про сегодня и завтра
Мысленно не один раз принималась писать пост о PR, о РПЦ, о тех ужасе и тоске, которые мучительно стучат в мое сердце по этому поводу… А, впрочем, сказать мне нечего - ничего нового ни про страну, ни про РПЦ я, в общем, не узнала. Правда, девочки в балаклавах лакмусовой бумажкой выявили тонны злобы, агрессии, ненависти, копящиеся в обществе, но уж лучше, когда - с открытым забралом. Когда каждый решает сам для себя вопрос, с кем он и почему.
Завтра - Преображение. Годовщина августа 91 года - так, на минуточку. Лишний повод (для меня) вспомнить, что ни патриарх, ни правители - не вечны, что православие не ими выдумано и не ими будет вытоптано, несмотря на все прилагаемые усилия. И помолиться о стране, о тех, кто в узах, об алчущих правды - социальной, нравственной и духовной.
Все нижеследующее - о другом. Зачем? - Вероятно, потому, что вечность есть и нам неподвластна. И когда я думаю о том, что же мне так, собственно, дорого в этой вот именно стране, вечность искусства оказывается одним из самых сильных аргументов.
…Мой город мне дарит подарки. Он поразительно щедр. Последний, сегодняшний - выставка в музее частных коллекций с несколько странным названием «Портреты коллекционеров». Если что, мы вообще-то шли на «Возвращение Святого Луки», но стало не по себе, что могли бы пропустить ЭТО… Простите меня за то, что я не буду сейчас распространяться на тему, откуда у частных коллекционеров из нашей страны такие миллионы, чтобы приобретать для домашнего пользования Коровина или голландцев, и про социальную несправедливость тоже не буду - сил нет. Гений и его искусство принадлежит Богу и людям вне зависимости от того, что думают об этом музеи и коллекционеры. - И я просто благодарна за возможность увидеть…
Мой любимый, мой разноцветный город смотрел на меня с полотен любимого же Лентулова… Это сразу - удар узнавания, мощный эмоциональный всплеск радости приветствия: здравствуй, моя Москва! Та самая, лентуловская, - нелинейная, ломающая перспективу, сотканная из углов и звуков, из цветов и световых полутонов, Москва многоярусная, распахивающаяся ввысь, не вмещающаяся в жесткие обручи рамок бульварных-садовых-кольцевых. Модернисты по-другому видят, но видят при этом самую суть. Им дано показать - Москву в ее полете и шелесте, в ее извивах и наклонах, в ее пастельных горестях и звонких радостях… Для них Москва - не окружность, а - вертикаль, циркуль, взмывающий над окружностью (как-то так сказал бы Джон Донн, да?)
(Левая. К сожалению, другого варианта для показать не нашлось, что неудивительно)
Чуду всегда требуется искривленное пространство. Или же чудо само творит пространство и время вокруг себя - но весь московский литературный текст (от толстовских «Войны и мира» до платоновско-булгаковских романов) как раз исходит из ощущения этой вертикальной Москвы, взлетающей и падающей, умирающей и рождающейся, сгорающей и… Дальше московский сюжет продолжается фантастическим «Трамваем» А. Богомазова (фантастическим - потому что написан лет за двадцать то того, как Аннушка купила и разлила масло) и «Москвой. Синтетическим городом» А. Экстер (совершеннейшая городская симфония, в которой город увиден, вероятно, глазами космоса, из надмирного бытия в своим подлинном облике)… Обе картины - 1914 года. Мир меняется - разве странно, что художники чуют это первыми? (Аналогии, аналогии, аналогии... Не прописываю их за очевидностью оных).
Вот «Верстак» 1917 года от Петра Кончаловского. Стол перестал быть подставкой для натюрморта, он - место мастера, эпицентр нового мира, пока еще разъятого на части и непредсказуемого… (Как невинно все начинается, казалось бы... Подумаешь, модернизм и модернисты...)
А кроме того, как в ковчеге, есть и Рерих, и Нестеров, и Гончарова, и Ларионов («Купальщицы на закате» - воплощенное волшебство). И Павел I с Марией Федоровной от Левицкого (юные, почти фарфоровые, нежные и влюбленные), и те самые голландцы с их почти оживающими деталями, с узнаваемыми крестьянскими фигурками и колоритными жанровыми сценками… Весь мир на ладони, та формула вселенной (Л.М. Леонов), в которой заложен творческий эскиз мироздания. - Как это родственно идее Москвы, города-корабля, города сорока сороков, города доброго чуда. И с детским идиотизмом в чудо хочется верить. Вопреки привычным четырем измерениям, плоской житейской мудрости и рациональным расчетам. - Поле Москвы - ну вдруг оно все-таки сильнее обыденного и привычного бесчудесья?...
P.S. Выставка работает еще неделю. К сожалению. А то точно студентов бы потащила, эх (эх - это я о себе и своем рабочем энтузиазме, конечно).
Завтра - Преображение. Годовщина августа 91 года - так, на минуточку. Лишний повод (для меня) вспомнить, что ни патриарх, ни правители - не вечны, что православие не ими выдумано и не ими будет вытоптано, несмотря на все прилагаемые усилия. И помолиться о стране, о тех, кто в узах, об алчущих правды - социальной, нравственной и духовной.
Все нижеследующее - о другом. Зачем? - Вероятно, потому, что вечность есть и нам неподвластна. И когда я думаю о том, что же мне так, собственно, дорого в этой вот именно стране, вечность искусства оказывается одним из самых сильных аргументов.
…Мой город мне дарит подарки. Он поразительно щедр. Последний, сегодняшний - выставка в музее частных коллекций с несколько странным названием «Портреты коллекционеров». Если что, мы вообще-то шли на «Возвращение Святого Луки», но стало не по себе, что могли бы пропустить ЭТО… Простите меня за то, что я не буду сейчас распространяться на тему, откуда у частных коллекционеров из нашей страны такие миллионы, чтобы приобретать для домашнего пользования Коровина или голландцев, и про социальную несправедливость тоже не буду - сил нет. Гений и его искусство принадлежит Богу и людям вне зависимости от того, что думают об этом музеи и коллекционеры. - И я просто благодарна за возможность увидеть…
Мой любимый, мой разноцветный город смотрел на меня с полотен любимого же Лентулова… Это сразу - удар узнавания, мощный эмоциональный всплеск радости приветствия: здравствуй, моя Москва! Та самая, лентуловская, - нелинейная, ломающая перспективу, сотканная из углов и звуков, из цветов и световых полутонов, Москва многоярусная, распахивающаяся ввысь, не вмещающаяся в жесткие обручи рамок бульварных-садовых-кольцевых. Модернисты по-другому видят, но видят при этом самую суть. Им дано показать - Москву в ее полете и шелесте, в ее извивах и наклонах, в ее пастельных горестях и звонких радостях… Для них Москва - не окружность, а - вертикаль, циркуль, взмывающий над окружностью (как-то так сказал бы Джон Донн, да?)
(Левая. К сожалению, другого варианта для показать не нашлось, что неудивительно)
Чуду всегда требуется искривленное пространство. Или же чудо само творит пространство и время вокруг себя - но весь московский литературный текст (от толстовских «Войны и мира» до платоновско-булгаковских романов) как раз исходит из ощущения этой вертикальной Москвы, взлетающей и падающей, умирающей и рождающейся, сгорающей и… Дальше московский сюжет продолжается фантастическим «Трамваем» А. Богомазова (фантастическим - потому что написан лет за двадцать то того, как Аннушка купила и разлила масло) и «Москвой. Синтетическим городом» А. Экстер (совершеннейшая городская симфония, в которой город увиден, вероятно, глазами космоса, из надмирного бытия в своим подлинном облике)… Обе картины - 1914 года. Мир меняется - разве странно, что художники чуют это первыми? (Аналогии, аналогии, аналогии... Не прописываю их за очевидностью оных).
Вот «Верстак» 1917 года от Петра Кончаловского. Стол перестал быть подставкой для натюрморта, он - место мастера, эпицентр нового мира, пока еще разъятого на части и непредсказуемого… (Как невинно все начинается, казалось бы... Подумаешь, модернизм и модернисты...)
А кроме того, как в ковчеге, есть и Рерих, и Нестеров, и Гончарова, и Ларионов («Купальщицы на закате» - воплощенное волшебство). И Павел I с Марией Федоровной от Левицкого (юные, почти фарфоровые, нежные и влюбленные), и те самые голландцы с их почти оживающими деталями, с узнаваемыми крестьянскими фигурками и колоритными жанровыми сценками… Весь мир на ладони, та формула вселенной (Л.М. Леонов), в которой заложен творческий эскиз мироздания. - Как это родственно идее Москвы, города-корабля, города сорока сороков, города доброго чуда. И с детским идиотизмом в чудо хочется верить. Вопреки привычным четырем измерениям, плоской житейской мудрости и рациональным расчетам. - Поле Москвы - ну вдруг оно все-таки сильнее обыденного и привычного бесчудесья?...
P.S. Выставка работает еще неделю. К сожалению. А то точно студентов бы потащила, эх (эх - это я о себе и своем рабочем энтузиазме, конечно).