ИФИГЕНИЯ В ТАВРИДЕ
А. Хетагуров - Симеиз. Скала "Дива"
«И НАКОНЕЦ Я ВИДЕЛ МОРЕ…» или «ИФИГЕНИЯ В ТАВРИДЕ»
В одно прекрасное лето Лиза с братом Люлюнчиком и Крошка Ню с малолетней Наташей (Нататой, как она сама себя называла) отдыхали в Симеизе. Сманила их туда Агапова. Агапова в то время увлекалась скалолазанием. Вернее, не столько скалолазанием, сколько отдельным скалолазом по прозвищу Гоген. Лазить на скалы нужно было непременно в Симеизе, так как в Симеизе на горе Кошка имелся утес с отрицательным уклоном, по которому и лазали все уважающие себя любители этого вида спорта.
Лиза с Крошкой Ню как раз были совершенно свободны до сентября: они только что развелись с мужьями. Поэтому в начале августа Лиза и Крошка Ню вместе с Люлюнчиком, Нататой, Агаповой и Гогеном прибыли в славный город Симеиз и поселились: Гоген с Агаповой - в палаточном лагере на горе Кошка, чтобы находиться поближе к месту скалолазания; а Лиза и Ню с детьми жили в частном секторе.
«Частный сектор» представлял собой небольшой дворик, по периметру обстроенный домушками, комнатушками, клетушками, сараюшками и прочими террасками. Кухня и туалет были общими. Во дворе росла старая лоза, которая заплела все небо над двориком и зеленые виноградные гроздья свисали наподобие диковинных светильников. По ночам во двор приходил ёжик - Лиза, отправившись посреди ночи на прогулку, видела, как он улезал под калитку, отталкиваясь толстенькими черными пятками. Натата с Люлюнчиком каждый вечер пытались подкараулить приход ёжика, но повезло только Лизавете.
Лиза со свойственным ей безграничным дружелюбием вскоре перезнакомилась с соседями. Это было весьма симпатичное Муми-семейство: Муми-мама - большая и розовая, Муми-папа - маленький и черный, старший Муми-тролль - маленький и черный, и младший - большой и розовый. Муми-мама со Старшим все время проводили в воде, Муми-папа с Младшим все время сидели на берегу и читали путеводители по Южному берегу Крыма, в промежутках размышляя о «ТЩЕТЕ ВСЕГО СУЩЕГО».
Муми-папа был путешественником-теоретиком. В течение всех десяти лет, которые Муми-семейство проводило в Крыму, Муми-папе ни разу не удалось вытащить Муми-маму из воды! Сначала Муми-папа надеялся обрести единомышленника в Старшем Муми-тролле, но не вышло. После рождения Младшего силы уравновесились.
Единомышленников Муми-папа обрел в лице Лизиной компании. Главным единомышленником была Натата, которая в первый же день изучила весь Симеиз от виллы Ксения до виллы Мира-Маре и рвалась поизучать что-нибудь еще. А когда Натата рвалась что-нибудь поизучать… В общем, проще было изучать это «что-нибудь» с ней вместе.
Муми-папа необычайно оживился, забыл про «ТЩЕТУ ВСЕГО СУЩЕГО» и начал разрабатывать маршрут. Пока Муми-папа, обложившись путеводителями и картами, мучился над маршрутом, Все остальные купались, загорали и объедались фруктами, а еще в качестве развлечения ходили смотреть, как Агапова с Гогеном лазают по скалам.
В любое время суток можно было наблюдать, как Агапова висит между небом и землей в одном и том же - совершенно невозможном - положении. Ни разу никому не удалось увидеть, как Агапова в это положение попадает. Равно, и как она из него выбирается. Гогена не было видно вообще, и Все подозревали, что Гоген в это время спокойно попивает пивко где-нибудь в тенечке.
Другим видом развлечения были киносъемки. В это лето в Симеизе снимали «Графа Монте-Кристо». Загорая на пляже, Все могли совершенно бесплатно в течение трех дней любоваться побегом графа Монте-Кристо из крепости замка Иф. Что-то у них там не заладилось с побегом, и несчастного каскадера, заменявшего в этой рискованной сцене самого графа, бессчетное количество раз сбрасывали в мешке со скалы Дива.
Наконец Муми-папа выбрал маршрут: решено было ехать в Форос. Следует пояснить, что дело происходило в самом начале перестройки: Форос еще не приобрел своей скандальной известности, а был просто курортом на Южном Берегу Крыма. Славу Фороса составляли знаменитый парк и церковь Воскресения на Красной скале (400 м над уровнем моря), спроектированная в византийском стиле академиком Н.М. Чагиным и построенная в 1892 году на средства чаепромышленника А.Г.Кузнецова в память о чудесном спасении царской семьи во время крушения на станции Борки.
Недалеко от Фороса - чуть повыше - располагались знаменитые Байдарские ворота. Больше всего на свете Муми-папа мечтал увидеть именно Байдарские ворота, так как именно от Байдарских ворот открывался прекрасный вид на Черное море - вид, неоднократно описанный прозаиками и воспетый поэтами!
Путешествовать решили морем. Лиза, которую укачивало везде и на всем, согласилась только на катер, как на наименьшее зло: там хоть есть, чем дышать!
И вот в одно прекрасное утро Все собрались и отправились в поход. Агапову наконец сняли со скалы, поэтому они с Гогеном тоже собрались и отправились вместе со Всеми. По пути к причалу компания начала постепенно расти, подобно снежному кому, силой притяжения захватывая в свою орбиту даже тех, кто никогда в жизни никуда не собирался и не отправлялся. К моменту посадки на катер к основному составу труппы прибавились:
Половина Очереди за Пивом.
Двое Местных Мальчишек.
Каскадер из съемочной группы фильма «Граф Монте-Кристо», которому страшно надоело все время падать в воду со скалы Дива.
Три Собаки.
Местный Житель с авоськой.
А также Двое Отдыхающих из Планерского, которые уже вторую неделю возвращались в свой родной санаторий после экскурсии в Массандру, где они дегустировали вина, но добрались пока только до Симеиза.
Собственно говоря, из всех примкнувших, только они и поехали: Половина Очереди вернулась за пивом, Мальчишки с Собаками пошли купаться, Местного Жителя вовремя остановила Супруга, а Каскадера буквально в последний момент снял с катера Второй Помощник Режиссера, поставивший в погоне за каскадером рекорд в беге по пересеченной местности.
Но тем не менее катер был забит битком, сильно напоминая последний пароход в Константинополь. Все скамейки были заняты, на корме целовались Агапова с Гогеном, а на носу, изображая ростральную фигуру, стояла Лизавета - вся в брызгах морской пены. Там ее меньше укачивало.
Муми-папа голосом профессионального экскурсовода рассказывал о проплывавшем справа по борту пейзаже. Пейзаж проплывал в следующем порядке: Гора Кошка, Кацивели, мыс Кикенеиз, Понизовка, Кастрополь, скала Ифигения, Форос.
- Кацивели! - говорил Муми-папа. - Название происходит от итальянского cattivello - взятый в плен, плененный. В 80-х годах 19 века здесь жил и работал А.И. Куинджи. На берегу Кацивели расположен радиотелескоп - один из самых крупных в мире для приема мм-волн…
И так далее вплоть до скалы Ифигения. Дальше скалы Ифигения Муми-папе продвинуться не удалось. При словах: «А вот скала Ифигения…» Агапова подскочила на сиденье и страшно разволновалась.
- Где? Где скала Ифигения? Это ТА САМАЯ ИФИГЕНИЯ?
- Ну да, в общем. Та самая. А что ты имеешь в виду?
- Ну как же! Ну помните, у Венички Ерофеева? Про норд-ост? Как Микенский царь Агамемнон зарезал любимую дочурку Ифигению, чтобы ветер был норд-ост!
- Где это у Венички Ерофеева? Москва-Петушки, что ли?
- Да нет, не Москва-Петушки. Название такое длинное. И вообще это пьеса. Как же она называется…
- Позвольте, причем тут норд-ост и Веничка Ерофеев?! Норд-ост тут вообще не при чем! Перед отплытием в Трою Агамемнон убил священную лань Афродиты…
- А у Венички не так!
- … Богиня разгневалась, и Агамемнон решил принести ей в жертву свою дочь Ифигению! Но Афродита в последний момент похитила Ифигению и перенесла в далекую Тавриду, чтобы Ифигения в храме Девы совершала жертвоприношения в честь Афродиты!
- Да нет, - вклинился, наконец, Муми-папа. - Агамемнон хотел принести Ифигению в жертву Артемиде, чтобы ветер был благоприятен для отплытия в Трою. Но Артемида заменила Ифигению на жертвеннике ланью, а саму Ифигению перенесла в Тавриду, чтобы она приносила в жертву Артемиде всех попадавших в эти края чужеземцев. Ифигения чуть было не принесла в жертву Артемиде собственного брата Ореста...
- Я вспомнила! Это «Двенадцатая ночь или Шаги командора»!!!
- Слушайте, при чем тут «Двенадцатая ночь»? Это же пьеса Шекспира!
- А вот у Глюка есть опера - «Ифигения в Тавриде»! Это про эту Ифигению?
- Ма-ам! А что такое офигения?
- Нет, кажется не «Двенадцатая ночь»… Может, «Майская ночь»?
- «Майская ночь» или «Утопленница» - это повесть Гоголя!
Пока Все выясняли, кто такая Ифигения, катер благополучно миновал эту самую скалу и прибыл в Форос. В Форосе численность компании уменьшилась: Муми-мама, посмотрев на церковь Воскресения, возвышающуюся на 400 метров над уровнем моря, категорически сказала, что никуда с этого самого уровня моря не сдвинется. Старший остался с ней, подумав как следует, к ним присоединился и младший Муми-тролль, никак не ожидавший, что практические путешествия настолько отличаются от теоретических!
Отдыхающие из Планерского, передохнув пару часов, благополучно сели на интуристовский автобус с группой не то немцев, не то датчан, следовавших из Фороса прямиком в Массандру - на дегустацию вин. Дальнейшая их судьба покрыта мраком неизвестности.
Все остальные полезли на Красную скалу. Агапова, правда, очень хотела посмотреть на скалу Ифигения, и долго всех уговаривала туда отправиться. Но Муми-папа сказал, что смотреть там вообще-то не на что, кроме самой скалы. А скала - она скала и есть. К тому же, и скала сомнительная: хотя ее название и связано с мифом об Ифигении, еще два места заявляют свои права на храм Артемиды, в котором пресловутая Ифигения приносила жертвы богине, убивая ни в чем не повинных путешественников - Партенит у Медведь-горы и мыс Айя. Поэтому Все последовали по разработанному маршруту. Агапова вздыхала и неразборчиво бормотала:
- Агамемнон… дочурку Ифигению… ветер норд-ост… шаги командора… не командора… какая же ночь-то?
Путь к храму Вознесения оказался очень крутым и извилистым, к тому же серпантин был засыпан щебенкой. Идти по щебенке было чрезвычайно тяжело, особенно Нине Юрьевне, которая ухитрилась отправиться в поход в резиновых вьетнамках. На четвертом повороте Лиза почувствовала, что ее укачивает. Поэтому она решила лезть прямо в гору, срезая повороты. Она появлялась перед Всеми в самый неожиданный момент, сопровождаемая осыпающимся каскадом щебенки и оборванными ветками кустарника, густо растущего по склонам.
После 15 поворота компания неожиданно обнаружила в своем составе маленького пожилого чешского профессора в панамке. Как он оказался среди них, никто не знал. Похоже, не знал этого и сам профессор. Он изо всех сил поспевал за Всеми, время от времени спрашивая:
- Это есть Монастыр?
- Это не есть Монастыр?
- Как скоро Монастыр?
Профессор продержался до 35 поворота, после чего, объяснив, что у него уже нет времени, чтобы идти дальше, так как «монастыр» все не появляется, со страшным шумом ссыпался вниз с горы.
Честно говоря, Ню тоже с большим удовольствием отправилась бы вниз, так как здорово отбила ноги в этих проклятых вьетнамках, но ее собственная дочь Натата просто рвалась к Байдарским воротам, а когда Натата куда-нибудь рвалась...
В результате к вершине поднялись только Муми-папа, Лиза с Люлюнчиком, Ню с Нататой и Агапова с Гогеном. Все осмотрели «Монастыр», который, судя по всему, уже лет 50 находился в стадии реставрации, так как на лесах выросли приличного размера деревца. Потом Все слегка отдохнули, после чего Муми-папа объявил, что пора к Байдарским воротам.
Агапова опять попыталась было внести смуту в ряды путешественников, подбивая плюнуть на Байдарские ворота и отправиться к скале Ифигения. Но ее не поддержал даже Гоген.
Ведомые Муми-папой, Все двинулись вперед и вверх по узкой крутой тропке. За Муми-папой шла Натата, за ней - Агапова с Гогеном, потом Люлюнчик с Лизой. Последней брела Крошка Ню. Время от времени к ней прибегала Натата, которую все-таки мучили угрызения совести, и спрашивала:
- Ну как ты, мамочка? Ничего?
- Нормально, - мрачно отвечала Ню.
Одна вьетнамка у нее уже сломалась, и Гоген починил ее с помощью английской булавки, вытащенной из собственного уха. Булавка все время отстегивалась. Идти было неудобно. Нина Юрьевна ковыляла и лелеяла планы сдать Натату ее отцу, своему бывшему мужу, чтобы он увез Натату навсегда в Америку, где собирался жить со своей новой американской женой.
- Вот отец тебе покажет Байдарские ворота! И Гранд-каньон в придачу! - ворчала она про себя.
Сопровождаемые непрекращающимся бурчанием Агаповой по поводу Ифигении и Нины Юрьевны - по поводу Нататы, усталые путники наконец добрались до вершины горы. Перед ними открылся прекрасный вид на степной Крым. Оказалось, смотреть надо было в противоположную сторону. В противоположной стороне под бескрайним ослепительно-синим небом лениво плескалось безбрежное ослепительно-синее Черное море. Вдоль линии горизонта медленно плыл ослепительно-белый пароход.
- Да-а! - сказали все.
- Это действительно!
- Это Вид!
- Это Всем Видам Вид!
Несмотря на то, что Все имели возможность каждый день любоваться этим самым синим Черным морем во всяких видах, вид с Байдарских ворот не оставил равнодушным никого! Муми-папа объяснил, что данный вид, конечно, производит гораздо большее впечатление, когда подъезжаешь к Байдарским воротам со стороны степного Крыма и впервые видишь море. Но Все сказали, что и так не плохо! А начитанный Люлюнчик очень к месту процитировал А.С. Пушкина:
Приду на склон приморских гор, - прочел Люлюнчик.
Воспоминаний тайных полный,
И вновь таврические волны
Обрадуют мой жадный взор.
Волшебный край! Очей отрада!
Все живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй и тополей прохлада…
- Кстати, а не пора ли и нам под сень струй? - спросил Гоген.
- Пора! - решили Все…
Вожделенная сень оказалась рядышком в облике небольшого, но очень уютного ресторанчика. В ресторанчике подавали дивные чебуреки, и компания отдала им должное, запивая пивком. Для начала заказали по порции. Наглаженный официант с бабочкой, два раза сбившись, пересчитал посетителей, и в три приема принес 8 порций чебуреков и 5 бутылок пива. Лишнюю порцию съел Гоген. Отдохнув, заказали еще по порции. После третьего заказа официант с бабочкой, которая к тому времени несколько сложила крылышки, раздраженно осведомился, сколько порций чебуреков они еще предполагают заказать?
- Откуда ж нам знать! - добродушно ответил Гоген. - Работай, дорогой, работай!
После шестой порции чебуреков Люлюнчик начал слегка волноваться. Компания сидела хорошо и прочно. Натата, наконец утомившись, спала, положив голову Ню на колени. Агапова и Гоген целовались. В промежутках между поцелуями Агапова вспоминала Ифигению. Муми-папа рассказывал Лизе и Крошке Ню легенды Южного берега Крыма и все время норовил положить руку Лизе на коленку.
Люлюнчика тревожили несколько соображений:
1. Хватит ли денег у взрослых, чтобы расплатиться за бесконечные чебуреки и бессчетное пиво?
2. А если не хватит, то что с ними со Всеми будет?
3. Не опоздают ли они на последний катер (автобус)?
4. А если опоздают, то что с ними со Всеми будет?
Понимая, что лично его никто не будет слушать, он разбудил Натату, ущипнув ее за ногу. Натата проснулась и довела до сведения Всех, что ей здесь надоело, и вообще пора домой! А когда Натата…
В общем, Все пошли домой, тем более, что до последнего автобуса (катера) и правда было времени в обрез. Расплатиться за чебуреки и пиво денег хватило, и тоже в обрез. Так что Люлюнчик исключительно вовремя проявил должную бдительность!
Агапова домой идти не захотела. Не хуже Нататы, она заявила, что без скалы Ифигения домой просто не пойдет! И как хотите. Все почесали в затылке. Нести Агапову не хотелось - она была девушка не хилая. Идти к Ифигении, будь она неладна, не хотелось еще больше. Агапова в сопровождении верного Гогена таки отправилась к Ифигении, имея на руках план, нарисованный Муми-папой на обороте счета за чебуреки. Остальные медленной цепочкой потянулись вниз по склону, оглашая окрестности нестройным пением и услаждая те же окрестности благоуханием пива и чебуреков - настолько сильным и притягательным, что Мелкие Жители окрестностей поначалу в страхе разбегались, разбуженные пением, но тут же и возвращались обратно, притянутые запахами, и долго еще блаженно принюхивались.
Впереди шли Натата с Люлюнчиком, потом Крошка Ню, за ней - Лиза с Муми-папой. Спускаться вниз оказалось гораздо веселей. Даже вьетнамки Нине Юрьевне совершенно не мешали! Вьетнамки она забыла под сенью струй.
Вдруг компания, которая уже как-то привыкла все время идти по узенькой и крутой тропинке, внезапно оказалась посреди стройплощадки. Причем, стройплощадки явно военного объекта! Как они там оказались, было непонятно и самой компании, и стройбатовцам, которые с удовольствием отвлеклись от упомянутой стройки и стали потихоньку окружать растерявшихся путешественников.
Под конвоем стройбатовцев компания была доставлена в каптерку, где с радостным удивлением встретила Агапову с Гогеном, которых только что доставил другой патруль. То ли Агапова с Гогеном неправильно следовали маршруту Муми-папы, то ли Муми-папа под влиянием выпитого пива и Лизиного очарования неправильно составил маршрут - только Агапова с Гогеном благополучно прибыли на ту же военную стройку, только с другого ее конца!
- Та-ак! - сказал Начальник, отложив надкусанный бутерброд и оглядев зорким военным глазом богатую коллекцию пыльных кроссовок, расцарапанных коленок, разнообразных шорт и всевозможных маек.
Самый экзотический вид был у носатого, загорелого дочерна Гогена, который щеголял в майке-тельняшке и оборванных выше колен джинсах (причем, неровная бахрома свисала до лодыжек), а голову повязал некогда черным платком с черепами. На шее у него висел камень с дыркой на веревочке, а на левом плече была татуировка с изображением паука.
Самой приличной - несмотря на отсутствие всякой обуви - выглядела Нина Юрьевна, которая каким-то удивительным образом всегда, в любой обстановке имела такой вид, словно ее только что развернули из целлофановой упаковки! Самая тесная майка была у Агаповой - с пеликаном и надписью «AIR FRANCE CARGO», самые короткие шорты - у Лизы. С трудом оторвав взгляд от пеликана, Начальник спросил:
- Кто главный?
Ответа не было. Женская часть компании молчала: среди них есть мужчины - пусть они за все и отвечают! Мужская часть компании…
Люлюнчик был еще слишком молод, чтобы назваться главным. Поэтому он скромно потупил голову и поковырял пол ногой.
Гоген считал себя Анархистом и не намеревался вступать в переговоры с представителем власти. Поэтому он гордо сложил руки на груди и сплюнул.
Муми-папа… С тех пор, как Муми-папу в дни его далекой молодости задержали на Красной площади за ношение бороды, и Муми-папа полдня доказывал в отделении милиции, что ничего ТАКОГО он своей бородой сказать не хотел и вообще лоялен! - с тех самых пор Муми-папа брился три раза в день, что являлось для него сплошным мучением, так как Муми-папа был необыкновенно волосат и даже на носу у него росли волосы, что делало его в небритом состоянии похожим скорее на Ондатра, чем на Муми-тролля! Так вот, с тех самых пор Муми-папа ужасно боялся всякой власти вообще. Поэтому он спрятался за Лизу и притаился.
- Так кто же главный? - повторил Начальник.
Тут вперед выступила Натата, которую Начальник сначала не заметил. Натата, как истинная дочь своей матери, тоже выглядела на редкость прилично. Правда, из целлофана ее вынули несколько раньше, чем Нину Юрьевну, поэтому она все-таки слегка запылилась.
Натата бодро доложила Начальнику, что компания следует в Симеиз из Байдарских ворот, где подкреплялась чебуреками и куда прибыла из того же Симеиза. Что чебуреками, это начальник и сам почувствовал. И пивом! - вздохнул он про себя, с тоской поглядев на недоеденный бутерброд.
Натата доложила приключения компании со всеми мельчайшими подробностями, так что Начальник потерял смысл понимания уже на чешском профессоре. Чувствуя, что дальнейшее разбирательство ни к чему хорошему ни приведет, он отпустил компанию с миром. Незадачливых путешественников конвоировали к последнему автобусу, который уже в нетерпении бил копытом. Двери закрылись, автобус рванул с места и помчался по старому Крымскому шоссе, вздымая клубы пыли и оставляя за собой густой шлейф ароматов бензина, выхлопных газов и чебуреков. Причем чебуреки доминировали.
Утомленная компания сразу задремала. Дольше всех не спала Агапова. Она полными слез глазами таращилась в немытое со времен покоренья Крыма автобусное окно, пытаясь в быстро сгущающихся южных сумерках разглядеть недоступную Ифигению. Дрожащими губами Агапова повторяла, как заклинание, бессмертные строки Венички Ерофеева:
А вот Микенский царь Агамемнон клал свою любимую младшую дочурку Ифигению под жертвенный нож, чтобы ветер был норд-ост, а не какой-либо другой!..
- Я же вспомнила! - повторяла она, всхлипывая.
- Я же вспомнила название! «Вальпургиева ночь или Шаги командора»!
Но ее никто не слышал. Все спали крепким сном, и благополучно проспали до самого Симферополя.
Рассказы из сборника "Зал ожидания" третья часть "Лизы во фритюре"
Полностью - здесь:
http://zhurnal.lib.ru/editors/p/perowa_e_g/zal.shtml