Lя Ляльки. Ржака?
Мольер «Lё Тартюф. Комедия», Театр на Таганке, режиссёр Юрий Муравицкий, 2020
Castigat ridendo mores /с лат.: Смехом бичуют нравы/
Оноре де Бальзак. Утраченные иллюзии (1837 - 1843). Из эпиграфа к части I.
Чему смеётесь? - Над собою смеётесь!.. Эх вы!..
Николай Гоголь. Ревизор (1836)
Любимовский «Тартюф» (1968) на Таганке, и, кажется, до сих пор ещё сохраняющийся в репертуаре (по крайней мере, он присутствует на сайте театра в разделе репертуар), был эксцентрическим, для своего времени, и в театральной среде второй половины 20 века. За прошедшие между премьерами 50 лет изменились не только границы государств, но и границы искусства театра, и сами театральные формы. Новый таганский «Тартюф» с полуфранцузским-полурусским артиклем лё - не просто эксцентрический, он фарсовый, сверхэксцентрический, эксцентрика в нём настолько экстремальна, что даже отчасти расчеловечена, до кукольных масштабов. Спектакль играется в эстетике площадного театра кукол, декорация являет собой как бы гиперболизированную 3D-модель кукольного балагана или вертепа, а герои, размещённые в этой коробочке - это персонажи театра кукол, толстый слой краски на лицах становится кукольной маской, причудливые костюмы, парики и гримы, невероятные толщинки на теле, пластика и голоса (кто-то кайтавит, кто-то гнууусаавит, кто-то пришлешпёшшивает, кто-то …), и механические однотонные интонации - всё это превращает спектакль в кукольное действо в уличном балагане. Иногда, но, увы - мало, эти куклы-ляльки поют, в диапазоне от рэпа до мелодекламации, и это - самые выразительные эпизоды спектакля.
Следует отметить, что «Тартюф» с его вздорными сюжетными поворотами (пылкое доверие и любовь к странному пришельцу, дарение ему недвижимости и имущества, освидетельствование измены жены и пр.) как будто специально написан Мольером для грубого площадного кукольного балагана. Здесь эта площадная кукольность тонко стилизована, и самое главное - смешно представлена, смешно, точнее - смишно, то есть это смех низовой, типа ржака, не случайно есть знаковая ржачная сцена всех времён и народов - кидание торта с кремом в лицо, с последующим смишным размазыванием его. Волны почти физиологической ржаки постоянно накрывают зал. А вот в финале становится уже не смишно и не смешно - «Чему смеётесь? - Над собою смеётесь!» Оргон и его домочадцы-родственники выслушивают страшное постановление судебного пристава ничем не защищённые, без верхних одежд, а когда приходит невидимый спасительный голос Deus ex machina, он никого уже не спасает: вертеп с продырявленными в ходе коллизий стенами заволакивается дымкой, и все куклы, одна за другой падают замертво, проваливается потолок, оттуда сыпется на пол труха вперемешку с мусором, вселенная не выдерживает в одном месте такого количества оргонной дурости и пернелевской глупости, так свойственной человечеству. Эх мы!.. Грустно.
Castigat ridendo mores /с лат.: Смехом бичуют нравы/
Оноре де Бальзак. Утраченные иллюзии (1837 - 1843). Из эпиграфа к части I.
Чему смеётесь? - Над собою смеётесь!.. Эх вы!..
Николай Гоголь. Ревизор (1836)
Любимовский «Тартюф» (1968) на Таганке, и, кажется, до сих пор ещё сохраняющийся в репертуаре (по крайней мере, он присутствует на сайте театра в разделе репертуар), был эксцентрическим, для своего времени, и в театральной среде второй половины 20 века. За прошедшие между премьерами 50 лет изменились не только границы государств, но и границы искусства театра, и сами театральные формы. Новый таганский «Тартюф» с полуфранцузским-полурусским артиклем лё - не просто эксцентрический, он фарсовый, сверхэксцентрический, эксцентрика в нём настолько экстремальна, что даже отчасти расчеловечена, до кукольных масштабов. Спектакль играется в эстетике площадного театра кукол, декорация являет собой как бы гиперболизированную 3D-модель кукольного балагана или вертепа, а герои, размещённые в этой коробочке - это персонажи театра кукол, толстый слой краски на лицах становится кукольной маской, причудливые костюмы, парики и гримы, невероятные толщинки на теле, пластика и голоса (кто-то кайтавит, кто-то гнууусаавит, кто-то пришлешпёшшивает, кто-то …), и механические однотонные интонации - всё это превращает спектакль в кукольное действо в уличном балагане. Иногда, но, увы - мало, эти куклы-ляльки поют, в диапазоне от рэпа до мелодекламации, и это - самые выразительные эпизоды спектакля.
Следует отметить, что «Тартюф» с его вздорными сюжетными поворотами (пылкое доверие и любовь к странному пришельцу, дарение ему недвижимости и имущества, освидетельствование измены жены и пр.) как будто специально написан Мольером для грубого площадного кукольного балагана. Здесь эта площадная кукольность тонко стилизована, и самое главное - смешно представлена, смешно, точнее - смишно, то есть это смех низовой, типа ржака, не случайно есть знаковая ржачная сцена всех времён и народов - кидание торта с кремом в лицо, с последующим смишным размазыванием его. Волны почти физиологической ржаки постоянно накрывают зал. А вот в финале становится уже не смишно и не смешно - «Чему смеётесь? - Над собою смеётесь!» Оргон и его домочадцы-родственники выслушивают страшное постановление судебного пристава ничем не защищённые, без верхних одежд, а когда приходит невидимый спасительный голос Deus ex machina, он никого уже не спасает: вертеп с продырявленными в ходе коллизий стенами заволакивается дымкой, и все куклы, одна за другой падают замертво, проваливается потолок, оттуда сыпется на пол труха вперемешку с мусором, вселенная не выдерживает в одном месте такого количества оргонной дурости и пернелевской глупости, так свойственной человечеству. Эх мы!.. Грустно.