июньские наши беззащитные дни
Ваня стоит у меня на коленях, прижавшись и положив голову на плечо. Смотрит в окно. Я мерно покачиваюсь и тоже смотрю. За окном проплывает большой белый крот в кресле и при очках. Нежно нежно пахнет пионами. На подоконнике ваза с первыми дачными набухшими и прорвавшимися бутонами. Совсем как ванины дёсны. Ваня второй день температурит то под, то за тридцать девять. Ночью поднялась до сорока с половиной. Тяжко дышал и искал мою руку. Бедный, бедный синеглазый зайка. С мокрыми ресничками. И хорошим аппетитом несмотря ни на что.
Нурофен и свечи не спасают или облегчают едва и на чуть-чуть. Влажные обтирания доводят до истерики. Сидеть-лежать на маме тоже паллиатив, но зато затихается до полудрёмы. Бедная, бедная мама, впрочем нет, мама-то как раз в порядке, раз успевает наблюдать облака. А папа подобные страдания переносит тяжко. Врач подтвердила версию про зубы, но право же, как странно, непривычно, тревожно. Первые серьёзные испытания за вот-вот целый первый год.
Нурофен и свечи не спасают или облегчают едва и на чуть-чуть. Влажные обтирания доводят до истерики. Сидеть-лежать на маме тоже паллиатив, но зато затихается до полудрёмы. Бедная, бедная мама, впрочем нет, мама-то как раз в порядке, раз успевает наблюдать облака. А папа подобные страдания переносит тяжко. Врач подтвердила версию про зубы, но право же, как странно, непривычно, тревожно. Первые серьёзные испытания за вот-вот целый первый год.