(no subject)
я приехала, спустя год, и мы пошли нашими старыми тропами к нашей речке. я шла и периодически подворачивала ноги, потому что пятки съезжали с высокой платформы в общем-то привычных моих сабо на неровных щебенистых дорожках. и тогда Хлаба сказал, показывая на Ирку "вот посмотри: Ирка одета как нормальная читинская девчонка - в кроссовках, а ты..."
тогда я поняла, что теперь уже не совсем своя.
туда невозможно было приезжать "на недельку". "неделька" не давала ничего, кроме ощущения, что тут у них своя жизнь, места в которой тебе, естественно, нет, а такое дорогое твоему сердцу прошлое никому здесь, естественно, уже не нужно. поэтому приходилось многократно пересдавать билет в кассу и оставаться, оставаться и оставаться в поисках вчерашнего дня. недели за три начинала вырисовываться прежняя жизнь, в том, привычном и любимом ритме, с теми людьми, которые, на самом деле, легко все вспоминали и принимали тебя в свои круги.
но после этого было невозможно уезжать.
сутки на верхней полке. из никуда в никуда. а главное - в незачем. и не уйти и не остаться. в этом городе. дернуть бы стоп-кран и убежать по рельсам обратно, к ним, и никогда не возвращаться туда, куда уносит поезд. но руки не поднимаются, ибо смысл? тяжелый вздох.
спустя пару дней прилетала пара писем - от них. он писал: "я не пошел тебя провожать, я не смог, меня на это не хватило бы..." она писала: "мы посадили тебя в трал и пошли в школу. сидели, смотрели друг на друга и молчали. что, херово, Ирка? - спросил он. херово, Димка..."
и я не знала, что со всем этим делать. и мне тоже было херово.
там были серые рассветы, усталые прокуренные кухни, выцветшие на солнце платья, спутанные степным ветром волосы и теплые тропы сосновых лесов. там были.
пс. Ирк, не знаю, насколько тебе полегчало с этого, но ты хотя бы не одинока) как-то так.
тогда я поняла, что теперь уже не совсем своя.
туда невозможно было приезжать "на недельку". "неделька" не давала ничего, кроме ощущения, что тут у них своя жизнь, места в которой тебе, естественно, нет, а такое дорогое твоему сердцу прошлое никому здесь, естественно, уже не нужно. поэтому приходилось многократно пересдавать билет в кассу и оставаться, оставаться и оставаться в поисках вчерашнего дня. недели за три начинала вырисовываться прежняя жизнь, в том, привычном и любимом ритме, с теми людьми, которые, на самом деле, легко все вспоминали и принимали тебя в свои круги.
но после этого было невозможно уезжать.
сутки на верхней полке. из никуда в никуда. а главное - в незачем. и не уйти и не остаться. в этом городе. дернуть бы стоп-кран и убежать по рельсам обратно, к ним, и никогда не возвращаться туда, куда уносит поезд. но руки не поднимаются, ибо смысл? тяжелый вздох.
спустя пару дней прилетала пара писем - от них. он писал: "я не пошел тебя провожать, я не смог, меня на это не хватило бы..." она писала: "мы посадили тебя в трал и пошли в школу. сидели, смотрели друг на друга и молчали. что, херово, Ирка? - спросил он. херово, Димка..."
и я не знала, что со всем этим делать. и мне тоже было херово.
там были серые рассветы, усталые прокуренные кухни, выцветшие на солнце платья, спутанные степным ветром волосы и теплые тропы сосновых лесов. там были.
пс. Ирк, не знаю, насколько тебе полегчало с этого, но ты хотя бы не одинока) как-то так.