Александр Островский «На всякого мудреца довольно простоты», Театр на Таганке, режиссёр Владимир Мирзоев, 2012
Страна, все поры которой забиты говном.
Венедикт Ерофеев. Из записных книжек 1970-х годов.
Сегодня вы увидите!
Егор Дмитрич Глумов ведёт свой разоблачительный дневник на Фейсбуке в подзамочных записях. Недоброжелатели нанимают хакера, который вскрывает его электронную почту и фейсбучный аккаунт, и глумовский тайный викиликс становится публичным -
это, а также Глумова отправляющего с айфона анонимные эсэмэски влиятельным лицам, речь Крутицкого о пенсионной реформе в России, транслируемую из Куршавеля через ютуб, пуську Манефу пляшущую рэп-лезгинку в синагоге и требующую запрета в интернете всех фильмов с неправильным изображением мусульман, начиная с «Белого солнца пустыни», олигарха Мамаева, покупающего футбольный клуб «Реал-Мадрид» вместе с разорившейся испанской провинцией, Турусину, гадающую на гугле, дага Курчаева стреляющего на свадьбе Машеньки из травматики по полицейским - всего этого в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» в Театре на Таганке вы не увидите. Спектакль - традиционно постмодернистский, умеренно авангардный, узнаваемо мирзоевский. Тема и образ его задаются с самого начала сценографией Аллы Коженковой - грязные шероховатые бетонные стены, покрытые плесенью и ржавчиной, образуют затхлое замусоренное пространство перманентно загнивающей и неблагоустроенной страны, персонажи которой ходят по вечно временному невысокому деревянному помосту, на скорую руку сколоченного из поддонов, и с которого так удобно сбрасывать мусор вниз, себе под ноги, на театральную твердь.
Так было, так будет
Мирзоевские персонажи одеты в костюмы всех эпох, от камзолов и парадных платьев века XVIII до поношенных советских генеральских галифе с лампасами и современных модных костюмов - вчера-сегодня-и-всегда, здесь так неуютно и засрано было всегда и всегда будет. Ибо все «поры тут забиты говном». Битая молью красная ковровая дорожка, с зелёной окантовкой, накинутая на замызганную крутую бетонную лестницу - это мостик из прошлого в день сегодняшний и в будущее, раньше такие дорожки стелили в обкомах-горкомах, чтоб по ним проходили в кабинеты самые важные лица, сейчас по ней спускаются на сцену жизни властители и хозяева этого мирка - Мамаев, Крутицкий, Городулин. Это - не люди, точнее, не совсем люди, не человеки Островского - мирзоевские фрики: ханжи, демагоги, коррупционеры, лгуны, бюрократы, мерзавцы, тупицы, садо-мазохисты, … Актёры изображают их гротескно, эксцентрично, и потому выглядят они монстрами, точнее монстриками, отвратительными карикатурно, фриково. Все места в этом мире и в этой жизни ими заняты - монстриками мамаевыми-крутицкими-городулиными-… А самые лучшие места у владимира владимировича и дмитрия анатольевича - об этом молодому начинающему карьеристу Глумову сразу же сообщают, по прибытии его к месту начала будущей карьеры. И ничего тут не реформируется и не изменяется, только зимнее время сменяется на летнее, а потом обратно на зимнее. Егор Дмитрич Глумов - точно такой монстрик, как и все эти большие начальники, только начинающий, набирающий опыт, вес и статус.
Дорогой Никита Сергеевич
Есть тут и монстрик обаятельный - Крутицкий, он же - киноолигарх Никита Сергеевич Михалков (его играет двойник - артист Рыжиков): пышные усы с проседью, небольшая залысина, узнаваемая мурлыкающая скороговорка, вкрадчивые мягкие кошачье-рысьи интонации, которыми он завоёвывает женщин и весь мир. Только Н.С.Михалков на сцене в единственном экземпляре, всех остальных фриков, включая Глумова, играют два и даже три актёрских состава попеременно - одну сцену один, следующую - другой, к финалу уже не всегда даже и понятно кто из них кто, но это и не важно - монстрики двоятся в глазах и троятся, да ещё при этом и отражаются в двух кривых зеркалах.
Финал?
Глумов разоблачён, или нет? Или разоблачены все они? Это не важно. Важно, что он такой же как и они все, такой же монстрик. Глумов женится? На ком? На Машеньке, на Мамаевой или на Турусиной? Не различить - каждая из актрис двух составов побывала каждой из этих vip-дам. Да это - не важно. Важно - что на одной из них. Не важно и то, что он говорит им и о них, важно - что его слова отражаются в них, они вибрируют в его словах, вместе с ним, а за их спинами и над ними возвышается неподвижный и неколебимый каменный монстр. Вибрации и колебания перерастают в танец, в рок-н-ролл. Монстрики танцуют. Danse macabre? Нет… Уж больно танец зажигательный. Danse monstrics. Ведь этот заплесневший мёртвый мирок не умрёт никогда. Никогда-никогда?