Юрий Любимов. Мемуары. Вторая книжка (устно)
Попалась подробная запись вечера Юрия Любимова в уходящем году, в декабре. Здесь фрагменты, полностью - по ссылке в конце поста.
Выбирая место за столом, Любимов объяснил: «Я левша. Сажусь слева».
...я дома, время бежать на работу. Вдруг звонок. Открываю дверь - стоят Можаев и Александр Исаевич. Проходите, говорю. Что вы стоите в дверях? Александр Исаевич отвечает быстро: «Проходить нельзя. У меня всё расписано. Я пришел специально пожать вам руку». И долго тряс мою лапу. «Для этого только и зашел». И тут же скрылся. Это черта характера.
И так же запросто встретил меня там, на границе с Канадой. Я приехал к нему, потому что тогда был свободным гражданином, так - бродягой, и, разумеется, заехал к нему в Вермонт. Его теща привезла меня. Молодец! У нас же была легенда, будто там, в Вермонте, его охраняли казаки с шашками. Да ничего подобного! Крыло двери, где въезд машины, болталось. Всё полуоткрыто. И никаких казаков!
А когда мы встретились, он держал в руках часы и сказал: «Вот ровно столько-то лет назад, в этот же час, вы явились ко мне здесь. Видите, что случается на свете».
И в этой подробности - его характер. Вроде бы надо гостя провести в дом, а он поволок меня в свой уголок, где работал. Стол огромный, чтоб не наврать, отсюда до стены. И с двух сторон разложены материалы. Множество. Удивляюсь: «И вы так и бегаете вокруг?» - «Пока бегаю. Я никогда не имел такой возможности столь интенсивно работать! Разложишь материалы - и сразу можно приступать».
Спросил я тогда Наташу: «Обедать-то он приходит?» - «Нет! Надо записочку под дверь, что обед готов. Иди, если хочешь».
В повседневной жизни Александр Исаевич был проще и доступней, чем при разговоре с аудиторией. И это мне очень нравилось. Поставил я его «Шарашку». Мне хотелось напомнить забывчивым, что среди нас живет такой человек необыкновенный. Прежде всего биографией своей. Офицер. Воевал. Сидел. Был в ссылке. Потом учительствовал...
- Мне были бы интересны его замечания. Но он отказался: «Нет, нет! Я приду прямо на премьеру». Я обрадовался - хорошо! И он пришел на премьеру, но я не увидел его и спросил Можаева: «А где Александр Исаевич? Он хотел прийти…» - «Да он забрался на балкон!» Зову его - он откликается. Сейчас смешно, но тогда к нам ходили «топтуны». Кричу ему: «Идите сюда. Тут нет никакой конспирации. ТАМ уже всё доложено - где мы, что делаем… Спускайтесь сюда. Посмотрим вместе».
...И народ ходил ко мне на «Шарашку». А на «Сталеваров» в другом театре не ходил... И однажды госпожа Фурцева привела целый корпус иностранцев - послов, представителей разных. Убеждала - мол, смотрите, какая у нас теперь свобода. А если ей возражали, она улыбалась: «Я тут не причем». И была довольна, что гости ее поздравляют. Она - особая дама! Да вы это и без меня знает.
Однажды Александр Исаевич прислал мне очень трогательное письмо. Главная мысль - «как Бог Вас надоумил поселиться в Иерусалиме?» Я позвонил Наташе: «Это вы заставили Александра Исаевича написать мне?» - «Нет, - сказала она. - Я даже не знала об этом письме». Я ему ответил в том же духе: «Вы тоже можете здесь поселиться». Мне Наташа еще раньше сказала: «Он за вами следит…» Я пошутил: «Неужели и он следит?» - «Не в том смысле, - улыбнулась Наташа. - Хочет знать, что вы делаете, что пишут о вас. И всё, что заметит в печати о вас, забирает». Интересовался, как я себя проявляю вдали от России.
На даче у Капицы
...он очень гордился собственным колодцем - сам выкопал! Воду доставал, накручивая валик, хотя мотор имелся. У него была идеальная вода. Он сам ее пил прямо из-под крана. Как-то принес запаянную канистру: «Вот скоро это будет великий дефицит. Вода! Люди как жили, так и живут, не понимая этого».
Он не подписал никаких писем. Предпочитал одиночество. Однажды ему позвонил Маленков: «Иосиф Виссарионов волнуется - от вас нет писем». А Капица ему спокойно отвечает: «А разве Иосиф Виссарионович не знает, что я арестован?» - «Вы знаете, наверно, нет», - смутился Маленков.
Сказки венского леса! Маленков уговаривает: «Напишите ему, успокойте, что вы живой и так далее. Ну что, вам трудно?»
А еще Петр Леонидович очень гордился своим столом на террасе. Он его сделал сам и говорил: «Я так подрезал ему ножки, что он стоит крепко в любом месте». Не знаю, что уж он там изобрел, но стол стоял как врытый. О чем мы чаще говорили с ним? О будущем, конечно.
Анна Алексеевна строго следила, чтобы Петр Леонидович не позволял себе выпить, и однажды что-то случилось. Не помню что. Я приехал, и он принес коньяк, и Анна Алексеевна по этому случаю разрешила нам по рюмочке и себе налила.
Разговор с Андроповым
...«А вы хотите быть режиссером?» - «Да я уже и так режиссер». - «Нет, продолжать эту деятельность?» - «Но я вроде продолжаю…» - «Нет, чтобы благополучно». - «Благополучно - в каком смысле?» - «Ну почему бы вам не обратиться к Горькому - поставить «Мать»?» Я помнил всякие анекдоты по этому поводу. И ответил туманно: «Пока я это не обдумываю». - «Пора бы и обдумать. А вот в Индонезии что случилось! Коммунистов перевешали на столбах. А вы хотите, чтобы мы болтались на столбах?» Так и сказал.
И я поставил «Мать». Но и ее закрывали. Сперва им почему-то что-то не понравилось. Видно, их куплеты испугали: «И забыли о тех, кто сидит в кандалах всё за ту же родную дубину». Актеры это мощно пели. Но верхи потребовали снять эту песню. Там хорошо играла Славина, сильно очень.
Федор Абрамов
Основа произведения должна быть крепкой. Я общался с прозаиками прекрасными - с Трифоновым, с Можаевым… А каким самобытным, интересным человеком был Абрамов! Он мне как-то сказал: «Хочу об ученых написать. Отвези меня к Капице».
Едем мы. Я за рулем сижу. Шоссе правительственное, какая-то развилка. И Абрамов мне говорит: «А ты можешь к Микояну заехать?» Тогда Микоян уже был сам по себе, в другом доме жил. На повороте стоял милиционер, я обратился: «Разрешите, я к Микояну поеду». - «Надо позвонить ему. Если разрешит…» Позвонил. «Можете. Сказал, что примет». И мы поехали к Микояну: очень хотелось Абрамову новых впечатлений. Увидел я Микояна в отставке.
Он ходил по аллее своего сада с приёмничком на груди - слушал вражьи голоса. Пригласил в дом чаю выпить. И тут принесли ему большую коробку, видимо, из Елисейского магазина, ну из того, где был расстрелян директор. Микоян извинился, вынул содержимое из хорошо упакованной коробки, проверил со списком внимательно. И сёмга, и икра - черная и красная… Абрамов уставился на портрет Ворошилова с подписью «Анастасу…» Абрамов не сдержался и обратился к Микояну: «О чем вы могли говорить с этим долдоном?» Представляете реакцию Микояна? Он вскинул на меня глаза, дескать, кого я привел? Я его тихо утешил: «Это писатель». И заторопил писателя: «Федор, давай поедем дальше». И мы уехали.
министр культуры Дёмичев
...вызывает срочно. Я тогда на свою голову надевал шапочку сына маленького Пети. Над козырьком какой-то зверь был нарисован. Вхожу к министру, он увидел меня, и брови жестко полезли вверх: в каком задрипанном виде припёрся режиссер. «Что у вас на голове?» - спросил министр. - «На голове? Зайчик». - «Это не зайчик!!!» - «Извините, это кенгуру». Но уже гнев его пропал.
Дёмичев всё время пил чай с клубникой. И мне никогда не предлагал, хотя всегда вызывали срочно. И я на всякий случай положил бутерброд в карман перед приходом к министру. Он пьет с клубникой. Говорю ему: «Я тоже проголодался». Достал свой бутерброд и стал жевать. Он обдал меня зловещим взглядом. А я придумал вот что. Как раз сняли Подгорного, а Брежнев стал всем. Министр что-то тихо и неразборчиво мне говорил и записывал.
А я осматривал его кабинет, портреты вождей всюду. А Брежнева нет! Всё еще висит Подгорный. Оторвал министр от бумаг глаза и увидел мой нахмуренный вопрошающий взгляд. «Не понимаю?..» - сказал я. Смотрю, министр пятнами покрылся. «Где Леонид Ильич?» - смотрю на министра с некоторым недоумением…
Через неделю опять срочный вызов к министру. Я уже в тройке и с галстуком. Он мне: «Давайте поговорим о вашем поведении… О вашей политике репертуарной». А я вновь по портретам скольжу взглядом. Висит Брежнев! Я расцветаю и перевожу свой взгляд на министра: «Давайте говорить…» Вот так я развлекался. По-моему, это не грех. Ну что делать? Если я тогда так резвился, значит, не очень уж сжимался. В резких житейских случаях я иногда Швейка изображал. Я же бывший артист. Отбирая для театра таланты, я как-то насобачился понимать психологию человека.
Пастернак
(Любимов играл Ромео на сцене Вахтанговского театра.) В сцене фехтования кусок от моей шпаги отлетел и впился в кресло между Андреем Вознесенским и Борисом Пастернаком. Кстати, мне англичане говорили: «Хорошо вам играть Шекспира - у вас классные переводы». Ведь талантливый переводчик другой эпохи всегда осовременивает Шекспира. Я ставил «Гамлета» в переводе Пастернака. Но «Нет повести печальнее на свете» поставил в переводе Лозинского, потому что читающий народ знал наизусть все крылатые выражения из «Ромео и Джульетты».
Я дружил с Пастернаком, когда его топтали. Я, тогда актер Вахтанговского театра, приоделся и поехал к Борису Леонидовичу. Надел заграничное пальто, ботиночки на высоком каучуке, костюм хороший. Явился. Стою у калитки. И вижу, показалась нога в скороходовоской белой тапочке, такие мы обычно мазали белым зубным порошком. Вижу задрипанные брючки от пижамы. Неужели Пастернак? Выглядывает какая-то экономка и кричит: «Нету, нету его! Иностранцев он не принимает». А я - чем не иностранец: хорошо одетый, с букетом? И закричал: «Борис Леонидович! Я ваш знакомый. Не иностранец!» И тогда он вышел. Сели мы с ним на скамеечку, говорили. Он ни разу не сказал мне о своем несчастье - об отказе от Нобелевской премии, о волне оскорблений. Неучи и хамы оскорбляли поэта жуткими словами. Он ни разу об этом даже не упомянул…
Эрдман и Вольпин
Сатирик, драматург, человек гротескный, он и в кино делал прекрасные вещи, например, «Смелые люди» вместе с Михаилом Давыдовичем Вольпиным. Худсовет, принимавший картину, возглавлял Ильичев. Он сказал Эрдману, что вестерны не нужны советским людям: «Вы, Николай Робертович, были в далеких местах. Опять хотите туда поехать?» Эти чиновники долго измывались над Эрдманом и Вольпиным. И Эрдман сказал Вольпину: «Михаил Давыдович, будьте добры послать их на х..»... Эрдман ушел. А Вольпин остался. Они уставились на него, ждали ответа и понукали: «Ну? Ну?..» Вольпин встал и сказал: «Извините, я могу только повторить то слово, которое он сказал».
Эрдмана и Вольпина спасло вмешательство Сталина. Он посмотрел их фильм и сказал: «Нам нужны смелые люди».
Вольпину дали премию, и он смог покинуть свои 170-ые километры и приехать в Москву. Признаюсь, Николай Робертович приучил меня к бумаге. Когда я выпускал фейерверк моих мыслей, он спокойно замечал: «Нет, Юра, на бумаге мне это изложите. Фонтанировать все умеют. Вы напишите, я прочту и тогда вам отвечу, буду ли я с вами работать или не буду». За это я ему очень благодарен. Он действительно мой близкий друг. Об этом он сказал Михаилу Вольпину: «В мои последние годы Юра помогал мне жить».
Рождение сына
...Тогда я попросил Высоцкого: «Володя, не могу дозвониться, а Катерина должна рожать. Позвони на станцию, куда я не могу пробиться».
Высоцкий звонит. «Машенька, это я говорю. Да, я зайду. Не волнуйся. Ты вот что…» - «Да линия занята, важные люди говорят-говорят…» - «Что значит, важные, Маша? Это мой шеф. У него вот-вот должен ребенок родиться. Отсоедини этих к чёртовой матери и дай ему поговорить с роженицей». И я застал Катерину, она уже выезжала в роддом.
Эти типы не выпускали меня, чтобы я забрал жену и сына из роддома. Чем объясняли? «В этом году вы уже были. А полагается - в год один раз». Я ничего не преувеличиваю. Я звонил в эту инстанцию по телефону и очень возмущался: «У вас что - нет детей? Или вы Ирод какой-то?» Вы кто по национальности? Есть обычай русский - отец должен принять сына, взять на руки, а роженица идет рядом. Мужчина берет ребенка! Я так резко по-мужицки возмущался, что они предпочли меня выпустить.
***
По плану вроде в конце марта, если успею. У вахтанговцев поставлю «Бесы». Музыка Стравинского и Мартынова. Это ведь Стравинский благословил Мартынова на сочинение музыки. Послушайте его «Реквием». Он нисколько не уступает великим создателям этого жанра.
http://www.mk.ru/culture/article/2012/01/15/660573-v-fokuse-vsya-zhizn-i-besyi-vseh-vremyon-.html.
фото 2006 г. www.yaroshevich.ru
Десять лет назад вышла книга Юрия Любимова «Рассказы старого трепача», теперь он решил продолжить свои мемуары.
UPD///
Юрий Любимов. Репортаж с репетиции "Бесов" http://dubinsky-photo.livejournal.com/24550.html.
Премьера - в День театра - сегодня. Очень интересно http://pavelrudnev.livejournal.com/1267709.html.
