Сломанное время
Антон Чехов «Три сестры» в Театре Табакова, режиссёр Александр Марин, 2014
Если в первом акте на стене висит ружьё, во втором акте оно должно выстрелить.
Афоризм, приписываемый А.Чехову
Роль пресловутого «чеховского» ружья в спектакле играют часы, висящие на фронтальной стене прозоровского дома с поблекшей фреской, изображающей три парящие грации. Поломка-разрушение часов во втором действии (в третьем акте, во время пожара) - ключевое событие спектакля. К этой кульминационной сцене словно накапливается усталость конструкций жизни героев, несбывшееся и неслучившееся, неудавшееся и сломанное, и, когда пьяный Чебутыкин дёргает гирьку часов с такой силой, что разлетаются все шестерёнки, они вылетают, как прозоровские жизни-судьбы, они летят как три грации на фреске, не имеющие точек опоры. Время-жизнь поломалась. То, что происходит, точнее, не происходит с этими сёстрами - это паралич воли, тебе надо завтра сдавать отчёт, а ты весь день даже не открываешь вордовый файл с шаблоном, тебе надо ехать в Электроугли, а ты сидишь и продолжаешь сидеть в кресле. И тогда появляется некто с цепкими коготками, как у Наташи, и спустя некоторое время ты обнаруживаешь, что тот самый отчёт теперь готовит уже тот самый некто, и в Электроугли ехать уже не надо - там всё обуглилось.
Самый печальный, самый неудачливый тут персонаж, это - Тузенбах. Его играет молодой актёр, но он в таком гриме, и так играет, таким голосом и мимикой, что выглядит стариком, и все его концепции с кирпичным заводиком и пр. «новой» жизнью смотрятся уже на уровне замысла засохшими и мёртвыми.
Вершинин и Андрей Прозоров - мечтатели, непрактичные люди, когда говорят о мечтах и планах - глаза вдохновенно горят, а когда надо принять решение, и сделать усилие, пронести его тяжесть на себе - как те самые шестерёнки из часов - ломаются или вылетают.
Седой, опупелый, равнодушный Чебутыкин погружённый в перманентную тарабумбию, абсурд - страшный дориангреевский портрет будущего этих героев.
В финале, когда «музыка играет так весело, бодро», сёстры ставят друг на друга чемоданы, взбираются на эту чемоданную горку, дотягиваются до часов и пытаются вставить на место разлетевшиеся шестерёнки, пытаются починить поломанное время-жизнь. Получится ли у них? «Если бы знать, если бы знать…»
Если в первом акте на стене висит ружьё, во втором акте оно должно выстрелить.
Афоризм, приписываемый А.Чехову
Роль пресловутого «чеховского» ружья в спектакле играют часы, висящие на фронтальной стене прозоровского дома с поблекшей фреской, изображающей три парящие грации. Поломка-разрушение часов во втором действии (в третьем акте, во время пожара) - ключевое событие спектакля. К этой кульминационной сцене словно накапливается усталость конструкций жизни героев, несбывшееся и неслучившееся, неудавшееся и сломанное, и, когда пьяный Чебутыкин дёргает гирьку часов с такой силой, что разлетаются все шестерёнки, они вылетают, как прозоровские жизни-судьбы, они летят как три грации на фреске, не имеющие точек опоры. Время-жизнь поломалась. То, что происходит, точнее, не происходит с этими сёстрами - это паралич воли, тебе надо завтра сдавать отчёт, а ты весь день даже не открываешь вордовый файл с шаблоном, тебе надо ехать в Электроугли, а ты сидишь и продолжаешь сидеть в кресле. И тогда появляется некто с цепкими коготками, как у Наташи, и спустя некоторое время ты обнаруживаешь, что тот самый отчёт теперь готовит уже тот самый некто, и в Электроугли ехать уже не надо - там всё обуглилось.
Самый печальный, самый неудачливый тут персонаж, это - Тузенбах. Его играет молодой актёр, но он в таком гриме, и так играет, таким голосом и мимикой, что выглядит стариком, и все его концепции с кирпичным заводиком и пр. «новой» жизнью смотрятся уже на уровне замысла засохшими и мёртвыми.
Вершинин и Андрей Прозоров - мечтатели, непрактичные люди, когда говорят о мечтах и планах - глаза вдохновенно горят, а когда надо принять решение, и сделать усилие, пронести его тяжесть на себе - как те самые шестерёнки из часов - ломаются или вылетают.
Седой, опупелый, равнодушный Чебутыкин погружённый в перманентную тарабумбию, абсурд - страшный дориангреевский портрет будущего этих героев.
В финале, когда «музыка играет так весело, бодро», сёстры ставят друг на друга чемоданы, взбираются на эту чемоданную горку, дотягиваются до часов и пытаются вставить на место разлетевшиеся шестерёнки, пытаются починить поломанное время-жизнь. Получится ли у них? «Если бы знать, если бы знать…»