Русская ненависть к бандеровщине
Есть один сущностный вопрос, который, как мне кажется, толком ещё не был поднят и отвечен. Бандеровцы же не русских больше всего убивали. Они истязали и уничтожали прежде всего евреев, поляков и своих же соседей. Тогда почему же даже не просто Россия как государство, а люди в России, российское общество, с самого начала испытовало настолько сильную неприязнь к возвращающейся бандеровщине? Это же было до переворота (поднимают голову националисты, а украинский национализм не может не быть бандеровским, потому что другого никогда не было), во время переворота (вот они националисты, вот они все признаки, они движущая сила, которая неизбежно подомнёт под себя всех "кастрюлеголовых" и "мыевропейцев") и после переворота (тут уже все маски были сброшены).
Почему именно мы?
Я вот по себе помню, как за несколько лет до Евромайдана говорил одному парню с Украины, чтобы он не возвращался, а если вернётся, то поскорее бы уезжал - гражданская война на Украине реальна. Тогда я ещё не прочитал пророческую "Эпоху мертворождённых" Глеба Боброва. Во время Евромайдана я другому парню с Украины говорил, что за "Хто не скаче, той москаль" я представляю себе как моих близких под угрозой насилий призывают скакать, и как я к такому только и могу относиться. И как люди вообще, а особенно для которых "хто не скаче" - это непосредственная реальность, а не что-то где-то там, к такому будут относиться. Я сказал, что это гражданская война. На это я услышал, что "москали" - на самом деле это что-то вроде "титушек", что это про "криминал" с Юго-Востока, и что париться на этот счёт не надо. Я говорил, что это не будет понято так, как он это желает преподнести, что это поднимет всю историческую память, что память вернётся к бандеровщине, к которой у нас отторжение вплоть до ненависти. Мне сказали, что про это никто не думает и ничего подобного не помнит: "Что за Бандера? Какой Бандера? Кому это нужно?". Паренёк был с Тернополя, и он "не помнил", что с кем были его предки в войну. Я ему в этом не поверил и не верю. А про то, что его город - "столица" Тягнибока, ему было слышать неприятно: политикой он "не интересуется" (хотя, в принципе, за новый майдан, потому что это как никак движение в Европу), и что эти личности - ну маргиналы и всё. А то что лидеры Евромайдана - Кличко, Яценюк и Тягнибок - так их никто на самом деле и не поддерживает, а потом вообще придут новые люди, например популярная Ольга Богомолец. Ничего из его слов не оправдалось, а кругом прав оказался я. Значит моё внутреннее понимание ситуации, бытия и России и её народа (а также востока Украины - к слову про "Русский мир") оказались точными - истинными.
Если моё предвидение оказалось верным и не раз, значит я в каком-то праве опираться на свои ощущения и чувства и по поводу других вещей, например по отношению к бандеровщине.
Вот эта ненависть к бандеровщине - она в нас сидит. Да, не в каждом. Но она распространена и сильна - как инстинкт. Вот российское государство - каким оно совсем недавно было? И каким оно на наших глазах стало? Вот этот "антибандеровский код", разве он не изменил само это постельцинское государство? А что в это время делали поляки и Польша, израильтяне и Израиль? Что делали Европа и США? Кто-то прикинулся ветошью, кто-то начал радоваться, что это всё прыгнет и будет терзать Россиию и русских. Оказались отодвинуты в сторону и "Никогда больше", и "Если я забуду о них, ты, Боже на небе, забудь про меня"! А мы всё это видим! Мы всё это видим своими глазами! И сперва ничего не понимаем, а потом понимаем... и что-то внутри в нас начинает звенеть! Это или неясный гул, или колокольный звон... Это же невозможно принять, это невозможно спустить - это даже не выколоть себя глаза... Это выколоть в себе порядочность, стыд и совесть - всё, душу выколоть. А те, многие там, большинство, это сделали. Чтобы ничего не увидеть, ничего не заметить. Мы увидели, что они это с собой сделали. А мы так не можем. И теперь мы, наше поколение, знаем кто мы, а кто они. Всё. И это конец всему постперестроечному. Мы же себя боялись, боялись чужих суждений о себе. Мы были приниженными и опустошёнными. Нас глодали сомнения о какой-то собственной непонятной ущербности. Мы отдали себя на суд, где на нас смотрели с высока, где нас раздели и обобрали. В большей нашей массе всё было именно так. Мы не понимали и хотели понять, верили и не верили. Неизбежно это всё стало уходить. Выветриваться. Слабеть. Югославия. Чечня. Средняя Азия. Прибалтика. Оскорбления. Всё более явственные двойные стандарты. Несправедливоть за несправедливостью. Высокомерие. Покровительственные похлопывания. Лорды Джадды и Мадлены Олбрайт. Доверие ушло, одни сомнения ушли, а другие сомнения пришли. Стали уходить сомнения в своей никчёмности, второсортности. Судьи кто и по какому праву? И ведь мы не те, кем нам внушалось являться. Ни генетическое отребье, ни народ-раб. Мы правда сильные. У нас правда душа нараспашку. Мы правда толковые. Мы правда узнаём и ценим справедливость. Мы правда умеем и любим работать, когда наш труд ценится и уважается. Мы правда знаем, что это такое, когда болит душа. А вот с этой бандеровской Украиной мы ещё узнали, что мы - зрячие. И что все, кто хвастливо пузырился про своё "зрение" избранных - на самом деле давно от него избавились, и ещё вопрос, кто получил за это плату - тот, для кого зрячесть стала ненужным, мешающим старым барахлом, которое можно толкнуть, или тот, кто квалифицированно "хирургически" избавил от дискомфорта наличия зрения. Мы это всё явственно увидели и поняли. И про себя поняли, и про других. И постперестроечный морок сгинул, как будто его и не было. Его никогда не должно было быть.
Бандеровцы истязали и уничтожали прежде всего евреев, поляков, своих соседей. Наша армия прокатилась через эти места добивать гитлеровцев и их логове. Люди увидели деяния этой нечисти ещё до того, как массово стали освобождаться локальные царства смерти - концлагеря. Чужие страдания были восприняты как свои. Исковерканные и осквернённые после долгих, бессмысленных в своём зверстве мук мёртвые тела были восприняты как свои. Иначе не объяснить нашу ненависть к бандеровщине, которая долгие годы лежала под спудом, но став частью исторической памяти - мгновенно вернулась, когда это зло вернулось.
Нелюдей истребляли, судили, казнили. Их видели. Их слышали. Это были с виду тоже люди. И язык был похож. Страшно подумать, что они - это может быть и мы тоже. Какая-то изнанка. Что эта человеческая изнанка настолько похожа на нас. Что мы, не дай бог, тоже можем вдруг такими стать. Наша незабытая ненависть к бандеровщине - это ещё и ненависть к самой такой мысли, что мы можем стать такими. Нелюдью. Которая может сжигать людей заживо. Нелюдью, которая сама не сжигала, но которая истово упражнялась и заходилась во всё более расчеловечивающих глумлениях, и которыми она именно что сама себя расчеловечила. Мы не хотим такими быть настолько, что наша память, наша зрячесть, оказались более жгучими и живучими, чем пластичные воспоминания что тех же поляков, что израильтян, что их государств. Я не говорю про всех, я вижу, что там ситуация не сильно, но меняется по сравнению и с 2014-м и с 2015-м годами. Думаю, что другие в лучшем случае думают о мести. Месть - не такое глубинное и сущностное чувство, как ощущение кем ты быть хочешь, а кем или чем никогда и ни за что. Мы не хотим быть нелюдью. Мы понимаем, что это такое. Мы это узнаём. Мы зрячесть душ своих не выколем в себе никогда, сколько бы горечи и страданий это подчас ни стоило. "Душеоскопление" - это грехопадение, "каинова печать". Навсегда.
PS
«Не могу больше, Люба, не могу больше! Тварь я последняя, тварь! Тварь подколодная, не могу так жить, не могу больше. Господи, прости меня, Господи, если можешь, не могу больше муку эту держать! Да как же у меня сердце-то выдержало, Господи, что же там, камень, что ли?»
«Я вот не знаю, что мне с этой жизнью делать. С поганой жизнью. Может мне добить ее вдребезги? Веселей бы как-нибудь только, с музыкой бы. Ни о чем бы не думать под конец.»
«Я бы хотел быть не злым человеком, я бы хотел не врать, Люба. Я бы хотел не врать, но я всю жизнь вру. Я должен быть злым и жестоким, но мне жалко бывает людей! Так тоже жить нельзя!»
Почему именно мы?
Я вот по себе помню, как за несколько лет до Евромайдана говорил одному парню с Украины, чтобы он не возвращался, а если вернётся, то поскорее бы уезжал - гражданская война на Украине реальна. Тогда я ещё не прочитал пророческую "Эпоху мертворождённых" Глеба Боброва. Во время Евромайдана я другому парню с Украины говорил, что за "Хто не скаче, той москаль" я представляю себе как моих близких под угрозой насилий призывают скакать, и как я к такому только и могу относиться. И как люди вообще, а особенно для которых "хто не скаче" - это непосредственная реальность, а не что-то где-то там, к такому будут относиться. Я сказал, что это гражданская война. На это я услышал, что "москали" - на самом деле это что-то вроде "титушек", что это про "криминал" с Юго-Востока, и что париться на этот счёт не надо. Я говорил, что это не будет понято так, как он это желает преподнести, что это поднимет всю историческую память, что память вернётся к бандеровщине, к которой у нас отторжение вплоть до ненависти. Мне сказали, что про это никто не думает и ничего подобного не помнит: "Что за Бандера? Какой Бандера? Кому это нужно?". Паренёк был с Тернополя, и он "не помнил", что с кем были его предки в войну. Я ему в этом не поверил и не верю. А про то, что его город - "столица" Тягнибока, ему было слышать неприятно: политикой он "не интересуется" (хотя, в принципе, за новый майдан, потому что это как никак движение в Европу), и что эти личности - ну маргиналы и всё. А то что лидеры Евромайдана - Кличко, Яценюк и Тягнибок - так их никто на самом деле и не поддерживает, а потом вообще придут новые люди, например популярная Ольга Богомолец. Ничего из его слов не оправдалось, а кругом прав оказался я. Значит моё внутреннее понимание ситуации, бытия и России и её народа (а также востока Украины - к слову про "Русский мир") оказались точными - истинными.
Если моё предвидение оказалось верным и не раз, значит я в каком-то праве опираться на свои ощущения и чувства и по поводу других вещей, например по отношению к бандеровщине.
Вот эта ненависть к бандеровщине - она в нас сидит. Да, не в каждом. Но она распространена и сильна - как инстинкт. Вот российское государство - каким оно совсем недавно было? И каким оно на наших глазах стало? Вот этот "антибандеровский код", разве он не изменил само это постельцинское государство? А что в это время делали поляки и Польша, израильтяне и Израиль? Что делали Европа и США? Кто-то прикинулся ветошью, кто-то начал радоваться, что это всё прыгнет и будет терзать Россиию и русских. Оказались отодвинуты в сторону и "Никогда больше", и "Если я забуду о них, ты, Боже на небе, забудь про меня"! А мы всё это видим! Мы всё это видим своими глазами! И сперва ничего не понимаем, а потом понимаем... и что-то внутри в нас начинает звенеть! Это или неясный гул, или колокольный звон... Это же невозможно принять, это невозможно спустить - это даже не выколоть себя глаза... Это выколоть в себе порядочность, стыд и совесть - всё, душу выколоть. А те, многие там, большинство, это сделали. Чтобы ничего не увидеть, ничего не заметить. Мы увидели, что они это с собой сделали. А мы так не можем. И теперь мы, наше поколение, знаем кто мы, а кто они. Всё. И это конец всему постперестроечному. Мы же себя боялись, боялись чужих суждений о себе. Мы были приниженными и опустошёнными. Нас глодали сомнения о какой-то собственной непонятной ущербности. Мы отдали себя на суд, где на нас смотрели с высока, где нас раздели и обобрали. В большей нашей массе всё было именно так. Мы не понимали и хотели понять, верили и не верили. Неизбежно это всё стало уходить. Выветриваться. Слабеть. Югославия. Чечня. Средняя Азия. Прибалтика. Оскорбления. Всё более явственные двойные стандарты. Несправедливоть за несправедливостью. Высокомерие. Покровительственные похлопывания. Лорды Джадды и Мадлены Олбрайт. Доверие ушло, одни сомнения ушли, а другие сомнения пришли. Стали уходить сомнения в своей никчёмности, второсортности. Судьи кто и по какому праву? И ведь мы не те, кем нам внушалось являться. Ни генетическое отребье, ни народ-раб. Мы правда сильные. У нас правда душа нараспашку. Мы правда толковые. Мы правда узнаём и ценим справедливость. Мы правда умеем и любим работать, когда наш труд ценится и уважается. Мы правда знаем, что это такое, когда болит душа. А вот с этой бандеровской Украиной мы ещё узнали, что мы - зрячие. И что все, кто хвастливо пузырился про своё "зрение" избранных - на самом деле давно от него избавились, и ещё вопрос, кто получил за это плату - тот, для кого зрячесть стала ненужным, мешающим старым барахлом, которое можно толкнуть, или тот, кто квалифицированно "хирургически" избавил от дискомфорта наличия зрения. Мы это всё явственно увидели и поняли. И про себя поняли, и про других. И постперестроечный морок сгинул, как будто его и не было. Его никогда не должно было быть.
Бандеровцы истязали и уничтожали прежде всего евреев, поляков, своих соседей. Наша армия прокатилась через эти места добивать гитлеровцев и их логове. Люди увидели деяния этой нечисти ещё до того, как массово стали освобождаться локальные царства смерти - концлагеря. Чужие страдания были восприняты как свои. Исковерканные и осквернённые после долгих, бессмысленных в своём зверстве мук мёртвые тела были восприняты как свои. Иначе не объяснить нашу ненависть к бандеровщине, которая долгие годы лежала под спудом, но став частью исторической памяти - мгновенно вернулась, когда это зло вернулось.
Нелюдей истребляли, судили, казнили. Их видели. Их слышали. Это были с виду тоже люди. И язык был похож. Страшно подумать, что они - это может быть и мы тоже. Какая-то изнанка. Что эта человеческая изнанка настолько похожа на нас. Что мы, не дай бог, тоже можем вдруг такими стать. Наша незабытая ненависть к бандеровщине - это ещё и ненависть к самой такой мысли, что мы можем стать такими. Нелюдью. Которая может сжигать людей заживо. Нелюдью, которая сама не сжигала, но которая истово упражнялась и заходилась во всё более расчеловечивающих глумлениях, и которыми она именно что сама себя расчеловечила. Мы не хотим такими быть настолько, что наша память, наша зрячесть, оказались более жгучими и живучими, чем пластичные воспоминания что тех же поляков, что израильтян, что их государств. Я не говорю про всех, я вижу, что там ситуация не сильно, но меняется по сравнению и с 2014-м и с 2015-м годами. Думаю, что другие в лучшем случае думают о мести. Месть - не такое глубинное и сущностное чувство, как ощущение кем ты быть хочешь, а кем или чем никогда и ни за что. Мы не хотим быть нелюдью. Мы понимаем, что это такое. Мы это узнаём. Мы зрячесть душ своих не выколем в себе никогда, сколько бы горечи и страданий это подчас ни стоило. "Душеоскопление" - это грехопадение, "каинова печать". Навсегда.
PS
«Не могу больше, Люба, не могу больше! Тварь я последняя, тварь! Тварь подколодная, не могу так жить, не могу больше. Господи, прости меня, Господи, если можешь, не могу больше муку эту держать! Да как же у меня сердце-то выдержало, Господи, что же там, камень, что ли?»
«Я вот не знаю, что мне с этой жизнью делать. С поганой жизнью. Может мне добить ее вдребезги? Веселей бы как-нибудь только, с музыкой бы. Ни о чем бы не думать под конец.»
«Я бы хотел быть не злым человеком, я бы хотел не врать, Люба. Я бы хотел не врать, но я всю жизнь вру. Я должен быть злым и жестоким, но мне жалко бывает людей! Так тоже жить нельзя!»
Click to view