90 лет назад родился Юрий Никулин. Максим Никулин об отце
«Ну пока, увидимся!» - сказал перед операцией Юрий Никулин сыну
Максим Никулин: - В 60-70 годы произошел огромный выплеск клоунов в цирковой мир - Попов, Шуйдин, Енгибаров. И никто не знает, почему. Потом - бах! - и опять все стихло. Когда Никулину исполнилось 60 лет, он ушел с манежа. Решил для себя принципиально - лучше уйти на год раньше, чем на день позже. Пожилого человека, валяющего дурака, жалко. Он вызывает не смех, а сочувствие. По этой причине отец и закрашивал седые волосы - он же рано поседел. «Вы когда-нибудь видели седого клоуна? Вот и я нет. Подойдет пенсия, манеж брошу». И сдержал обещание.
К своему знаменитому клоунскому образу - флегматичному чудаку, забредшего в цирк как бы по чистой случайности - он шел много лет. И грим менял много раз - носил и рыжий парик, и черный, то наклеивал себе большой нос из театрального пластилина. Но в конце концов отказаться от гротескного грима ему посоветовал старый артист Карабас, увидевший его перед представлением: «Ну что ты гримируешься? У тебя и так лицо глупое!».
Отец вообще любил креативить, как сейчас модно говорить. В «Бриллиантовой руке» все менялось по ходу дела: отец с Гайдаем садились и переписывали сцены, которые должны были снимать на следующий день... В первом варианте сценария «иностранный язык», на котором говорят Каневский и Шпигель, должен был переводиться, но от него впоследствии отказались, оставив только: «Далее следует непереводимая игра слов». А текст был такой: «Что ты наделал, глупая вонючка!» - «От глупой вонючки слышу!» Отец говорит: «Вонючка - это же скунс». Гайдай соглашается: «Н-да, хорошо». Отец продолжает выдумывать абракадабру: «Крукол скунс табл шляхтс. Но чего-то не хватает». Тогда Гайдай завершает: «Крукол скунс табл шляхтс мордюк!». - «Сильно! А почему мордюк?» - спрашивает отец. - «А я вчера с Мордюковой поругался».
В паре с Шуйдиным отец создал около 65 реприз. Все они смешные... И давались с огромным трудом - в эти пять-десять минут всегда был вложен кропотливый труд, многочасовые репетиции. Самые знаменитые жанровые сценки - «Насос», «Бревно», «Водка»... Многие из выдуманные, а некоторые - из жизни... как клоунада «Бревно». Никулин и Евстигнеев снимались в фильме «Старики-разбойники» и в одном из эпизодов им предстояло сыграть сцену выноса картины из музея...
В 1960-м году вышел короткометражная комедия «Пес Барбос и необычный кросс». Так и родилась знаменитая троица Вицин - Никулин - Моргунов, а с ролью Балбеса к Никулину пришла популярность. К нему так крепко приросло «нетрезвое» амплуа, что когда ему предложили сыграть в фильме «Ко мне, Мухтар!», отец долго колебался: «Я в предыдущих картинах играл исключительно жуликов - но кто поверит в меня как в милиционера?». Но поверили. Совсем недавно смотрел по телевизору этот фильм. Режиссуры никакой, черно-белое кино, архаичный закадровый текст, а в конце фильма - слезы на глазах.
Папа очень долго не решался сняться у Алексея Германа в «Двадцати днях без войны» - сомневался в своих силах. Война для него была слишком закрытой темой, перед образом фронтовика-журналиста он робел. Фильм шел тяжело - к отцу сразу применили термин - «дегероизация». Мол, пожилой и некрасивый Никулин принижает достоинство Победы, нужно брать, допустим, аристократичного Ланового. Скандал с выбором главного актера чуть не докатился до Политбюро. И если бы не автор сценария Константин Симонов своим авторитетом не поддержал кандидатуру отца, его на роль бы не утвердили.
Еще отцу посчастливилось сняться у Андрея Тарковского в самой масштабной эпической ленте Советского Союза «Андрей Рублев». Там он сыграл такого хилого человечка - монастырского ключника Патрикея.
Вообще гении Герман и Тарковский - это режиссеры-садисты, доводившие артистов до пределов своих возможностей. «Двадцать дней без войны» снимали в реальном вагоне, которые гоняли от станции до станции. Была зима, и Герман велел выбить все стекла в вагоне - если холод, то натуральный.
Отец рассказывал, как играли сцену пытки в «Андрее Рублеве». Его привязали к столбу - так, что он не мог пошевелиться, а актер, играющий татарина, подносил к лицу Никулина горящий факел. Никто не заметил, как с факела на босые ноги отца стала падать солярка. Он начал биться, кричать, а Тарковский восторженно кричит: «Как играет, как играет! Какая боль в глазах!». А у отца все ноги в волдырях.
Операция в институте эндохирургии была плановой - всего полчаса. Но внезапно у отца остановилось сердце. После смерти Никулина меня многие терзали - так ли была необходима операция? Ведь его состояние здоровья было неважным, но не критическим. Другие говорили, что хирургическое вмешательство нужно было провести за границей. Но это, видимо, судьба. Отец сам сделал выбор. Сердце запустили, но по очереди стали отказывать печень, легкие... Как сказали врачи, организм износился. Человек прошел мясорубку войны, да мирную жизнь прожил не самую спокойную... Мама потом часто говорила: «Юра предчувствовал свою смерть...». Да ничего он не предчувствовал - я был последним, кто его видел перед операцией. Мы говорили о каких-то обычных вещах - как дела в цирке, и он смешливо так сказал: «Ну пока, увидимся!».
...Владимир, мой дед, страсть как любил острословить. Самое главное, что отец рассказывал анекдот к месту... Анекдот сам у него всплывал в памяти, автоматически. Он и перед операцией умудрился рассказать анекдот санитарам - они его чуть с каталки не уронили. Это был последний анекдот в его жизни. Он с непечатным словцом, но и вправду смешной. Депутат возвращается домой вдрызг пьяным. Его начинает тошнить, жена суетится: «Сейчас тазик принесу». Подставляет. А депутат: «Концепция изменилась - я обос..лся!».
Подробнее http://www.kp.ru/daily/25802/2783198/.
В Смоленской области открылся дом-музей Юрия Никулина