Два дня в Эмиратах
Иногда людям, чтобы не забыть друг друга до конца жизни, много не надо. Не нужно долгих разговоров и пластиковых закатов, не нужно бутылок с вином или вареных креветок, не нужно буклетной пыли романтических путешествий.
Мой друг, взрослый уже человек, влюбился. Хотя он и назовет это другим словом, когда вернется домой к жене. Я со своим "дайте потрогать или дайте понюхать" никогда не пойму его до конца. Мы в Абу-Даби, ОАЭ, пришли в Кофешоп при гостинице во второй раз.
Первый раз был смущающим. Ну вот ты садишься в темном дешевом зале, который открыт с восьми вечера до двух ночи (и мешает мне спать). Ряды столов в четыре места между маленькой сценой и баром, где есть почти все, что запрещено в остальном городе - алкоголь. Тут гостиницы, как посольства. Можно курить, пить и желать.
На сцене араб-диджей в кепке со стразами, несмотря на свое мусульманство, так напоминающий мне Гошу из Дворца культуры студентов. Вместе с ним восемь девушек. Я думаю, ага, вот она - проституция. Нет. Они просто танцуют, а ты можешь их попросить. 50 дирхамов, 100 гривен - она выйдет, поднесет ладонь к губам - спасибо - и ничего особенного не покажет. Просто бедром - раз, раз, потом рукой - два, два, потом - может быть - улыбнется, и заново. Я лиц арабов не вижу, но чувствую - может они и насупились, но им нравится.
Все девочки из арабских стран или Индии, но никто не отсюда. Музыка заставляет меня включать Шазам второй раз.
А, да, второй раз. Мой друг потянул сюда меня снова. "Я хочу увидеть ее еще".
Из всех, кто там был - на мой вкус - она - единственная с фигурой, красивым профилем. В голубом платье и множеством украшений. Когда он платил за ее танец, она танцевала - ничего особенного. Но потом сидела до следующего выхода, смотрела на него. Иногда подносила ладонь к лицу - спасибо.
Нам вынесли пиво, дешевый бадвайзер. Музыка стала похожа на молитвы, которые тут в пять утра из мечетей. Мой друг подзывает распорядителя: "Кэн ай чуз зэт гёрл, бат эск хер нат ту денс?". Окей. Потом мне: "Мне ее жалко, это покорное рабство, я хотел бы ее спасти".
Вроде бы все они на контракте, сидят по полгода в номере и танцуют по вечерам. Кому-то везет, и они находят мужа, желательно, чтоб не заставил носить паранджу. Чаще всего не везет. Но шанс на спасение в самом танце, пусть будет, ок?
Еще дважды он просит ее взять деньги, но не танцевать, и, кажется, такого у нее никогда не было. Он первый. Я вижу это в ее глазах, так женщины смотрят всегда на своих первых. А так, как он смотрит - я смотрел в садике на первую свою любовь. С краснеющим носом, с глазами, которые то в стол, то в нее.
Они никогда не увидятся, и "я не забуду ее никогда" можно будет отменить через год, максимум. Но то, что запреты дают насладиться глазами, или танцем, или всей обреченностью ситуации - это лучшее, что я понял за два дня в Эмиратах.
Мой друг, взрослый уже человек, влюбился. Хотя он и назовет это другим словом, когда вернется домой к жене. Я со своим "дайте потрогать или дайте понюхать" никогда не пойму его до конца. Мы в Абу-Даби, ОАЭ, пришли в Кофешоп при гостинице во второй раз.
Первый раз был смущающим. Ну вот ты садишься в темном дешевом зале, который открыт с восьми вечера до двух ночи (и мешает мне спать). Ряды столов в четыре места между маленькой сценой и баром, где есть почти все, что запрещено в остальном городе - алкоголь. Тут гостиницы, как посольства. Можно курить, пить и желать.
На сцене араб-диджей в кепке со стразами, несмотря на свое мусульманство, так напоминающий мне Гошу из Дворца культуры студентов. Вместе с ним восемь девушек. Я думаю, ага, вот она - проституция. Нет. Они просто танцуют, а ты можешь их попросить. 50 дирхамов, 100 гривен - она выйдет, поднесет ладонь к губам - спасибо - и ничего особенного не покажет. Просто бедром - раз, раз, потом рукой - два, два, потом - может быть - улыбнется, и заново. Я лиц арабов не вижу, но чувствую - может они и насупились, но им нравится.
Все девочки из арабских стран или Индии, но никто не отсюда. Музыка заставляет меня включать Шазам второй раз.
А, да, второй раз. Мой друг потянул сюда меня снова. "Я хочу увидеть ее еще".
Из всех, кто там был - на мой вкус - она - единственная с фигурой, красивым профилем. В голубом платье и множеством украшений. Когда он платил за ее танец, она танцевала - ничего особенного. Но потом сидела до следующего выхода, смотрела на него. Иногда подносила ладонь к лицу - спасибо.
Нам вынесли пиво, дешевый бадвайзер. Музыка стала похожа на молитвы, которые тут в пять утра из мечетей. Мой друг подзывает распорядителя: "Кэн ай чуз зэт гёрл, бат эск хер нат ту денс?". Окей. Потом мне: "Мне ее жалко, это покорное рабство, я хотел бы ее спасти".
Вроде бы все они на контракте, сидят по полгода в номере и танцуют по вечерам. Кому-то везет, и они находят мужа, желательно, чтоб не заставил носить паранджу. Чаще всего не везет. Но шанс на спасение в самом танце, пусть будет, ок?
Еще дважды он просит ее взять деньги, но не танцевать, и, кажется, такого у нее никогда не было. Он первый. Я вижу это в ее глазах, так женщины смотрят всегда на своих первых. А так, как он смотрит - я смотрел в садике на первую свою любовь. С краснеющим носом, с глазами, которые то в стол, то в нее.
Они никогда не увидятся, и "я не забуду ее никогда" можно будет отменить через год, максимум. Но то, что запреты дают насладиться глазами, или танцем, или всей обреченностью ситуации - это лучшее, что я понял за два дня в Эмиратах.