я даже взяла три дня отпуска, чтобы переварить, но получилось быстрее
особенно остро накатывает, когда сменяются сезоны. когда запинываешь под кровать летние вещи в большом пакете из супермаркета (у меня нет шкафа. и не только шкафа, впрочем), достаешь зимнюю шкуру и вот оно - снова зима. я до рвоты не перевариваю холод, но вечная темень длиной в девять месяцев хотя бы не обманывает, поэтому с ней проще смириться. а вот лето, когда ты достаешь тот самый куль из-под кровати и из него россыпью выпадают летние тряпки... вот тут - рыдай. они как вечная молодость длиной в десяток лет, цветастые, легкие, короткие, вечные бабочки с жизненным циклом в шестьдесят дней с перерывами. непременно вспомнишь мамину юность, давно прошедшую по улицам того же города, где проходит мое межсезонное обострение, ее розовые оборки, ее старческую дряблость. или отца на служебной "волге", отца в кресле у телевизора. людей, от рук которых я так старательно отбивалась, чтобы в конце концов взять их на свои. и понять, чего стоила вся эта борьба. и понять тяжесть и безысходность зрелости, в которой ничего не остается, кроме груза ответственности. и так мало иллюзий. иллюзий вечной жизни, которая таится в желтых цветах летней грошовой синтетики.
я умная, я знаю, что это всего лишь страх смерти. мне бы очень хотелось быть расписным мексиканцем и бухать на могилах предков в день мертвых. или какой-нибудь малорослой тайкой, всю жизнь продающей себя на улице, но твердо знающей - скоро начнется новая жизнь, где все будет иначе. наверно поэтому я последние годы все брожу и брожу вокруг странных бурятских церквей в надежде, что в меня прилетит буддистский вирус реинкарнации, нирваны, сансары и матери их Софии.
не прилетает.
и когда я забрасываю ребенкины вещи в школьную кабинку, я вспоминаю католические кладбища, где все примерно также - стена ящичков с именами, один над другим. в "сметном отделе" мне читается - правильно - "смертный отдел", а из раздела мировой литературы на википедии я плавно, но уверенно перетекаю к статье о кенотафе.
родительская скорбь - это вообще отдельный разговор. это непередаваемый словами страх потерять или уйти позже. и непередаваемое же чувство вины за то, что привела человека в мир, но не рассказала, что однажды из него придется уйти, оставив непонятно кому и с какого перепуга все свои любимые летние платья. со временем они запахнут затхлостью и нафталином, а дочки и внучки однажды достанут и будут в них ебашить луки для соцсетей, и бодрым и веселым в этом будет видится преемственность поколений, крови и продолжение рода, а тем, кто мрачен тот юн, но только мертвый не боится смерти.
я хочу найти письмо в пустом конверте.
а любовь. любовь - это нематериальное воплощение того куля с платьями. мы соглашаемся на это, зная, что оно уйдет от нас, раньше, чем мы перестанем чувствовать и останется только пепел, пустота, боль, рыдай, можешь начинать прямо щас. и сколько шуму из ничего, и как омрачены самые светлые мгновения тем, что это всего лишь мгновение. остановись, как ты прекрасно и ах, если б жить, можно было вечно жить, повторяя "я люблю" днем и ночью, но нельзя, пиздец какой-то, обложили.
короче, знаете что. мне сегодня какой-то ебучий грузовик снес зеркало и на удивленье оказалось, что я не согласно мотнула головой, мол, давай, добей меня уже, я орала, как потерпевшая нецензурными словами, и это меня несказанно обрадовало - где-то глубоко внутри я живее всех живых и такой молодой, раз среди всего этого погребального говна меня на самом деле волнует сраное зеркало, которое даже не разбилось, а значит, жить, будем жить.
и еще. прорыдав час калачиком в прихожей, я вспомнила, что даже если все-все-все обратится в прах и говно, то у меня же есть брат!
у меня есть старший брат. он живет в Питере. я всегда про брата думала одним словом "Дима", а в контексте начала думать совсем по-другому. счастлив тот, у кого среди мирского, бренного и мещанского кулька с тряпками есть Старший Брат В Питере.
не рожайте детей по-одному.
пс. если не получается, то хотя бы печеньки. печеньки тоже скрашивают, инфа 100%.
я умная, я знаю, что это всего лишь страх смерти. мне бы очень хотелось быть расписным мексиканцем и бухать на могилах предков в день мертвых. или какой-нибудь малорослой тайкой, всю жизнь продающей себя на улице, но твердо знающей - скоро начнется новая жизнь, где все будет иначе. наверно поэтому я последние годы все брожу и брожу вокруг странных бурятских церквей в надежде, что в меня прилетит буддистский вирус реинкарнации, нирваны, сансары и матери их Софии.
не прилетает.
и когда я забрасываю ребенкины вещи в школьную кабинку, я вспоминаю католические кладбища, где все примерно также - стена ящичков с именами, один над другим. в "сметном отделе" мне читается - правильно - "смертный отдел", а из раздела мировой литературы на википедии я плавно, но уверенно перетекаю к статье о кенотафе.
родительская скорбь - это вообще отдельный разговор. это непередаваемый словами страх потерять или уйти позже. и непередаваемое же чувство вины за то, что привела человека в мир, но не рассказала, что однажды из него придется уйти, оставив непонятно кому и с какого перепуга все свои любимые летние платья. со временем они запахнут затхлостью и нафталином, а дочки и внучки однажды достанут и будут в них ебашить луки для соцсетей, и бодрым и веселым в этом будет видится преемственность поколений, крови и продолжение рода, а тем, кто мрачен тот юн, но только мертвый не боится смерти.
я хочу найти письмо в пустом конверте.
а любовь. любовь - это нематериальное воплощение того куля с платьями. мы соглашаемся на это, зная, что оно уйдет от нас, раньше, чем мы перестанем чувствовать и останется только пепел, пустота, боль, рыдай, можешь начинать прямо щас. и сколько шуму из ничего, и как омрачены самые светлые мгновения тем, что это всего лишь мгновение. остановись, как ты прекрасно и ах, если б жить, можно было вечно жить, повторяя "я люблю" днем и ночью, но нельзя, пиздец какой-то, обложили.
короче, знаете что. мне сегодня какой-то ебучий грузовик снес зеркало и на удивленье оказалось, что я не согласно мотнула головой, мол, давай, добей меня уже, я орала, как потерпевшая нецензурными словами, и это меня несказанно обрадовало - где-то глубоко внутри я живее всех живых и такой молодой, раз среди всего этого погребального говна меня на самом деле волнует сраное зеркало, которое даже не разбилось, а значит, жить, будем жить.
и еще. прорыдав час калачиком в прихожей, я вспомнила, что даже если все-все-все обратится в прах и говно, то у меня же есть брат!
у меня есть старший брат. он живет в Питере. я всегда про брата думала одним словом "Дима", а в контексте начала думать совсем по-другому. счастлив тот, у кого среди мирского, бренного и мещанского кулька с тряпками есть Старший Брат В Питере.
не рожайте детей по-одному.
пс. если не получается, то хотя бы печеньки. печеньки тоже скрашивают, инфа 100%.