами замесить наиболее ехидного старичка. Так мы, публика, получаем и творения и поучительные нравственные уроки.
Николай Васильевич жил, например, в Риме. В Риме он переписывал "Тарасу Бульбу", создавая для нас наше же "Илиаду". В Риме он писал "Мертвые души". В Риме его охмуряли иезуиты, а он над ними смеялся звонко.
В Риме Гоголю было хорошо. Развалины, традиции, приятный народ, салоны аристократии, которая любила Гоголя к себе зазывать, климат, возможность представляться разными именами, всё, решительно всё, в Риме было Гоголю по душе.
В Риме Николай Васильевич был крайне элегантным жантильомом. На фотокарточке из Рима Николай Васильевич - это просто обложка, а не человек. В руке цилиндр, белые перчатки, моднейший сюртук. Волосы уложены эффектнейше. Жилеты такие носил, что черт его знает, кто их и выдумывал для Гоголя, такие жилеты! Синие, голубые, бежевые, алые, со звездами, в полоску, с отворотами, без отворотов, с "лоском из проплетеного шелка", "распашные и глуховатые" - вот такие жилеты, чтоб лопнули совсем мои очи, какие жилеты.
С деньгами у Гоголя ситуация было чуть хуже. Т.е. деньги, конечно, были. И были в количестве, который в Вологде сочли бы даже за непристойность какую: столько денег живых на руках! Но хотелось Гоголю денег больше, потому как Николай Васильевич был человеком, заботящимся о других. Нам это понять сложно, просто примем на веру.
Для того, чтобы помогать людям Н.В.Гоголь предпринимал эффектные шаги.
Надумал вдруг читать за деньги своего "Ревизора". Надо было помочь художнику Шаповаленко, бывшему крепостному Капниста. Шаповаленко приехал в Рим и, что называется, увлекся. Шаповаленко, как любезно напишет о нём другой художник Иванов (автор "Явления Мессии") : мог работать только под строжайшим надзором и в условиях крайней нужды. А без надзора и крайней нужды художник Шаповалено не работал вовсе. И этим огорчал старших товарищей по искусству. Тот же Иванов рекомендовал лишить Шаповалено вообще всех денег. Может, мол, тогда... ну, если голод подтолкнёт вдохновение, то поднатужится мастер...
Начальство (а у русских художников в Риме было своё начальство - специальный Директор русских художников в Риме по фамилии Кривцов) прислушалось. Лишило Шаповаленко пенсиона.
Директора Дирекции русских художников в Италии при Министерстве императорского двора П.И. Кривцова понять было можно. У него брат был декабристом, при государе Николае это было затруднением, знаете ли. Плюс у Кривцова-директора был бизнес по отправке на стройку Исаакия тонн мрамора, а тут ведь сплошь конкуренты и доносы - стройка века, понять должны. Плюс художники ещё эти. С ними вообще ничего не понять. Просили ведь как людей устроить парад по случаю приезда директора в Рим. Отказались. Пришли, конечно, но как-то вразбивку, нехотя. Пьют повально. Играют в азартные игры и прочее позволяют весьма охотно. Картин не пишут, а те которые все ж написали норовят продать или услать куда-то на постороннюю выставку без разрешительной резолюции. Кривцов утвердился, что нужна строгость.
Для начала всех художников переписал в особую тетрадь с пометками, у кого какой недуг замечен. Нанял для художников доктора и велел доктору всех художников срочнейшим образом вылечить перед приездом государя. А заодно лишил Шаповалено денег на житье-бытье. Стало директору интересно, как, мол? Сдюжит? Может, опыт-то окажется полезным?!
Иванов, который вот только что орал, что платить не надо, внезапно завопил, что душат талант! И если про то, что художника надо, того, знаете, подмаривать несколько, он орал начальству с глазу на глаз, то в вопросе "спасти талант!" выступал публично и активно. Все страшно возмутились бедственному положению Шаповаленко! Страшно! Все стали говорить и метать молнии, и даже предложили подать прошение по инстанциям!
Один только Гоголь тихонько встал, пошел к себе, взял из чемодана рукопись "Ревизора" и отправился в салон княгини Зинаиды Волконской (она в Риме в то время жила). Зарабатывать товарищу (которого видел пару раз) денег на жизнь, на хлеб, на кров, на краски, сангину и кисти.
В то время у Зинаиды Волконской был битковый аншлаг, все ждали наследника русского престола Александра Николаевича с обязательным Жуковским. Весь салон забит аристократией. Небо лазурнейшее, весна, воздух превосходный, хозяйка обворожительна! Восторг! Упоение! Главное, что от милой родины далеко и можно быть немножечко так... оппозиционером что ли. Не в окончательном вкусе, конечно, а эдаким намёком, игрой глаз. Пока донос дойдёт до Петербурга, пока то, пока сё, один раз живём, можно побыть и оппозиционером в Риме немножко.
И тут внезапно заходит Гоголь. И скромным голосом объявляет, что сейчас состоится авторское чтение пьесы "Ревизор", одобренной самим государем-императором. Из российской жизни, с антрактом.
А деньги, которые будут собраны в конце чтения, тут Гоголь осмотрел всех внимательнее, которые будут, значит, обязательно собраны, пойдут какому-то Шаповаленко, чтобы он не помер от голода и расстройства.
И вот куда тут деваться?! Немая сцена. Ну, как в самом "Ревизоре", в финале. Только вместо фельдъегеря сам автор стоит, а над автором незримо, но ощутимо витает дух статного самодержца в каске с орлом, а в углу примостилась голодающая тень художника Шаповаленко. И княгиня смотрит. И Гоголь у двери. И куда не кинь...
Всем стало понятно, что деньги надо давать. Придётся давать. Но не просто так, что легко, хоть и странно, а предварительно выслушав всю, понимаете, комедию в исполнении автора в диковинной жилетке.
Это хорошо над каким-то запселым провинциальным городничим укатываться, над ничтожными почтмейстерами и земляниками. А когда тебя нежно берут за вымя в Риме, а деваться-то тебе, ваше сиятельство, некуда, то просто... нет слов! нет слов!
И Гоголь обстоятельно всем свою комедию зачёл вслух. На разные голоса, понятно, с улыбками в нужных местах и прочим. Аристократия сначала что-то шушукалась. Видно, думала сколько сунуть строгому Гоголю, как так исхитриться, чтобы и не выкуп, и не взятка, а просто, извольте видеть, вы, некоторым образом платочек обронили, позвольте так-скать споспешествовать и совокупно выразить... рублей по триста что ли, чисто для примера, по триста пятьдесят, например, а? А сколько? А у тебя?.. За подкладку не завалилось, нет?
А Гоголь читал уже второе действие и оппозиционная аристократия поняла, что речь идет о нескольких, вообразите, тысячах. Не меньше! Да-с! Иначе ж скандал... Дойдёт до государя, до света дойдёт, не оберешься. И догадал же бес прибежать к этой Волконской... - думал какой-некий застигнутый. Сидел бы сейчас на развалинах, воображал бы себя дерзким Брутом, обмахивался бы лёгкой шляпой, порицал бы косность нашу российскую беспросветную, убожество, не знаю, грязь и беспорядки в делах, нет! Погнался в вихре за блеском, захотел вдохнуть полной грудью салонный аромат запретного.
[ Важное заключение.. ]Государь, одобривший "Ревизора", мог быть довольным. С его императорским незримым участием и своим гением Гоголь собрал около 10 000 римских скудо. 1000 золотых монет. За два с лишним часа чтения, а чтение было, несомненно, выдающимся. Гоголь и в Петербург из своего Нежина приехал поступать в актёры. Как пьесы читать знал.
Деньги Гоголь отдал Шаповаленко. Аристократия, которую после ухода Николая Васильевича, посетил гражданский пафос, начала ныть, что: "Никуда от русской пошлости не деться! Вроде бы уехали, нам бы забыть все, а он (Гоголь) вновь всех ухватил и напомнил! Эту страну..."
То, что Гоголь устроил всем настоящего русского "Ревизора" как он есть, в головы пришло не всем.
После чтения "Ревизора" Гоголь пишет прошение о назначении его управляющим секретарём Императорской Дирекции русских художников в Италии. Русские художники, собравшие Шаповаленко сорок два рубля, решение Гоголя осуждали. Как так можно? А, Николай Васильевич... Ну это же неприлично... там же, нет ли кого поблизости, одни дураки и воры-с!
Получив в качестве отказа странное предложение получать жалование библиотекаря при Дирекции императорских художников, Гоголь решительно отказался и написал в ответ, что "хоть бы мне и самим Директором предложили стать и то не стал бы!" И собрал ещё 5 000 папских скудо для гравера Иордана, который пообещал, что всем жертвователям гарантирует получение его гравюр с "Преображения" Рафаэля. Под Гоголя денег Иордану дали. Иордан своё обещание выполнил: примерно через десять лет все выжившие свои оттиски получили. Кто дожил до счастья. Чего и всем желаю.
© Шемякин Джон.
17 июня 2022 года.
[ Важные ссылки и кнопки ]
* Орфография и пунктуация автора бережно сохранены.