welcome back
Ну вот. Добро пожаловать назад.
Теперь я опять различаю дни недели, мечтаю о выходных, бизнесланчуюсь, вспоминаю как и где объезжать пробки.
Но это не то же самое, что вернуться из отпуска. Когда съездил на моря, продул мозги, вернулся и с тоской пытаешься включиться в рабочий ритм.
Теперь в прокачанной молоком голове надо удержать в 50 раз больше информации, чем раньше. Теперь у меня дома два голодных мужика и небольшая интернациональная армия наемных работников. Теперь я не могу сидеть и тупить до ночи, пережидая пробки, а несусь домой отпускать няню. Теперь подбегая вечером к подъезду у меня немножко останавливается сердце в предвкушении встречи с моей любимой наглой рожей. А грудь лопается от несъеденного за день молока.
Каждые полчаса я допрашиваю Мао, как там дела. С одной стороны я рада слышать, что ребенок все больше и больше привыкает к няне, что вот он уже гораздо проще засыпает, начинает есть и не противится одеванию на прогулку. А с другой - все это вызывает во мне такую животную ревность, от которой хочется послать всех нахуй и самой-самой одной и безраздельно.
Теперь меня поднимают в без десяти восемь. И за два часа до выхода я успеваю сварить кашу, суп, принять душ, накормить, одеться, передать с рук на руки. Раньше за те же два часа я успевала только принять душ, одеться и почитать за чашкой чая.
Сегодня правда перед выходом полчаса искали по всему дому ключ от машины. Похоже на детскую диверсию. Но ключ нашелся, и я поцеловала ребенка в макушку, пообщала вернуться, сказала как люблю, проглотила комок в горле и побежала.
Я привыкну. Обязательно привыкну. И к недосыпу. И к этой тактильной пустоте на протяжение всего дня. И к тому, что кому-то другому достаются улыбки и лепет. Вот бы еще пролактина поменьше и не расплакаться.
Теперь я опять различаю дни недели, мечтаю о выходных, бизнесланчуюсь, вспоминаю как и где объезжать пробки.
Но это не то же самое, что вернуться из отпуска. Когда съездил на моря, продул мозги, вернулся и с тоской пытаешься включиться в рабочий ритм.
Теперь в прокачанной молоком голове надо удержать в 50 раз больше информации, чем раньше. Теперь у меня дома два голодных мужика и небольшая интернациональная армия наемных работников. Теперь я не могу сидеть и тупить до ночи, пережидая пробки, а несусь домой отпускать няню. Теперь подбегая вечером к подъезду у меня немножко останавливается сердце в предвкушении встречи с моей любимой наглой рожей. А грудь лопается от несъеденного за день молока.
Каждые полчаса я допрашиваю Мао, как там дела. С одной стороны я рада слышать, что ребенок все больше и больше привыкает к няне, что вот он уже гораздо проще засыпает, начинает есть и не противится одеванию на прогулку. А с другой - все это вызывает во мне такую животную ревность, от которой хочется послать всех нахуй и самой-самой одной и безраздельно.
Теперь меня поднимают в без десяти восемь. И за два часа до выхода я успеваю сварить кашу, суп, принять душ, накормить, одеться, передать с рук на руки. Раньше за те же два часа я успевала только принять душ, одеться и почитать за чашкой чая.
Сегодня правда перед выходом полчаса искали по всему дому ключ от машины. Похоже на детскую диверсию. Но ключ нашелся, и я поцеловала ребенка в макушку, пообщала вернуться, сказала как люблю, проглотила комок в горле и побежала.
Я привыкну. Обязательно привыкну. И к недосыпу. И к этой тактильной пустоте на протяжение всего дня. И к тому, что кому-то другому достаются улыбки и лепет. Вот бы еще пролактина поменьше и не расплакаться.