29 апреля (окончание)
Время шестнадцать ноль-ноль.
На этой высотке я, кроме всего прочего, потерял существенную и почётную часть своей военной жизни, а именно - потенциальное награждение меня орденом. Не то, чтобы я точно потерял, но….
А дело было так: в один из рейдов наша группа наткнулась на брошенную боевиками базу. Точнее - несколько землянок среди густейших зарослей колючего чеченского кустарника. Обнаружилась она внезапно, несмотря на то, что эти места мы, доселе, облазили, довольно, плотно и проходили рядом с этим местом не раз. Накануне, ночью, как обычно, прошел дождь, и в свежем, влажном воздухе утра моя уголковая часть правого глаза успела заметить, едва блеснувшее в траве, нечто. В лесу, на войне ничего так просто не блестит и не сверкает, а если и сверкает - то, не к добру. Вызванный на подмогу моему семикратному другу-биноклю, снайпер долго и очень внимательно разглядывал в свою оптику окружающую местность, думал, сопел, и, наконец, выдал заключение: «Консервная банка. Белая. Не ржавая». У Андрюхи сразу же, стала колом шерсть на загривке. Консервные банки во время поиска - один из разведпризнаков наличия противника в районе проведения спецмероприятий, это означает, что:
- здесь кто-то был
- возможно - он был не один
- он принёс с собой консервы
- либо, они были спрятаны здесь раньше, в тайнике
- он их съел
- он выбросил банки, не боясь быть обнаруженным
- либо - это дикие животные раскопали и разбросали тщательно спрятанные остатки чьего-то пиршества.
А выводы уже каждый мог делать сам - искать этого «кого-то» или списать всё на тупых кабанов, больших, наглых и безответных, которые раскопали остатки тайной пирушки.
Наша «мёртвая голова»неторопливым ползком по свежеполитому апрельским дождиком, лесу подобралась к валяющейся банке. Это, кстати, могло быть и простой приманкой, боевики такие штуки проделывали нередко, очень умеючи и с большой фантазией. Они отлично знали нашу тактику, и, в частности - чем можно приманить поближе к заложенному заряду, глупых кяфирских разведчиков.
В округе обнаружилось еще масса всякого хлама - кучи тряпья, камуфлированного и обычного, обёртки от сникерсов-йогуртов-печенек, срубленные палки и посуда. Стало понятно, что здесь неподалёку , имеется или некогда имелась стоянка, где ели и спали. По ряду признаков мы определили «возраст» валяющегося мусора. Выходило так, что набросали его, уж, никак не позже месяца тому назад.
Предельно осторожно обойдя местность по кругу, мы, в итоге, обнаружили три норы - входа в землянки и пару шалашей. Группа подтянулась к нам, заняла оборону на внешний круг, а я и Тату, как два добрых археолога, полезли досматривать жилищно-оборонительные достопримечательности.
Почему партизаны решили покинуть этот лагерь, с первого впечатления было непонятно. Воронок от разрывов не было видно, стреляных гильз, обрывков бинтов, медикаментов - тоже. Получается, жили, себе, люди, не тужили, добра наживали как вдруг - подхватились, разбросали добро, превратив его в мусор и уметелили в неведомые дали, как цыганский табор из кинофильма - ушли в небо. Так, примерно, философствовал я, между делом, тщательно просеивая в своём разведчиском мозгу, поступающую видеоинформацию об объекте.
С шалашами и двумя землянками проблем не случилось - обычные духовские норы, печь, нары, хлам, посуда, мусор, вонища жуткая…
А вот, третья землянка…
По неписанным, но, очень твёрдым правилам - вначале Тату осматривал лаз или, вход в помещение, на предмет минирования. После чего, начинал заходить я. В качестве приманки - макета и для оценки общей обстановки внутри. Мой вход контролировал снайпер группы с некоторого удаления, готовый сразить любого, буде кто возникнет не по делу из дверей или ещё где-нибудь в округе. Заглянув в вонючую, сырую тьму, я увидел сумрачный коридор посредине с полом из жердей, деревянные стеллажи по краям, а на стеллажах - мешки, банки и ящики с характерными ярлыками и этикетками. Продуктовый склад! Оба-на! Это была масштабная удача и отличный бонус к службе. Правда, существующими приказами пользоваться трофейными продуктами запрещалось категорически, в любом виде и количестве, но - до Бога высоко, до начальства - далеко, до запретных продуктов - близко. А как применить в дело ящик приобретённой в лесу сгущёнки, к примеру, никого в нашем отряде учить не надо было.
Я осмотрел подземный склад с порога, посветил фонариком по углам, и, не передвигая ног, позвал Тату. Дальше была его работа.
Тату вошёл, жмурясь, как кот перед охотой, привыкая к сумеркам землянки. Миноискатель поставил у порога, взял свежесорванную веточку и, как лесной лозоходец, пошёл искать в землянке всевозможные убойные сюрпризы. Я собрался было, на выход (вдвоём поиск СВУ не производят), но, в последний момент услышал слабый всхлип. Обернувшись, я увидел жутковатую картину: Тату правой рукой тянулся к стеллажу, на котором лежало несколько мешков, судя по этикеткам - с сахаром и мукой. В промежутке, между двумя мешками, куда тянул свою руку Тату, лежала яркая, как добрый и мирный, довоенный праздник, банка. Консервированная ветчина, датская, или немецкая. С соответствующей картинкой и ненашими буквами на глянцевом боку.
Никакие внешние силы или внутренние убеждения не смогли бы, помешать любому российскому солдату, схватить это бесценное богатство и сокровище, никакие командиры, наставления, приказы или примеры из жизни. Даже боевой опыт армейского сапёра, год отпахавшего на разминировании в Введенском районе Чечни, ничего не смог поделать с древним мужским желанием - поесть много вкусного мяса.
Тату попался, как последний, пехотный лошара-боец, которому под куст на тропе кинули пачку сигарет, предварительно, прикопав пару ПМНок, уложенных на ТМ-62, которая, в свою очередь, уютно устроилась на двух 122 мэмэ снарядах.
Я его не осуждаю, нет. На подобные вещи попадался и, более тёртый и опытный народ, и - не раз и не два. Просто, как бы это сказать-то…обидно было бы, взлететь на воздух не в честном, контактном, ближнем бою, а из-за обманки-приманки-наживки, банки консервов, рассчитанных на кяфиров-лохопетов.
Я очень плавно и аккуратно взял запястье Тату и сильно его сжал. От этого он вздрогнул, встрепенулся, мотнул головой. Успокаивающе шепнул - «Всё, всё, замок, извини, всё, я понял…». Плавно отодвинул от яркого соблазна руку.
Конечно же, банка с ветчиной стояла на размыкателе. Конечно же, под стеллажом была прикреплена миномётная мина с желтым носом из пластида и взрывателем из УЗРГМ. Конечно же, к банке шли незаметные проводки. И, конечно же, Тату мне теперь, был должен одну жизнь. Впрочем, со счёта друг другу мы с ним сбились уже давно.
Разминировав продсклад и отдав его на ревизию трофейной команды в виде Андрюхи, мы с Тату пошли по периметру бывшего лагеря, в надежде обнаружить ещё что-нибудь такое, ценное. Результатами поисков взбодрённого хорошей порцией адреналина, Тату стала пластиковая бочка, зарытая в землю и набитая зимними новенькими, капроновыми маскхалатами, типа «Берёзка», четыре ящика винтовочных патронов в заводской укупорке и тайник с самодельными фугасами, изготовленными из больших оцинкованных вёдер. Тату сказал мне, что за такую находку сапёрам положен орден, так как один такой фугас, обезвреженный или найденный, равняется одной невзорвавшейся единице техники. Я искренне пожелал ему скорейшего награждения и, желательно, не посмертно, в ответ на дружеское пожелание Тату вытащил из запазухи смятую тетрадку в синей обложке и, с довольной улыбкой, вручил её мне.
- А это - твой орден, замок. В складе нашёл, смотри, там чё есть-то.
У меня ёкнуло сердце. Я очень хорошо представлял, что могло быть в такой обычной, на вид, тетрадке. Начал аккуратно листать - и, вот он, фарт разведчика!
Фамилии. Списки кого-то (возможно, даже - едоков лесных консервов). Адреса - во Владикавказе, Назрани, Малгобеке, Грозном. Телефоны. Арабские иероглифы. Номера машин и непонятные мне цифры. Записи, типа «завтра Мага будет на телефоне» и прочая кладезь лесного партизанского творчества и военной мудрости.
Даже, если и половина этих каракулей окажется бредом или заманухой, оставшейся половины будет вполне достаточно, чтобы двадцать четвёртого октября выйти, печатая шаг, из строя, громко сказать «Служу Отечеству!» и получить свой заслуженный серебряный крест на тёмно-красной ленте.
Полиставший, в свою очередь, тетрадь Андрюха, заметно повеселел, молча пожал мне руку и скомандовал связисту - «Комбата. Быстро».
На душе заметно посветлело. В голове заиграл марш, почему-то - «Прощание славянки».
По такому случаю Шевелёв и А подогнали к партизанскому лагерю КАМАЗ и две бээмпэшки. Трофейную еду загрузили в кузов, сами мы расселись на броне и с громким треском и гудением напряжённых военных дизелей, весёлые и довольные, помчались на свою родную высотку. Позади хорошо ухнуло и, слегка, посыпало песком - КАМАЗ привез, без малого, полторы сотни килограмм тротила, пяток трофейных СВУ и найденный в начале эпопеи, под палаткой связистов, снаряд. Всё это богатство, громким салютом провожало нас, как шайку Робин Гуда, возвращавшегося с добычей в Шервудский лес.
На следующий день на высотку пожаловал комбат. Он, без особого интереса, осмотрел трофейные фугасы, найденные Тату, остальной хлам, а, вот, тетрадку листал очень медленно и задумчиво. Наверно, прикидывал - чего и сколько можно запросить для отряда за такой шикарный результат.
Потом взглянул на меня заинтересованно, уточнил - не было ли там ещё одной тетрадки, или, хотя бы - блокнотика какого?
Получив отрицательный ответ, остался, тем не менее, доволен.
- Представление я подпишу сегодня - сказал Комбат и улетел, как старина Карлсон, жужжа пропеллером обшарпанной «восьмёрки» и обещав вернуться. Я ходил именинником. По такому случаю А выдал мне, аж, целых две пачки заветного «Петра», взяв их «взаймы» у богатых водил.
Но, стать мне кавалером, оказалась - не судьба.
Тёрки между могущественными ведомствами - силовиками оказались не по плечу моему скромняге ангелу - хранителю, который не смог разорваться в условиях многозадачности и решил, что оставить меня в живых - важнее самой красивой железки, пусть даже и серебряной.
Доклад о результатах работы - важная составляющая часть войны. Кто при этом сумеет отличиться и как - играет большую роль в карьерных и статусных делах старших и высших эшелонах силового руководства.
Поэтому, мою трофейную тетрадку пожелали поиметь и доложить о ней органы военной контрразведки, мотивируя тем, что обезвреживать агентуру врага в регионе - дело рук, совсем, не армейских. На что Комбат резонно заметил, что добывать такую информацию - так же, не совсем, армейское занятие. И, что, соответственно, доклад пойдёт по линии ГРУ.
Какие там дальше были аргументы и тёрки - история умалчивает. Мне всё это стало известно, лишь, в сильно усечённом виде, в самых общих чертах, после нашего прибытия в основной отряд. Были разборки, приезжало много начальства, меня допрашивали несколько раз, я добросовестно, закатив глаза, вспоминал всё то, что успел прочитать и запомнить, под протокол.
На мой простой вопрос - почему бы не посмотреть всю эту информацию в оригинале, спрашивающие кривили лица и советовали отвечать на вопрос и не умничать.
Позже стало известно, что Комбат, в пылу полемики с «контриками» закинул заветную тетрадку в печку, как Стенька Разин - красавицу - княжну в Волгу, чтобы та, невзначай, не досталась братве.
Мой орден, таки, остался без хозяина, меня же, представили к медали.
Время - семнадцать ноль-ноль.
Сумерки. Солнце село за горы и вокруг стремительно темнеет. Я сдал смену замку из пятьсот тридцать третьей группы, одному из немногих оставшихся целым и невредимым, стою с ним курю, пока что - не прячась и не скрывая сигарету. Ещё бы - сегодня я - богач и могу угощать сигаретами товарищей, отдавая ранешние долги и инвестируя в возможное безсигаретное будущее!
Водилы с недовольными физиономиями поглядывают на моё курево, понимая, что занятые у них ротным для меня пачки - безвозвратное и не прибыльное вложение.
Вдруг, оживает «Пилот». Это очень странно - плановые полёты авиации закончились, лететь могут, лишь, какие-нибудь, авиационные отморозки, летающие непрерывно в воюющих горах, начиная с декабря 79 года.
- «Зелёный», «Зелёный», я - «Волна тридцать восемь», ответь, «Зелёный» - голос с земли тревожен и настойчив.
Коротко пошипев, «Пилот» выдаёт ответ:
- Восемь полсотни третий, на приёме.
Далее следует радиообмен опознавательными признаками, верификация абонентов.
- Да.
- Присядь, присядь, «Зелёный», у меня трёхсотый тяжёлый, в живот, два часа прошло, в Ханкалу на стол надо срочно. Уйдёт за ночь!!
- Не могу. Иду по задаче.
- «Зелёный», присядь! Мы быстро, мы готовы, на поляне тебя ждём, две минуты, присядь! Мы тебя видим, ты от нас на одиннадцать, удаление пять!
- Не могу. Иду по задаче, с перегрузом.
После этой реплики авиационный эфир взрывается жутким матом. На фоне темнеющего пейзажа, над Ведено идут три борта - «восьмёрка» и два «Крокодила» в качестве небесных охранителей.
- «Зелёный»… уйдёт же пацан …. Я тебя найду же… присядь!!
- У меня на борту шестеро «трёхсотых», подрыв был, истекают, не ори - медленно и нехарактерно отвечает «восьмёрка». Лётчики, практически - никогда не вступают в диалоги и дискуссии с наземными обитателями переговорных устройств, за исключением, боевой работы. Но, видать, у водилы вертолёта что-то в душе не выдержало. Может, ему неприятно будет потом , после войны, вспоминать о том, что он не подобрал истекающего кровью пацана.
- Иди колёсами - советует лётчик "Волне", отлично понимая невозможность выполнения своего совета. Никто и никуда никакие «колёса» не пустит на ночь глядя, а если и пустит - у поехавших есть отличный шанс превратиться из «трёхсотых» в «двухсотые» очень быстро и всем вместе.
«Пилот» ещё несколько раз оживает, принося в эфир обрывки каких-то диалогов. Шум пролетающих вертушек стихает по направлению к равнине. День закончился и я иду спать.
В палатке Андрюха равнодушно спрашивает - Ну, что там, кто летел-то?
- Подрыв где - то подобрали, шестерых, тяжёлые. И у "Волны" какой-то - тоже боец доходит, животник. Пехота, наверно, наткнулась на проблемы.
- А-а-а - Андрюха продолжает чавкать над открытой банкой рыбных консервов. Чужие раненые его не волнуют, абсолютно.
На завтра нашему отряду получена очередная задача - перебазироваться, в связи с предстоящими праздниками (праздниками!) к Ведено, в расположение 47 ОБРОНа и переждать государственное веселье у, более вооружённых и многочисленных, соседей.
Мы уйдём с этой высотки, отметки, на которой прожили месяц. Три дня мы будем жить в палатках у «вованов», в гостепреимно предоставленные землянки не полезем, так как они (землянки), по нашему глубочайшему убеждению, кишат вшами, которых, в свою очередь, в нашем отряде нет и никогда не было. Каждую ночь «вованы» будут палить из своих «ЗУшек» и КПВТ в белый свет, как в копеечку, пугая веденских коров, которые на каждый залп будут отвечать протяжным мычанием. После командировки я с удивлением прочту в «Комсомольской Правде» откровения какого-то солдата-срочника из этого самого ОБРОНА с описанием, приукрашенным и прифантазированным, суровой окопной действительности этих апрельских дней.
Потом мы пойдём колонной домой, точнее - не домой, а в свой большой лагерь, под Шали. Мы пройдём по Ведено, по самой середине села, поглазеем на развалины дома Басаева, как пример точности наших оперативных ракетчиков, остановимся у школы, где в этот день будет, что-то вроде «Последнего звонка» и чеченские мальчики и девочки в школьной форме и с российскими учебниками в руках будут выглядеть полнейшим сюром и фантазией художника-абстракциониста на фоне наших пропылённых бээмпэх, покрытых грязными, небритыми и вооружёнными с ног до головы, бойцами. Дети молча будут смотреть на нас из-за забора школы, а мы - на них. Потом мы двинемся дальше.
«В Чечне разбился Су-25, пилот погиб» Об этом РИА "Новости" сообщили в пресс-службе Министерства обороны России
29 апреля 2002 года в 4 км восточнее села Дышне-Ведено (Веденский район, Чеченская Республика) штурмовик Су-25 368-го штурмового авиаполка потерпел катастрофу при выходе из пикирования. Летчик Игорь Безрядин погиб.
Как сообщил помощник главкома ВВС России полковник Александр Дробышевский, «при выполнении боевого вылета в 10:30 в понедельник в Веденском районе Чечни произошло авиационное происшествие с самолетом Су-25».
Как сообщили источники в министерстве обороны, в качестве основных версий причин падения самолета называются столкновение с горой и обстрел боевиками с земли.»
«Массированные ракетно-бомбовые удары по Веденскому, Ножай-Юртовскому и Курчалоевскому районам Чечни федеральная авиация начала наносить еще в субботу. Здесь находились опорные базы, а также склады с оружием и провизией боевиков, о которых, по словам представителей регионального оперативного штаба (РОШ), стало известно от задержанного 21 апреля начальника штаба вооруженных сил Ичкерии Ислама Хасуханова. Авиаудары в воскресенье стали самыми крупными и результативными за последние месяцы, отметили в РОШе. Были уничтожены десятки блиндажей и палаточных лагерей противника. В рейдах также принимали участие военные вертолеты, которые добивали цели, оставшиеся после штурмовиков.»
Вчера активность авиации несколько снизилась - на задание отправили всего два Су-25. Они должны были разбомбить горный лагерь в Веденском ущелье и вернуться на базу в Моздок. Однако около 10.30, когда штурмовики возвращались с задания, один из них неожиданно врезался в гору.
«Катастрофа произошла километрах в семи от селения Дышне-Ведено,- рассказали корреспонденту "Ъ" в комендатуре Веденского района.- Взрыв был такой силы, что его отчетливо было слышно даже у нас в Ведено. Мы с представителями федеральных сил сразу же отправились на место. Обломки самолета находились у подножья горы. Удар о склон полностью разрушил машину. Даже трудно было определить, какой марки этот самолет. Тело летчика находилось рядом с разбитой кабиной. Катапультироваться ему не удалось. Вскоре прилетели спасатели на вертолете. Они забрали погибшего и бортовые самописцы».
В понедельник в Чечне разбился штурмовик Су-25. Пилот - замкомандира эскадрильи по воспитательной работе, летчик первого класса майор Игорь Безрядин - погиб. Причина катастрофы пока не названа. Штурмовик был либо сбит боевиками, либо столкнулся с землей при выходе из пикирования. Не исключается также отказ техники и неправильный "сход" ракеты со штурмовика.»
В штабе военно-воздушных сил "Известиям" рассказали, что Су-25 выполнял боевой вылет в Веденский район. В 10.30 он потерпел катастрофу в 6 км от населенного пункта Дышно-Ведено. В 11.00 было обнаружено место падения самолета. В 11.18 на место приземлились несколько поисково-спасательных вертолетов. Там было найдено тело погибшего летчика, майора Игоря Безрядина, заместителя командира эскадрильи по воспитательной работе. На месте катастрофы обнаружены "черные ящики". После их исследования будет установлена причина катастрофы. Пока рассматриваются две основные версии - штурмовик был сбит боевиками или столкнулся с землей при выходе из пикирования. Однако не исключается отказ техники и неправильный "сход" ракеты со штурмовика. Известно, что ведомый погибшей "сушки" доложил на командный пункт, что ведущий столкнулся с землей при выходе из пикирования.
Высокопоставленный офицер в штабе объединенной группировки федеральных сил в Чечне заявил "Известиям", что в начале года к боевикам было переправлено несколько переносных зенитно-ракетных комплексов (ПЗРК), похищенных или купленных на Украине. ПЗРК были переправлены в Поти (Грузия) морем, а затем через границу в Чечню. По данным офицера, активное участие в этом принимал Руслан Гелаев. "Вполне возможно, что именно из этих ПЗРК был сбит Су-25", - подчеркнул источник. Боевики также распространили информацию, что именно они сбили самолет».
За этот месяц мы так и не поняли - чья же это земля?