(no subject)
31 декабря (продолжение)
Нестандартного размера шум выводит меня из ностальжи-транса в суровый реал. Мощнейшая перегазовка армейского двенадцатигоршкового дизеля с оглушительным столбом сизо-чёрного выхлопа способна разбудить всё живое на много вёрст в округе.
Я выглядываю из-за бруствера в направлении окопавшихся часовых неба, всматриваюсь в обстановку. Одновременно, я в неё вслушиваюсь и внюхиваюсь, попутно обрабатывая полученную информацию головным анализатором.
Выходит, так, что древняя «Шилка» долгое время ремонтировалась (или - делала вид, что ремонтировалась) и не могла запуститься, а тут, вдруг, аккурат, к Новому году, удача и случилась. На радостях экипаж решает немедленно отметить это радостное событие. Техник роты уговаривает прожженных юргинских контрабасов повременить с праздником до ночи, видимо, чтобы быть полностью спокойным за воздушную обстановку в районе, но контрабасы неумолимы в своём желании как следует подготовиться к встрече грандиозного события. Аргумент железный - не каждый день удаётся запустить много недель стоящий без движения агрегат.
Пока идёт препирательство сил добра и зла, многострадальная «Шилка» глохнет под заунывный вой экипажа и торжествующий вопль техника.
Но, решение принято, видимо, очень задолго до новогоднего рубежа и выполнено оно будет, безусловно. Технику прямо и открыто объясняют дальнейшую его судьбу в случае конфронтации с пушечным мясом/окопным быдлом и тот решает не рисковать, ретируясь под звуки водопада сибирского мата, несущегося в его сторону длинными пулемётными очередями.
Я обоснованно предполагаю, что сейчас ребята махнут по первой-второй, слегка понюхав банку с тушёнкой, потом добавят ещё пару-другую, покурят, поговорят, а потом их потянет пройтись. Сходить, так сказать, в гости кума навестить. Здесь всё зависит от размера стаканов или предметов, их заменяющих, а также, от габаритов участников пира.
И это предполагаемое развитие событий мне активно не нравится. Таких ребят-октябрят я за свою армейскую действительность навидался предостаточно и все их действия, утомительно-однообразные, известны наперёд. Поскольку, к своему начальству ребята явно не пойдут, остаётся единственная свободная тропинка - к нам. Тем более что формально-номинально мы - земляки, а в армии это много значит. Навестить земляков перед встречей Нового года - что может быть приятней и полезней?
Я оглядываюсь на наш лагерь, но моих бойцов ещё пока не видать. Куда им спешить - солдат спит, а служба идёт.
Разговоры в полевом ресторане становятся громче. Пошло в ход курево. Кого-то вслух, обозвали мудаком.
Это говорит о том, что градус накала мероприятия повысился до состояния «очень тепло» и пора докладывать оперативному дежурному о предстоящих мероприятиях.
Дежурный нашего отряда, с которым я связался по радиостанции, отреагировал на информацию просто, флегматично и по - самурайски, коротко:
- Если полезут - застрели их нахер, да и всё. Не мешай мне, сам разберись, тут пятьсот двадцатая группа на связь не выходит уже второй час.
Легко ему там, в теплой, натопленной и светлой изнутри палатке давать такого рода советы.
«Застрели их нахер»… хм, надо же…умный человек из говорящей шапки…
С другой стороны, никакими военными документами или наставлениями такая ситуация не предусматривалась и как на неё реагировать - тоже. По своему опыту я догадывался, что за вторжение на границу поста пьяных контрабасов можно, например, напугать до усрачки, дав им над самой головой пару длинных трассирующих очередей, такие аргументы, как правило, отрезвляют на некоторое время. Но, я встречал в своей жизни людей, которые могли обезбашенно переть и на амбразуру, невзирая на плотный встречный огонь, стоило им, лишь, накатить пару стаканов. Рисковать или проверять такие теоретические выкладки мне совсем не хочется.
Стрелять в россиян - тоже. Оставалось уповать на громаднейший авторитет армейского спецназа и на невозможность вести полноценный рукопашный бой группой на ограниченном пространстве нашими партнёрами по кавказской битве.
Философски предположив, что события всё равно случатся и помешать им я не в силах, осматриваю позицию, определяю расстановку сил и средств, продумываю план действий и его возможные варианты.
Контрабасы делятся на подгруппы по интересам. Часть из них, видимо - самые жаждущие и любящие застолья, остаются за очагом, продолжая периодически выхлёбывать содержимое праздничных ёмкостей. Другая часть, как я и предполагал, преисполненная добродушного дружелюбия и гостеприимства, начинает движение вниз по тропе.
Определяю цель: трое, невысокие, худощавые, один уже пошатывается, оружия не видно. Дальность - сто метров.
Оборачиваюсь и вижу двух своих подчинённых, нагруженных и бодрым шагом изображающих рвение и готовность к подвигу. На душе светлеет, и падающие снежинки снова кажутся не злыми и колючими сюрикенами, а добрыми и мягкими вестниками предстоящего праздника.
Мы пролежали на ковриках до самой темноты, так ничего и, не увидев, не услышав, не понимая - что и зачем мы делаем. Ближе к ночи из кустарника неслышно материализовались двое сородичей нашего проводника - такие же небритые и диковатые на вид абреки. О чём-то коротко посовещавшись, они выкурили по маленькой, игрушечной трубочке с каким-то ароматным наполнителем, посгребали в кучу опавшую листву, быстро перекусили чем-то неведомым и непонятным (на самом деле, это - знаменитая смесь из мёда, кураги, грецких орехов и чернослива в кавказском варианте).
После чего кавказцы завернулись в свои одеяния, зарылись в кучи листвы, как дикие кабаны и замерли, то ли - уснув, то ли - ожидая благоприятного момента, чтобы, усыпив нашу бдительность, перерезать нам всем наши русские горла.
Мы с Андрюхой пожевали холодных рыбных консервов с армейскими галетами, тайком от Паши выкурили по сигаретке и, разделив ночь напополам, решили, что наши горла нам ещё пригодятся.
Всю ночь вдалеке летали трассера и бухали разрывы, периодически гремела артиллерия, летали какие-то летательные аппараты и стартовали осветительные и не только, ракеты, но это всё творилось где-то там, левее, правее, дальше. Длинные очереди перемежевались с одиночными выстрелами, что-то где-то горело, сверкало, светилось, гремело и взлетало, одиноким ночным ангелом гудел в небе невидимый ретранслятор-самолёт.
В нашем же захолустье было тихо, как в старом погребе зимой.
Под самое утро, когда я после смены дремал на своём спальнике, Андрюха ткнул меня в пятку. Я моментально положил правую руку на ледяной корпус своего верного РПК и открыл глаза.
- Пойдем, Викторыч. Буди народ, через десять минут выходим.
Я ничего не успел сделать - ни позавтракать, ни покурить, ни продрать глаза - только глянул на часы да быстренько смотал свой допотопную ватную кровать и кинул в рот несколько «эмэндэнсов»* из питательного рациона.
Абреки - бодрые и подтянутые, поглядывали на нашу братию с лёгким презрением и недоумением. Как мне думалось, им было до сих пор непонятно - как же это мы такие неуклюжие и раздолбайские могли дважды победить целых двух местных Шамилей, одного - в Дагестане в 99-м, другого - почти там же, только веком ранее.
Это не укладывалось в голове местного населения, вот уже почти, полтора века и вызывало когнитивный мощнейший диссонанс у всех, на эту тему размышлявших.
Видимо, так было угодно высшим силам и поэтому гордым сынам окрестных гор не оставалось более выбора, как сотрудничать с нами под видом вымышленной политиками борьбы с терроризмом.
Мы сонным колхозом, неумытые и голодные, выдвинулись вслед за проводниками в полной готовности ко встрече с неизвестностью.
Пашина идея заключалась в очень раннем выходе и подходе к предполагаемому лагерю боевиков, вызову артиллерии и добивании остатков банды силами своей полуроты. Идея, как всегда, была блестяща. Три проводника за патриотизм или за некую мзду заверили наше верховное командование о своих намерениях посчитаться с бандитами за всё плохое и провести группы спецназа прямиком к вражьему стану. Пашин, предполагаемый орден и майорская звезда путеводным ориентиром направляли твёрдую поступь наших ботинок навстречу грядущему подвигу.
Рассветало.
Через час продирания сквозь невероятно колючий подлесок и петляния между гигантских буков, наше войско по гребням холмов, окружило-таки, небольшую, заросшую впадинку, напоминающую перевёрнутую узбекскую тюбетейку с ручейком внутри. В каменистой низине тюбетейки просматривались следы человеческого бытия - тропинки, окопчики с укреплёнными стенками, входы в землянки, мостики для умывания, туалета, стол под обрывками полиэтилена, какие-то бочки. Видимо, вражий стан-таки, имел место быть.
Связавшись с командованием, Паша-ротный несколькими короткими и точными движениями указательного пальца расставил силы и средства по полукругу, не оставляя ни малейшего шанса потенциальным обитателям блиндажей.
После чего он коротким кивком объяснился с абреками, давая понять, что их миссия завершена, договоренности будут выполнены и дальше наш отряд в их присутствии не нуждается. Гости не дали себя долго уговаривать и моментально растворились в предрассветном прозрачном воздухе, оставив после себя смутное ощущение чего-то несправедливого и стойкий запах чеснока.
До ближайшего блиндажа было метров двести пятьдесят, для пулемёта - детская дистанция.
Мы приготовились к бою.
--------------------------------------------------------------------------------------
* «эмэндэмсы» - драже известной марки из рациона питания. Невероятно, вкусная вещь.
Нестандартного размера шум выводит меня из ностальжи-транса в суровый реал. Мощнейшая перегазовка армейского двенадцатигоршкового дизеля с оглушительным столбом сизо-чёрного выхлопа способна разбудить всё живое на много вёрст в округе.
Я выглядываю из-за бруствера в направлении окопавшихся часовых неба, всматриваюсь в обстановку. Одновременно, я в неё вслушиваюсь и внюхиваюсь, попутно обрабатывая полученную информацию головным анализатором.
Выходит, так, что древняя «Шилка» долгое время ремонтировалась (или - делала вид, что ремонтировалась) и не могла запуститься, а тут, вдруг, аккурат, к Новому году, удача и случилась. На радостях экипаж решает немедленно отметить это радостное событие. Техник роты уговаривает прожженных юргинских контрабасов повременить с праздником до ночи, видимо, чтобы быть полностью спокойным за воздушную обстановку в районе, но контрабасы неумолимы в своём желании как следует подготовиться к встрече грандиозного события. Аргумент железный - не каждый день удаётся запустить много недель стоящий без движения агрегат.
Пока идёт препирательство сил добра и зла, многострадальная «Шилка» глохнет под заунывный вой экипажа и торжествующий вопль техника.
Но, решение принято, видимо, очень задолго до новогоднего рубежа и выполнено оно будет, безусловно. Технику прямо и открыто объясняют дальнейшую его судьбу в случае конфронтации с пушечным мясом/окопным быдлом и тот решает не рисковать, ретируясь под звуки водопада сибирского мата, несущегося в его сторону длинными пулемётными очередями.
Я обоснованно предполагаю, что сейчас ребята махнут по первой-второй, слегка понюхав банку с тушёнкой, потом добавят ещё пару-другую, покурят, поговорят, а потом их потянет пройтись. Сходить, так сказать, в гости кума навестить. Здесь всё зависит от размера стаканов или предметов, их заменяющих, а также, от габаритов участников пира.
И это предполагаемое развитие событий мне активно не нравится. Таких ребят-октябрят я за свою армейскую действительность навидался предостаточно и все их действия, утомительно-однообразные, известны наперёд. Поскольку, к своему начальству ребята явно не пойдут, остаётся единственная свободная тропинка - к нам. Тем более что формально-номинально мы - земляки, а в армии это много значит. Навестить земляков перед встречей Нового года - что может быть приятней и полезней?
Я оглядываюсь на наш лагерь, но моих бойцов ещё пока не видать. Куда им спешить - солдат спит, а служба идёт.
Разговоры в полевом ресторане становятся громче. Пошло в ход курево. Кого-то вслух, обозвали мудаком.
Это говорит о том, что градус накала мероприятия повысился до состояния «очень тепло» и пора докладывать оперативному дежурному о предстоящих мероприятиях.
Дежурный нашего отряда, с которым я связался по радиостанции, отреагировал на информацию просто, флегматично и по - самурайски, коротко:
- Если полезут - застрели их нахер, да и всё. Не мешай мне, сам разберись, тут пятьсот двадцатая группа на связь не выходит уже второй час.
Легко ему там, в теплой, натопленной и светлой изнутри палатке давать такого рода советы.
«Застрели их нахер»… хм, надо же…умный человек из говорящей шапки…
С другой стороны, никакими военными документами или наставлениями такая ситуация не предусматривалась и как на неё реагировать - тоже. По своему опыту я догадывался, что за вторжение на границу поста пьяных контрабасов можно, например, напугать до усрачки, дав им над самой головой пару длинных трассирующих очередей, такие аргументы, как правило, отрезвляют на некоторое время. Но, я встречал в своей жизни людей, которые могли обезбашенно переть и на амбразуру, невзирая на плотный встречный огонь, стоило им, лишь, накатить пару стаканов. Рисковать или проверять такие теоретические выкладки мне совсем не хочется.
Стрелять в россиян - тоже. Оставалось уповать на громаднейший авторитет армейского спецназа и на невозможность вести полноценный рукопашный бой группой на ограниченном пространстве нашими партнёрами по кавказской битве.
Философски предположив, что события всё равно случатся и помешать им я не в силах, осматриваю позицию, определяю расстановку сил и средств, продумываю план действий и его возможные варианты.
Контрабасы делятся на подгруппы по интересам. Часть из них, видимо - самые жаждущие и любящие застолья, остаются за очагом, продолжая периодически выхлёбывать содержимое праздничных ёмкостей. Другая часть, как я и предполагал, преисполненная добродушного дружелюбия и гостеприимства, начинает движение вниз по тропе.
Определяю цель: трое, невысокие, худощавые, один уже пошатывается, оружия не видно. Дальность - сто метров.
Оборачиваюсь и вижу двух своих подчинённых, нагруженных и бодрым шагом изображающих рвение и готовность к подвигу. На душе светлеет, и падающие снежинки снова кажутся не злыми и колючими сюрикенами, а добрыми и мягкими вестниками предстоящего праздника.
Мы пролежали на ковриках до самой темноты, так ничего и, не увидев, не услышав, не понимая - что и зачем мы делаем. Ближе к ночи из кустарника неслышно материализовались двое сородичей нашего проводника - такие же небритые и диковатые на вид абреки. О чём-то коротко посовещавшись, они выкурили по маленькой, игрушечной трубочке с каким-то ароматным наполнителем, посгребали в кучу опавшую листву, быстро перекусили чем-то неведомым и непонятным (на самом деле, это - знаменитая смесь из мёда, кураги, грецких орехов и чернослива в кавказском варианте).
После чего кавказцы завернулись в свои одеяния, зарылись в кучи листвы, как дикие кабаны и замерли, то ли - уснув, то ли - ожидая благоприятного момента, чтобы, усыпив нашу бдительность, перерезать нам всем наши русские горла.
Мы с Андрюхой пожевали холодных рыбных консервов с армейскими галетами, тайком от Паши выкурили по сигаретке и, разделив ночь напополам, решили, что наши горла нам ещё пригодятся.
Всю ночь вдалеке летали трассера и бухали разрывы, периодически гремела артиллерия, летали какие-то летательные аппараты и стартовали осветительные и не только, ракеты, но это всё творилось где-то там, левее, правее, дальше. Длинные очереди перемежевались с одиночными выстрелами, что-то где-то горело, сверкало, светилось, гремело и взлетало, одиноким ночным ангелом гудел в небе невидимый ретранслятор-самолёт.
В нашем же захолустье было тихо, как в старом погребе зимой.
Под самое утро, когда я после смены дремал на своём спальнике, Андрюха ткнул меня в пятку. Я моментально положил правую руку на ледяной корпус своего верного РПК и открыл глаза.
- Пойдем, Викторыч. Буди народ, через десять минут выходим.
Я ничего не успел сделать - ни позавтракать, ни покурить, ни продрать глаза - только глянул на часы да быстренько смотал свой допотопную ватную кровать и кинул в рот несколько «эмэндэнсов»* из питательного рациона.
Абреки - бодрые и подтянутые, поглядывали на нашу братию с лёгким презрением и недоумением. Как мне думалось, им было до сих пор непонятно - как же это мы такие неуклюжие и раздолбайские могли дважды победить целых двух местных Шамилей, одного - в Дагестане в 99-м, другого - почти там же, только веком ранее.
Это не укладывалось в голове местного населения, вот уже почти, полтора века и вызывало когнитивный мощнейший диссонанс у всех, на эту тему размышлявших.
Видимо, так было угодно высшим силам и поэтому гордым сынам окрестных гор не оставалось более выбора, как сотрудничать с нами под видом вымышленной политиками борьбы с терроризмом.
Мы сонным колхозом, неумытые и голодные, выдвинулись вслед за проводниками в полной готовности ко встрече с неизвестностью.
Пашина идея заключалась в очень раннем выходе и подходе к предполагаемому лагерю боевиков, вызову артиллерии и добивании остатков банды силами своей полуроты. Идея, как всегда, была блестяща. Три проводника за патриотизм или за некую мзду заверили наше верховное командование о своих намерениях посчитаться с бандитами за всё плохое и провести группы спецназа прямиком к вражьему стану. Пашин, предполагаемый орден и майорская звезда путеводным ориентиром направляли твёрдую поступь наших ботинок навстречу грядущему подвигу.
Рассветало.
Через час продирания сквозь невероятно колючий подлесок и петляния между гигантских буков, наше войско по гребням холмов, окружило-таки, небольшую, заросшую впадинку, напоминающую перевёрнутую узбекскую тюбетейку с ручейком внутри. В каменистой низине тюбетейки просматривались следы человеческого бытия - тропинки, окопчики с укреплёнными стенками, входы в землянки, мостики для умывания, туалета, стол под обрывками полиэтилена, какие-то бочки. Видимо, вражий стан-таки, имел место быть.
Связавшись с командованием, Паша-ротный несколькими короткими и точными движениями указательного пальца расставил силы и средства по полукругу, не оставляя ни малейшего шанса потенциальным обитателям блиндажей.
После чего он коротким кивком объяснился с абреками, давая понять, что их миссия завершена, договоренности будут выполнены и дальше наш отряд в их присутствии не нуждается. Гости не дали себя долго уговаривать и моментально растворились в предрассветном прозрачном воздухе, оставив после себя смутное ощущение чего-то несправедливого и стойкий запах чеснока.
До ближайшего блиндажа было метров двести пятьдесят, для пулемёта - детская дистанция.
Мы приготовились к бою.
--------------------------------------------------------------------------------------
* «эмэндэмсы» - драже известной марки из рациона питания. Невероятно, вкусная вещь.