Антология Поцелуя - ОМУТЫ И ОТМЕЛИ
https://ru.pinterest.com/pin/355291858080698554/
#антология_поцелуя, #поцелуй
Евгения Перова
Отрывок из романа "Омуты и отмели"
Третья книга саги "Круги по воде" (выйдет осенью)
На деревню, где живут герои, надвигается лесной пожар (жаркое лето 2010).
Шестнадцатилетняя Муся не подчинилась родителям и осталась в деревне, устроив страшный скандал. Она пряталась, а сейчас возвращается домой:
... Идти домой было страшно, и Муся направилась к речке - села на бережок и пригорюнилась. Там ее и обнаружил Анатолий, который в одних трусах с полотенцем на плечах спускался, чтобы искупаться.
- Ах, вот ты где! - сказал он.
Муся вскочила, но Анатолий очень быстро и ловко ухватил ее за ухо:
- Стоять!
- Пустите! Мне больно!
- А ты не дергайся, вот и больно не будет. Сейчас я тебя повоспитываю малость, а потом отпущу. Мать с отцом тебе такого не скажут, а я скажу.
- Пустите меня! Вы не имеете никакого права меня воспитывать! У вас свои дети есть, вот и воспитывайте!
- Да что ты? - Анатолий нагнулся и посмотрел ей прямо в лицо злыми зелеными глазами. - Так уж и не имею? Твоя мама мне сестра, пусть не родная, названная - так что я тебе, хочешь ты или нет, а дядя. А по возрасту так и вовсе в дедушки гожусь! Моих детей уже воспитывать поздно. Кроме Савушки, конечно. А тебя еще вполне можно и повоспитывать. Ты что это устроила? Ты как могла отца так перед всеми опозорить?! Он на тебя не надышится, дрянь ты этакая!
- Да-а, а что он…
- Что - он?! Он тебе остаться не разрешил, и правильно сделал! Вон, моя Фрося - уехала. Слезами обливалась, а уехала. И Рита. Потому что понимают - женщинам здесь не место. Мужчины воюют, женщины и дети дома сидят. А здесь будет война.
- А почему тогда мама?! И тетя Юля?
- Ты еще спроси, почему бабка Марфа осталась! Маме отец разрешил, и то только потому, что она особенная женщина - пятерых мужиков стоит, Семёныч правильно сказал. А Юля - взрослая, разумная, у нее двое детей, она собой рисковать не станет, а ты, дура безмозглая, на рожон вечно лезешь! Мужчины воевать должны, а не отвлекаться на жен и дочерей - как бы они сдуру в огонь не попали!
Муся заплакала.
- Плачь-плачь, глядишь, поумнеешь! Меня не разжалобишь. Ты подумала, каково отцу твоему, а? Марина его полчаса в чувство приводила! Ведь если с тобой, козой, хоть что-нибудь тут случится - а про самое плохое я даже и думать не хочу! - отец не переживет! Как ты посмела отцу сказать, что ненавидишь?!
- Я так не думаю! Это про… просто выра… выраже-ение… Фигура ре… речи-и…
- Фигура речи, твою мать! А я тебе буквально говорю, безо всяких фигур: не пе-ре-жи-вет! И что тогда с матерью будет?
Муся уже рыдала в голос.
- Вот чтобы от матери - ни на шаг! Скажет тебе: «Беги!» - побежишь, скажет: «Прыгай!» - прыгнешь, поняла? Поняла, я спрашиваю?!
- Поняла-а-а…
- Все, свободна! Давай, иди отсюда. Мне искупаться надо, - и Анатолий, повернувшись к ней задом, стал стягивать трусы. Муся, задыхаясь от рыданий, понеслась наверх, где ее поймал Митя, уже некоторое время стоявший неподалеку - он застал конец воспитательного процесса, но не вмешался, хотя и страдал, слушая жестокие слова Анатолия. Муся уцепилась за Митю, как за спасательный круг - обняла и плакала прямо ему в грудь, где под пропотевшей майкой тяжело бухало сердце.
- Ну ладно, ладно! Не плачь ты так! Все поправимо.
- Ты тоже… Ты тоже ду… думаешь, я зря… зря не уехала?
- Да.
- Я плохо поступила, да?!
- Просто ужасно.
- Ты меня теперь ненавидишь?! - Муся подняла вверх залитое слезами лицо. Митя кивнул:
- Обязательно.
- Нет, ну правда?!
Митя улыбнулся, и вдруг Муся, которая всю жизнь вертела им, как хотела, окончательно поняла: он - главный. И все теперь зависит от того, что сейчас скажет Митя! Она вся обратилась в слух, а Митя внимательно рассмотрел ее, покачал головой и сказал:
- Ты поступила чудовищно, и вообще ты самая вредная и противная девчонка из всех, кого я знаю, но я почему-то все равно тебя люблю. И когда ты станешь моей женой - а ты обязательно ею станешь! - я не позволю тебе выкидывать подобные фортели. Поняла?
- Поняла, - радостно сказала Муся и кивнула несколько раз, чтобы показать ему, как хорошо она поняла. - Как ты скажешь, так и будет! Я буду слушаться тебя, правда!
Муся поднялась на цыпочки, Митя наклонился, и они поцеловались - совсем не так, как на сеновале. Не чувственное влечение двигало обоими, а некое странное, изредка вспыхивавшее между ними сияние, попадая в которое, и Муся, и Митя чувствовали удивительную близость, словно открывалась таинственная дверь, до того не пускавшая их друг к другу. Вот и сейчас - дверь открылась, и свет наполнил их обоих, как вода наполняет один двойной сосуд, и потрясенная Муся произнесла, глядя снизу вверх в невозможные - медовые! - глаза Мити:
- Я люблю тебя!