Путь познания
Уильям Шекспир «Лир» Театр Вахтангова, режиссёр Владимир Мирзоев, 2003
Концепция Мирзоева прочитывается ещё до спектакля, при покупке билетов, убрав из названия титул главного героя, режиссёр как бы говорит: «Это будет спектакль просто о человеке, не о короле и не о власти». Лир - старый, нетерпимый, вздорный, властный, жёсткий человек. Тело его сильно разрушено временем и болезнями: дрожащие руки, скрюченные, непослушные ноги, шамкающий, проваленный рот, вместо лица - страшная, тестообразная, морщинистая масса, он и появляется на народе в чёрной полупрозрачной накидке-парандже, укрывая под ней своё уродство и укрываясь от внешнего мира: зачем ему его видеть, ведь ему и так прекрасно известно, что его все просто обожают. И вдруг этот человек обнаруживает себя совсем в другом мире и совсем с «другими» людьми. Он привык слышать лишь то, что ему хочется слышать, первую правду он услышит от младшей дочки - искреннего прямодушного подростка с коротко стрижеными волосами, сказавшей, что любит его так, как должно дочери любить отца. Это будет настолько неожиданно для старика, что он:
- снимет накидку, надо рассмотреть - что же происходит;
- постучав камешками, объявит: «Обед! Обед!», во время обеда надо обмозговать - что же произошло. Обед - ключевая сцена первой части спектакля, ДО вступления Лира на путь познания, здесь как на ладони виден мир, который построил вокруг себя Лир: после его сигнала мгновенно прибежали слуги с кастрюлей, металлическими мисками и ложками, выстроилась очередь из придворных и родственников, и ОН, могучий и великий, от которого зависит все и всё, кормит их, наливая в порядке живой очереди в миски жидкого супчика. Старшая дочь на глазах папы вливает в себя супчик - «Ах, как вкусно!», отойдя в сторонку - блюёт. Какой контраст со вторым несостоявшимся обедом в доме Гонерильи, Лир стучит камушками: «Обед! Обед!», а никто даже и не шелохнётся.
И начинается путь познания мира человеком по имени Лир. На этом пути ему предстоит узнать:
- что такое добро и зло;
- что любовь не ползает на коленях;
- что старшие его дочери - вампирши, питающиеся кровью и жизнями других людей, надо видеть с какой жадностью слизывает вкусную кровь с кинжалов и ран Регана, с каким вожделением присасывается к своим «донорам» (Освальду и Эдмонду) Гонерилья.
После антракта Суханов снимает со своего персонажа грим и прочие атрибуты старости, его герой сошёл с ума - ему теперь всё позволено, кроме того, путь познания - это путь к себе. В спектакле обозначен и альтернативный путь: путь книжного, мёртвого познания - по краям сцены, перед занавесом лежат перевязанные верёвками стопки никому не нужных книг. Лишь однажды Кент, от нечего делать полистает книгу и отложит, да когда Лира «кинет» вторая дочка и на него нападёт сильнейший «трясун», шут сунет ему книжку в руки: «На! Читай!» Полубезумный старик сможет лишь смять страницы. Для постановки спектакля « Человек Лир» лучше подходил перевод О.Сороки, за который когда-то брался А.Васильев и по которому поставил свой спектакль С.Женовач. Но Мирозоев выбирает пастернаковский перевод, в котором попадаются «книжные поэтические красивости», эти поэмы в спектакле читает Куран, придворный, именно для того, чтобы указать на бесплодность книжного познания. Единственный читатель разбросанных книг, Куран красиво читает эти красивые стихи, как какой-нибудь Евтушенко в Политехническом, чуть-чуть подвывая и отбивая такт рукой как настоящий поэт (например, о Корделии):
«Она прочла при мне их, временами
На них роняя за слезой слезу,
Но сохраняя царственно господство
Над горестью, которая сама
Хотела взять, казалось, верх над нею»
Красиво, но … смешно, потому что ничего не объясняет, жизнь - страшней.
На пути познания у Лира есть двойники, это:
- его шут, в котором он как в кривом зеркале видит отражение своих эмоций - негодования, удивления, бессилия, злости, раскаяния, небольшое внешнее сходство Суханова и Сухорукова усиливает эту кривозеркальность;
- Глостер, который идёт параллельной дорогой познания.
Путь познания ведёт героев в вереницу мертвецов, к Концу Времён, ведёт вереницу Ангел смерти, Боже мой, как много там людей - Шут, Регана, Гонерилья, Корнуэлл, Эдмунд… Остался ли хоть кто-нибудь живой?
Магия
В спектакле много магических эпизодов, за которыми следишь как завороженный, и первый среди них - волчий вой Лира: проклянув и выгнав младшую дочь, Лир разворачивается и уходит, поддерживаемый слугами за руки, и вдруг, вскинув голову, по волчьи воет, Корделия откликается каким-то щенячьим воем, в этих звуках звучит что-то древнейшее, какая-то нечеловечья тоска: два родных существа потеряли друг друга и , видимо, уже навсегда.
Концепция Мирзоева прочитывается ещё до спектакля, при покупке билетов, убрав из названия титул главного героя, режиссёр как бы говорит: «Это будет спектакль просто о человеке, не о короле и не о власти». Лир - старый, нетерпимый, вздорный, властный, жёсткий человек. Тело его сильно разрушено временем и болезнями: дрожащие руки, скрюченные, непослушные ноги, шамкающий, проваленный рот, вместо лица - страшная, тестообразная, морщинистая масса, он и появляется на народе в чёрной полупрозрачной накидке-парандже, укрывая под ней своё уродство и укрываясь от внешнего мира: зачем ему его видеть, ведь ему и так прекрасно известно, что его все просто обожают. И вдруг этот человек обнаруживает себя совсем в другом мире и совсем с «другими» людьми. Он привык слышать лишь то, что ему хочется слышать, первую правду он услышит от младшей дочки - искреннего прямодушного подростка с коротко стрижеными волосами, сказавшей, что любит его так, как должно дочери любить отца. Это будет настолько неожиданно для старика, что он:
- снимет накидку, надо рассмотреть - что же происходит;
- постучав камешками, объявит: «Обед! Обед!», во время обеда надо обмозговать - что же произошло. Обед - ключевая сцена первой части спектакля, ДО вступления Лира на путь познания, здесь как на ладони виден мир, который построил вокруг себя Лир: после его сигнала мгновенно прибежали слуги с кастрюлей, металлическими мисками и ложками, выстроилась очередь из придворных и родственников, и ОН, могучий и великий, от которого зависит все и всё, кормит их, наливая в порядке живой очереди в миски жидкого супчика. Старшая дочь на глазах папы вливает в себя супчик - «Ах, как вкусно!», отойдя в сторонку - блюёт. Какой контраст со вторым несостоявшимся обедом в доме Гонерильи, Лир стучит камушками: «Обед! Обед!», а никто даже и не шелохнётся.
И начинается путь познания мира человеком по имени Лир. На этом пути ему предстоит узнать:
- что такое добро и зло;
- что любовь не ползает на коленях;
- что старшие его дочери - вампирши, питающиеся кровью и жизнями других людей, надо видеть с какой жадностью слизывает вкусную кровь с кинжалов и ран Регана, с каким вожделением присасывается к своим «донорам» (Освальду и Эдмонду) Гонерилья.
После антракта Суханов снимает со своего персонажа грим и прочие атрибуты старости, его герой сошёл с ума - ему теперь всё позволено, кроме того, путь познания - это путь к себе. В спектакле обозначен и альтернативный путь: путь книжного, мёртвого познания - по краям сцены, перед занавесом лежат перевязанные верёвками стопки никому не нужных книг. Лишь однажды Кент, от нечего делать полистает книгу и отложит, да когда Лира «кинет» вторая дочка и на него нападёт сильнейший «трясун», шут сунет ему книжку в руки: «На! Читай!» Полубезумный старик сможет лишь смять страницы. Для постановки спектакля « Человек Лир» лучше подходил перевод О.Сороки, за который когда-то брался А.Васильев и по которому поставил свой спектакль С.Женовач. Но Мирозоев выбирает пастернаковский перевод, в котором попадаются «книжные поэтические красивости», эти поэмы в спектакле читает Куран, придворный, именно для того, чтобы указать на бесплодность книжного познания. Единственный читатель разбросанных книг, Куран красиво читает эти красивые стихи, как какой-нибудь Евтушенко в Политехническом, чуть-чуть подвывая и отбивая такт рукой как настоящий поэт (например, о Корделии):
«Она прочла при мне их, временами
На них роняя за слезой слезу,
Но сохраняя царственно господство
Над горестью, которая сама
Хотела взять, казалось, верх над нею»
Красиво, но … смешно, потому что ничего не объясняет, жизнь - страшней.
На пути познания у Лира есть двойники, это:
- его шут, в котором он как в кривом зеркале видит отражение своих эмоций - негодования, удивления, бессилия, злости, раскаяния, небольшое внешнее сходство Суханова и Сухорукова усиливает эту кривозеркальность;
- Глостер, который идёт параллельной дорогой познания.
Путь познания ведёт героев в вереницу мертвецов, к Концу Времён, ведёт вереницу Ангел смерти, Боже мой, как много там людей - Шут, Регана, Гонерилья, Корнуэлл, Эдмунд… Остался ли хоть кто-нибудь живой?
Магия
В спектакле много магических эпизодов, за которыми следишь как завороженный, и первый среди них - волчий вой Лира: проклянув и выгнав младшую дочь, Лир разворачивается и уходит, поддерживаемый слугами за руки, и вдруг, вскинув голову, по волчьи воет, Корделия откликается каким-то щенячьим воем, в этих звуках звучит что-то древнейшее, какая-то нечеловечья тоска: два родных существа потеряли друг друга и , видимо, уже навсегда.