Артёмка открывает глаза... на Россию
Захар Прилепин prilepin Обитель. М., АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2014
Национальная литературная премия «Большая книга - 2014» - лауреат
Одним словом, хоть я и не русский, у меня, в отличие от всех прочих европейцев, посещающих Россию, нет ни малейшего желания осуждать её так называемый деспотизм. Больше того, я отдаю русскому правительству предпочтение перед другими кабинетами хотя бы в рассуждении занимательности: оно, что ни говори, бесконечно забавнее обеих наших палат.
[…]
Все, кто в последнее время писали о России, совершали величайшую ошибку, глядя на эту страну сквозь конституционную призму, рассматривая ее сквозь лондонские или парижские очки. Авторы эти не хотели признать, что русский характер есть характер по преимуществу азиатский; они напоминали игроков в вист, которые, не зная ничего, кроме виста, метали бы громы и молнии против людей, играющих в преферанс (русская игра) или реверси, и отпускали более или менее остроумные шутки насчет глупого народа, который не понимает всех прелестей благородной игры в вист.
Оноре де Бальзак. Письмо о Киеве (1847)
Объёмный (около 800 страниц), многослойный роман, действие которого происходит в Соловецком лагере, в 1929 году. Самый верхний поверхностный слой - авантюрно-злоключенческий, все события читатель воспринимает глазами главного героя - Артёма Горяинова, это молодой человек, рисковый, сильный, самостоятельный, москвич, отбывающий срок в три года, и всё время высовывающийся - то блатного изобьёт, то с начальником барака подерётся, то просто что-то лишнее скажет или сделает. Как результат - его всё время наказывают и переводят, из барака в карцер, оттуда в лазарет, или в привилегированную келью, или обратно, из одного наряда в другой, со сбора ягод бросают на тяжелейшую работу по перетаскиванию баланов (брёвен), то на заготовку веников, или на зачистку кладбища. И ещё тут с ним случаются и побег, и любовная история с сотрудницей лагеря. Благодаря такой активности и подвижности главного персонажа, побывавшего в самых разных лагерных местах и островах, автору романа, собравшего в архивах большой фактический материал, удаётся представить как бы документальный обзор картин жизни соловецких заключённых - построения, избиения, расстрелы, бараки, карцер, лазарет, магазин, театр, спартакиада, лисий питомник, лаборатория по производству йода, лагерная проституция и многое другое. Все эти приключения на Соловках самого обычного московского парня Артёма, выходящего из каждой коллизии победителем, или с небольшими, несмертельными потерями, в сочетании с его любовными похождениями, своим беллетризмом неумолимо напоминают другой громкий лагерный роман последнего времени - «Зулейха открывает глаза», но «Обитель» своей обильной перманентной событийной цепочкой - всё же ближе к жанру плутовского романа, а «Зулейха» - типовой продукт женской мелодраматической беллетристики, опущенной в лагерную тематику.
У «Обители» - замечательный зачин, их даже два. Первый в прологе, в нём автор рассказывает про своего прадеда, у которого он, кстати, взял имя для своего писательского псевдонима, и который сидел на Соловках, о них он много не рассказывал, но кое-что вспоминал, и эти его упоминания дали автору ощущение близости истории и личной-семейной причастности к материалу - «короток путь до истории - она рядом. Я прикасался к прадеду, прадед воочию видел святых и бесов».
Второй зачин - это поклон большой русской литературы, первая глава, как и в «Войне и мире» начинается диалогом на французском языке, только не таким пространным, как в салоне Анны Павловны Шерер, а состоящим из коротких фраз:
- Il fait froid aujourd’hui.
- Froid et humide.
- Quel sale temps, une véritable fièvre.
- Une véritable peste…
Это светская беседа начальника лагеря Эйхманиса, совершающего конную прогулку, с одним из встретившихся ему в лесу заключённых, собирающих ягоды.
Второй романный слой, возникающий не сразу, по ходу чтения, являет своего рода модель России, метафорический образ вечной России, он возникает из впечатляющих массовых сцен на лагерном плацу и в церкви на Секирной горе, используемой как огромный карцер. Здесь, в лагере, смешаны все и всё: крестьяне, рабочие, белогвардейцы, священники, конокрады, проститутки, студенты, донские казаки, яицкие казаки, терские казаки, муллы, рыбаки, карманники, нэпманы, мастеровые, домушники, взломщики, раввины, поморы, дворяне, актёры, поэты, художники, скупщики краденого, купцы, фабриканты, анархисты, баптисты, контрабандисты, канцеляристы, содержатели притонов, осколки царской фамилии, пастухи, огородники, возчики, конники, пекари, проштрафившиеся чекисты, чеченцы, чудь, медсёстры, музыканты, грузчики, трудники, кустари, ксендзы, беспризорники... Где нет невиновных, где в порыве отчаяния каются все и возникает хор покаяния, где всё перемешано - зэки и чекисты, где на начальственных должностях среднего уровня - деникинские и колчаковские офицеры, где сегодняшний чекист завтра становится таким же заключённым. И когда автор мрачно резюмирует - «Земля бурлыкала пузырями, словно вскипая», то видишь, что это бурлыкает Россия, взвихрённая и вздыбленная 10 лет назад революцией и гражданской войной. Забавники-вожди открыли этот лагерь для созидания нового человека, для переплавки прежних людей старого мира, но... Россия не переплавляется, она как тот самый колобок, как та самая птица-тройка катится и катится дальше, в будущее.
Национальная литературная премия «Большая книга - 2014» - лауреат
Одним словом, хоть я и не русский, у меня, в отличие от всех прочих европейцев, посещающих Россию, нет ни малейшего желания осуждать её так называемый деспотизм. Больше того, я отдаю русскому правительству предпочтение перед другими кабинетами хотя бы в рассуждении занимательности: оно, что ни говори, бесконечно забавнее обеих наших палат.
[…]
Все, кто в последнее время писали о России, совершали величайшую ошибку, глядя на эту страну сквозь конституционную призму, рассматривая ее сквозь лондонские или парижские очки. Авторы эти не хотели признать, что русский характер есть характер по преимуществу азиатский; они напоминали игроков в вист, которые, не зная ничего, кроме виста, метали бы громы и молнии против людей, играющих в преферанс (русская игра) или реверси, и отпускали более или менее остроумные шутки насчет глупого народа, который не понимает всех прелестей благородной игры в вист.
Оноре де Бальзак. Письмо о Киеве (1847)
Объёмный (около 800 страниц), многослойный роман, действие которого происходит в Соловецком лагере, в 1929 году. Самый верхний поверхностный слой - авантюрно-злоключенческий, все события читатель воспринимает глазами главного героя - Артёма Горяинова, это молодой человек, рисковый, сильный, самостоятельный, москвич, отбывающий срок в три года, и всё время высовывающийся - то блатного изобьёт, то с начальником барака подерётся, то просто что-то лишнее скажет или сделает. Как результат - его всё время наказывают и переводят, из барака в карцер, оттуда в лазарет, или в привилегированную келью, или обратно, из одного наряда в другой, со сбора ягод бросают на тяжелейшую работу по перетаскиванию баланов (брёвен), то на заготовку веников, или на зачистку кладбища. И ещё тут с ним случаются и побег, и любовная история с сотрудницей лагеря. Благодаря такой активности и подвижности главного персонажа, побывавшего в самых разных лагерных местах и островах, автору романа, собравшего в архивах большой фактический материал, удаётся представить как бы документальный обзор картин жизни соловецких заключённых - построения, избиения, расстрелы, бараки, карцер, лазарет, магазин, театр, спартакиада, лисий питомник, лаборатория по производству йода, лагерная проституция и многое другое. Все эти приключения на Соловках самого обычного московского парня Артёма, выходящего из каждой коллизии победителем, или с небольшими, несмертельными потерями, в сочетании с его любовными похождениями, своим беллетризмом неумолимо напоминают другой громкий лагерный роман последнего времени - «Зулейха открывает глаза», но «Обитель» своей обильной перманентной событийной цепочкой - всё же ближе к жанру плутовского романа, а «Зулейха» - типовой продукт женской мелодраматической беллетристики, опущенной в лагерную тематику.
У «Обители» - замечательный зачин, их даже два. Первый в прологе, в нём автор рассказывает про своего прадеда, у которого он, кстати, взял имя для своего писательского псевдонима, и который сидел на Соловках, о них он много не рассказывал, но кое-что вспоминал, и эти его упоминания дали автору ощущение близости истории и личной-семейной причастности к материалу - «короток путь до истории - она рядом. Я прикасался к прадеду, прадед воочию видел святых и бесов».
Второй зачин - это поклон большой русской литературы, первая глава, как и в «Войне и мире» начинается диалогом на французском языке, только не таким пространным, как в салоне Анны Павловны Шерер, а состоящим из коротких фраз:
- Il fait froid aujourd’hui.
- Froid et humide.
- Quel sale temps, une véritable fièvre.
- Une véritable peste…
Это светская беседа начальника лагеря Эйхманиса, совершающего конную прогулку, с одним из встретившихся ему в лесу заключённых, собирающих ягоды.
Второй романный слой, возникающий не сразу, по ходу чтения, являет своего рода модель России, метафорический образ вечной России, он возникает из впечатляющих массовых сцен на лагерном плацу и в церкви на Секирной горе, используемой как огромный карцер. Здесь, в лагере, смешаны все и всё: крестьяне, рабочие, белогвардейцы, священники, конокрады, проститутки, студенты, донские казаки, яицкие казаки, терские казаки, муллы, рыбаки, карманники, нэпманы, мастеровые, домушники, взломщики, раввины, поморы, дворяне, актёры, поэты, художники, скупщики краденого, купцы, фабриканты, анархисты, баптисты, контрабандисты, канцеляристы, содержатели притонов, осколки царской фамилии, пастухи, огородники, возчики, конники, пекари, проштрафившиеся чекисты, чеченцы, чудь, медсёстры, музыканты, грузчики, трудники, кустари, ксендзы, беспризорники... Где нет невиновных, где в порыве отчаяния каются все и возникает хор покаяния, где всё перемешано - зэки и чекисты, где на начальственных должностях среднего уровня - деникинские и колчаковские офицеры, где сегодняшний чекист завтра становится таким же заключённым. И когда автор мрачно резюмирует - «Земля бурлыкала пузырями, словно вскипая», то видишь, что это бурлыкает Россия, взвихрённая и вздыбленная 10 лет назад революцией и гражданской войной. Забавники-вожди открыли этот лагерь для созидания нового человека, для переплавки прежних людей старого мира, но... Россия не переплавляется, она как тот самый колобок, как та самая птица-тройка катится и катится дальше, в будущее.