Мои маленькие слабости
Осень, пора признаний. С чего начать... Я дура. Нет, скажем так, я люблю трэш.
Я всегда выслушиваю сумасшедших, которые заговаривают со мной на улице.
Мне нравится ходить в маникюрный салон рядом с домом. Наверно правильней назвать это ногтярней. Каой же это салон, когда высушенная вьетнамка со скрюченными пальцами заведует тремя девочками-подростками. А мне нравится сидеть там, рядом с приличным старичком лет семидесяти, который приходит раз в неделю полировать ногти и рассматривать как самые младшие, еще не доросшие до ножниц и щипцов, играют со щенком и таскают какую-то внушающую сомнения еду, пока главная не видит.
Я не пересаживаюсь на другое сиденье, когда, в ожидании следующего поезда метро, вокруг меня собирается с десяток цыган-музыкантов и начинают радостно галдеть, видимо обсуждая новинки в репертуаре, договариваясь о зонах влияния и передавая приветы многоуважаемым родственникам.
Или, бар. Можно пойти в модное место, где вкусные коктейли, ди-джей наяривает, в креслах развалились смешные люди в пижонских костюмчиках или в эстетское заведение, с правильной музыкой и публикой, состоящей сплошь из посвященных, перемигивающихся друг с другом и с потаенными знаками, рассыпанными вокруг, но мне всего милее попахивающие табаком, сивухой и котами заведения, где патрон уже двадцать лет разливает спасительный алкоголь немного линялым посетителям - такие бары, наравне с участковыми врачами, приходскими священниками и парикмахерами, несут почетную роль санитаров леса. Хозяин честно подставляет ухо и печень, не отлынивает, все делит на равных с клиентом. Приходить в подобные заведенья нужно одному - они созданы не для свиданий, даже не для встреч с приятелями. Там и столиков-то почти нет - только разделочная поверхность барной стойки. Но я, конечно, всего лишь вуайеристка, я прихожу с сдрузьями, а это - мухлеж. Для меня это все только подсматривание в замочную скважину двери, разделяющей разные реальности. Причем, не то чтоб, оторвавшись от глазка и откинувшись в своем удобном кресле, я чувствовала себя лучше, счастливей, нет. Там все как-то важнее, весомее, но и чудеснее одновременно. Мне кажется, это - мое Зазеркалье. Как малые голландцы - я, бесспорно, отдаю предпочтение итальянскому Возрожденью - но перед квадратом с неприбранной, плохо обставленной комнатой, в которой женщина в выцветшей одежде, вычесывает вшей у девочки со спущенным чулком, рваным башмаком которой играет щенок, почему-то останавливаешься как вкопанный.
Но только на мгновение. А потом сразу в лазурь, чтоб вилла на холме и кипарисы на горизонте.
Иногда я сама делаю какие-то мелкие глупости, пытаюсь выдать себя за персонажа паноптикума. То есть, скажем, иду я рано-рано утром, с чемоданом, к остановке такси и тут тормозит какая-то совершенно случайная машина и из нее спрашивают: «может вас куда-то подвезти?», то я могу в нее и сесть. Без шуток. Только, даже неловко потом рассказывать, как много хорошего можно узнать о мире по пути от Республики на Северный Вокзал, ведь подумают, что, ну да, что дура, и будут правы, я сама так думаю.
Я всегда выслушиваю сумасшедших, которые заговаривают со мной на улице.
Мне нравится ходить в маникюрный салон рядом с домом. Наверно правильней назвать это ногтярней. Каой же это салон, когда высушенная вьетнамка со скрюченными пальцами заведует тремя девочками-подростками. А мне нравится сидеть там, рядом с приличным старичком лет семидесяти, который приходит раз в неделю полировать ногти и рассматривать как самые младшие, еще не доросшие до ножниц и щипцов, играют со щенком и таскают какую-то внушающую сомнения еду, пока главная не видит.
Я не пересаживаюсь на другое сиденье, когда, в ожидании следующего поезда метро, вокруг меня собирается с десяток цыган-музыкантов и начинают радостно галдеть, видимо обсуждая новинки в репертуаре, договариваясь о зонах влияния и передавая приветы многоуважаемым родственникам.
Или, бар. Можно пойти в модное место, где вкусные коктейли, ди-джей наяривает, в креслах развалились смешные люди в пижонских костюмчиках или в эстетское заведение, с правильной музыкой и публикой, состоящей сплошь из посвященных, перемигивающихся друг с другом и с потаенными знаками, рассыпанными вокруг, но мне всего милее попахивающие табаком, сивухой и котами заведения, где патрон уже двадцать лет разливает спасительный алкоголь немного линялым посетителям - такие бары, наравне с участковыми врачами, приходскими священниками и парикмахерами, несут почетную роль санитаров леса. Хозяин честно подставляет ухо и печень, не отлынивает, все делит на равных с клиентом. Приходить в подобные заведенья нужно одному - они созданы не для свиданий, даже не для встреч с приятелями. Там и столиков-то почти нет - только разделочная поверхность барной стойки. Но я, конечно, всего лишь вуайеристка, я прихожу с сдрузьями, а это - мухлеж. Для меня это все только подсматривание в замочную скважину двери, разделяющей разные реальности. Причем, не то чтоб, оторвавшись от глазка и откинувшись в своем удобном кресле, я чувствовала себя лучше, счастливей, нет. Там все как-то важнее, весомее, но и чудеснее одновременно. Мне кажется, это - мое Зазеркалье. Как малые голландцы - я, бесспорно, отдаю предпочтение итальянскому Возрожденью - но перед квадратом с неприбранной, плохо обставленной комнатой, в которой женщина в выцветшей одежде, вычесывает вшей у девочки со спущенным чулком, рваным башмаком которой играет щенок, почему-то останавливаешься как вкопанный.
Но только на мгновение. А потом сразу в лазурь, чтоб вилла на холме и кипарисы на горизонте.
Иногда я сама делаю какие-то мелкие глупости, пытаюсь выдать себя за персонажа паноптикума. То есть, скажем, иду я рано-рано утром, с чемоданом, к остановке такси и тут тормозит какая-то совершенно случайная машина и из нее спрашивают: «может вас куда-то подвезти?», то я могу в нее и сесть. Без шуток. Только, даже неловко потом рассказывать, как много хорошего можно узнать о мире по пути от Республики на Северный Вокзал, ведь подумают, что, ну да, что дура, и будут правы, я сама так думаю.