А отсюда мораль...
Я удивляюсь, когда люди ищут в искусстве мораль. Хотя, наверное, должна существовать какая-то воспитательная литература или что-то типа того. Но мне оно ни к чему. А ведь есть полно народу, которые всё ещё везде ищут проблему добра и зла, оценивают произведения искусства с целью "чему оно учит".
На одну и ту же книгу все смотрят по-разному. Например, моя любимая «Лолита». Для меня это библия фетишиста. Кто-то там видит сюжет о любви, а я - историю болезни, схожей с моей. Я даже не помню "житейские", сюжетные взаимоотношения Гумберта с Лолитой, для меня это было совершенно неважно, что он её любил, а потом они расстались, но несмотря ни на что, когда она уже потеряла своё очарование возраста, приобрела все черты полноценной взрослой женщины, включая беременность, он к ней вернулся потому что любил. Просто, грубовато, жизненно. Таких вот историй - море, в каждом доме, в каждом окне. Я же этого совсем не помню.
Я помню только переживания несчастного Гумберта, чьи вкусы оказались несколько необычными. И нет там ничего педофильского, вот мне лично Гумберт казался престарелым неприкаянным мальчиком, а Лолита - бездушной развратной девицей, и как раз её возраст придавал ей ещё больше эгоистичной бездушности. Она такой родилась, а, может, от матери впитала.
Но с таким же успехом вкусы Гумберта могли бы и не иметь "возрастного" уклона - например, ему могли нравиться женщины, похожие на мальчиков, или с какой-то неевропейской кровью и т.д.
Преимущество сюжета с юным возрастом - его неизбежная трагическая изменчивость... Но как потрясающе отразил автор мир фетишиста, как описал любимый типаж, как грустно было, когда очарование уходило, и девушка становилась взрослой, скучной.
Наверное, у многих фетишистов есть и антиидеал, и у Гумберта он тоже присутствует: это как раз то, что считается красивым ребёнком - пухлая кукольного вида девочка-пирожок (почему-то именно так мне хочется обыграть словосочетание «пай-девочка»), или «гадкая пышечка».
Но мой подход может показаться «поверхностным», раз меня интересуют какие-то внутренние переживания в отрыве от морали и жизненного смысла.
А почему я так не люблю мораль? Почему я так люблю «зло», в особенных разных его видах (далеко не во всех, разумеется). Потому что с детства наелась этих книжек «с моралью». Почему-то всегда считалось, что книжка должна быть «доброй», учить «добру». И «добро» это подавалось каким-то противным, наводящим оскомину способом - все эти тимуровцы, какие-то несчастные осеевские девочки, прогулявшие школу (ах, какой грех!) и не поделившиеся фломастером… Но круче всего были дети-партизаны и прочие мальчиши-кибальчиши, которые жизнь отдали «за Родину».
Но при этом все наблюдательные люди чувствовали необъяснимый парадокс. Всё это «разумное, доброе, вечное» существовало в одностороннем порядке, абстрактно, мол, вот так надо, надо быть хорошим, стыдно быть плохим.
Но при этом этого добра, направленного на самого человека, было крайне мало! Мальчик, которого старшие позвали в игру, а потом забыли, как какую-нибудь клюшку или мячик, объявлялся героем потому что «не бросил пост». А что объективно эта ситуация давно уже вышла за рамки игры, мальчик мог простоять до утра один на улице, самому плохо, родители в морги будут звонить - это как-то мимо…
Мир был наполнен насилием в той или иной степени. Бесконечный контроль (что это, как ни насилие?) дома и рукоприкладство в детском саду (до сих пор не могу забыть, как лили суп за шиворот и проталкивали вилкой еду). В книжках пишется, что «зло» - это плохо. Но никому не мешало проявлять это зло просто так или под прикрытием власти. Старшие мальчики били мелких. Воспитатели чмырили детей. И защититься от этого было сложно, потому что этому нигде не учили. Надо же «быть хорошим». А если тебя бьют, значит, за дело, ты провинился, ты - плохой, неугодный, стыдно, стыдно, стыдно.
Даже «свободные» взрослые находились под чьим-то неусыпным контролем. Наверное, это как писал В. Паперный в «Культуре 2», что в сталинском совке как-то уживались образы юных крестьян античного сложения с серпами и колосьями в руках - и реальные голодающие дети на селе. Просто не было плоскости пересечения этих двух явлений.
«Надо любить Родину». А что она сделала, чтобы её любили? «Надо служить в армии». Зачем терять свои драгоценные годы в какой-то стрёмной дыре и заниматься бесполезным делом? Или вовсе ни за что пропасть в какой-нибудь Чечне…чтобы тобой поиграли и выкинули.
Подруга говорит, что сейчас, наоборот, отовсюду учат быть «плохим», и хотя бы в книгах должно остаться «хорошее». Может, она и права, но у меня с детства отвращение к морализаторству. Я давно уже оцениваю книги и фильмы как-то отвлечённо.
Вот как-то во время одного из своих «маньячных вечеров» посмотрела «Молчание ягнят» в первый раз целиком, а не кусками. И ничего особенного. Ну да, пялится в камеру маньяк-людоед. Убедительно… прикольно. А вот другой маньяк показался каким-то надуманным: я думала, что он из девушек извлекает какую-то суть их пола: яичники или мозг, а что из кожи костюмы шьёт, так это глупо как-то. Ах, какая благодать, кожу с черепа снимать… И ведь ни разу не пришло в голову, что людей есть - плохо. Это же фильм, искусство, абстракция. А, кроме того, там спасли собачку, крошечную белую болонку, а это действительно трогательно.
Я, кстати, за это и люблю стихи Хармса - за отсутствие морали и при этом некую жизненность.
На одну и ту же книгу все смотрят по-разному. Например, моя любимая «Лолита». Для меня это библия фетишиста. Кто-то там видит сюжет о любви, а я - историю болезни, схожей с моей. Я даже не помню "житейские", сюжетные взаимоотношения Гумберта с Лолитой, для меня это было совершенно неважно, что он её любил, а потом они расстались, но несмотря ни на что, когда она уже потеряла своё очарование возраста, приобрела все черты полноценной взрослой женщины, включая беременность, он к ней вернулся потому что любил. Просто, грубовато, жизненно. Таких вот историй - море, в каждом доме, в каждом окне. Я же этого совсем не помню.
Я помню только переживания несчастного Гумберта, чьи вкусы оказались несколько необычными. И нет там ничего педофильского, вот мне лично Гумберт казался престарелым неприкаянным мальчиком, а Лолита - бездушной развратной девицей, и как раз её возраст придавал ей ещё больше эгоистичной бездушности. Она такой родилась, а, может, от матери впитала.
Но с таким же успехом вкусы Гумберта могли бы и не иметь "возрастного" уклона - например, ему могли нравиться женщины, похожие на мальчиков, или с какой-то неевропейской кровью и т.д.
Преимущество сюжета с юным возрастом - его неизбежная трагическая изменчивость... Но как потрясающе отразил автор мир фетишиста, как описал любимый типаж, как грустно было, когда очарование уходило, и девушка становилась взрослой, скучной.
Наверное, у многих фетишистов есть и антиидеал, и у Гумберта он тоже присутствует: это как раз то, что считается красивым ребёнком - пухлая кукольного вида девочка-пирожок (почему-то именно так мне хочется обыграть словосочетание «пай-девочка»), или «гадкая пышечка».
Но мой подход может показаться «поверхностным», раз меня интересуют какие-то внутренние переживания в отрыве от морали и жизненного смысла.
А почему я так не люблю мораль? Почему я так люблю «зло», в особенных разных его видах (далеко не во всех, разумеется). Потому что с детства наелась этих книжек «с моралью». Почему-то всегда считалось, что книжка должна быть «доброй», учить «добру». И «добро» это подавалось каким-то противным, наводящим оскомину способом - все эти тимуровцы, какие-то несчастные осеевские девочки, прогулявшие школу (ах, какой грех!) и не поделившиеся фломастером… Но круче всего были дети-партизаны и прочие мальчиши-кибальчиши, которые жизнь отдали «за Родину».
Но при этом все наблюдательные люди чувствовали необъяснимый парадокс. Всё это «разумное, доброе, вечное» существовало в одностороннем порядке, абстрактно, мол, вот так надо, надо быть хорошим, стыдно быть плохим.
Но при этом этого добра, направленного на самого человека, было крайне мало! Мальчик, которого старшие позвали в игру, а потом забыли, как какую-нибудь клюшку или мячик, объявлялся героем потому что «не бросил пост». А что объективно эта ситуация давно уже вышла за рамки игры, мальчик мог простоять до утра один на улице, самому плохо, родители в морги будут звонить - это как-то мимо…
Мир был наполнен насилием в той или иной степени. Бесконечный контроль (что это, как ни насилие?) дома и рукоприкладство в детском саду (до сих пор не могу забыть, как лили суп за шиворот и проталкивали вилкой еду). В книжках пишется, что «зло» - это плохо. Но никому не мешало проявлять это зло просто так или под прикрытием власти. Старшие мальчики били мелких. Воспитатели чмырили детей. И защититься от этого было сложно, потому что этому нигде не учили. Надо же «быть хорошим». А если тебя бьют, значит, за дело, ты провинился, ты - плохой, неугодный, стыдно, стыдно, стыдно.
Даже «свободные» взрослые находились под чьим-то неусыпным контролем. Наверное, это как писал В. Паперный в «Культуре 2», что в сталинском совке как-то уживались образы юных крестьян античного сложения с серпами и колосьями в руках - и реальные голодающие дети на селе. Просто не было плоскости пересечения этих двух явлений.
«Надо любить Родину». А что она сделала, чтобы её любили? «Надо служить в армии». Зачем терять свои драгоценные годы в какой-то стрёмной дыре и заниматься бесполезным делом? Или вовсе ни за что пропасть в какой-нибудь Чечне…чтобы тобой поиграли и выкинули.
Подруга говорит, что сейчас, наоборот, отовсюду учат быть «плохим», и хотя бы в книгах должно остаться «хорошее». Может, она и права, но у меня с детства отвращение к морализаторству. Я давно уже оцениваю книги и фильмы как-то отвлечённо.
Вот как-то во время одного из своих «маньячных вечеров» посмотрела «Молчание ягнят» в первый раз целиком, а не кусками. И ничего особенного. Ну да, пялится в камеру маньяк-людоед. Убедительно… прикольно. А вот другой маньяк показался каким-то надуманным: я думала, что он из девушек извлекает какую-то суть их пола: яичники или мозг, а что из кожи костюмы шьёт, так это глупо как-то. Ах, какая благодать, кожу с черепа снимать… И ведь ни разу не пришло в голову, что людей есть - плохо. Это же фильм, искусство, абстракция. А, кроме того, там спасли собачку, крошечную белую болонку, а это действительно трогательно.
Я, кстати, за это и люблю стихи Хармса - за отсутствие морали и при этом некую жизненность.