Оказывается - уже октябрь
Сентябрь бы таким длинным-предлинным, что, казалось, никогда не закончится. А вот поди ж ты - первое октября.
Позавчера, по дороге в метро - случайно услышанный диалог двух женщин:
... а он, представляешь, оказался нерусским и вообще каким-то странным, лицо широкое и волосы кудрявые!
- А раньше она что, не видела?
- Так она ж уже замуж вышла!
- Вот я и говорю, что ж, она не видела за кого...
А я шла и думала, что наверное эта неизвестная мне Она очень уж хотела замуж. Потому что тогда жизнь наконец-то стала бы правильной, а может и волшебной. Она, конечно же вовсе не видела Его, с широким лицом и всего нерусского, потому что видела только ослепительную возможность счастья.
Ну а потом - понятно же, что никакого волшебного счастья не произошло, потому что невозможно удовлетворить ожидания ослеплённой жаждой чуда женщины, будь ты хоть с узким лицом, русый и на тыщу процентов русский или даже вовсе английский лорд.
Представляю, как однажды она проснулась и увидела рядом на подушке незнакомого и неприятного мужчину, увидела руины несбыточного счастья, увидела себя - такую же как вчера, но намного старше, чем десять лет назад, и намного хуже, чем в грёзах. И тут уж всякое лыко ввязалось в строку - и широкое нерусское лицо и слишком жёсткие кудрявые волосы и колючая синева на щеках, проступающая так быстро - сколько не брей, всё колюч и страшен.
Разумеется, она его не простит за это всё. А пуще всего - за собственное враждебное отражение в зеркале. Такая банальная-банальная история.
Прыжок ассоциации - к другой, уже знакомой женщине. Которая с тоской говорила, что живёт не свою жизнь, а словно болтается на самом краешке чужой. На краю жизни своего мужа, успешного, интересного, живущего на широкую ногу во всём - и в деньгах, и в делах, и и в друзьях. И всё спрашивала меня, как сделать так, чтобы он позволил ей жить своей жизнью, а я всё никак не могла придумать, что ответить, чтобы не обидеть и как вежливо и доходчиво объяснить, что ничьё разрешение ей не нужно, что живёт она свою и только свою жизнь и по другому не бывает, и что бьётся она о придуманные и несуществующие препятствия и проблемы.
Как ни старалась всё-таки обидела.
Как ни старалась - всё-таки не была понята и услышана.
Потому что она тоже не может простить ему серебряный звон разбившегося несбыточного, который вот уже шесть лет стоит у неё в ушах. Этот звон заглушает всё и аннулирует то настоящее и живое, какое у неё просто есть каждый божий день, как свет и воздух.
Позавчера, по дороге в метро - случайно услышанный диалог двух женщин:
... а он, представляешь, оказался нерусским и вообще каким-то странным, лицо широкое и волосы кудрявые!
- А раньше она что, не видела?
- Так она ж уже замуж вышла!
- Вот я и говорю, что ж, она не видела за кого...
А я шла и думала, что наверное эта неизвестная мне Она очень уж хотела замуж. Потому что тогда жизнь наконец-то стала бы правильной, а может и волшебной. Она, конечно же вовсе не видела Его, с широким лицом и всего нерусского, потому что видела только ослепительную возможность счастья.
Ну а потом - понятно же, что никакого волшебного счастья не произошло, потому что невозможно удовлетворить ожидания ослеплённой жаждой чуда женщины, будь ты хоть с узким лицом, русый и на тыщу процентов русский или даже вовсе английский лорд.
Представляю, как однажды она проснулась и увидела рядом на подушке незнакомого и неприятного мужчину, увидела руины несбыточного счастья, увидела себя - такую же как вчера, но намного старше, чем десять лет назад, и намного хуже, чем в грёзах. И тут уж всякое лыко ввязалось в строку - и широкое нерусское лицо и слишком жёсткие кудрявые волосы и колючая синева на щеках, проступающая так быстро - сколько не брей, всё колюч и страшен.
Разумеется, она его не простит за это всё. А пуще всего - за собственное враждебное отражение в зеркале. Такая банальная-банальная история.
Прыжок ассоциации - к другой, уже знакомой женщине. Которая с тоской говорила, что живёт не свою жизнь, а словно болтается на самом краешке чужой. На краю жизни своего мужа, успешного, интересного, живущего на широкую ногу во всём - и в деньгах, и в делах, и и в друзьях. И всё спрашивала меня, как сделать так, чтобы он позволил ей жить своей жизнью, а я всё никак не могла придумать, что ответить, чтобы не обидеть и как вежливо и доходчиво объяснить, что ничьё разрешение ей не нужно, что живёт она свою и только свою жизнь и по другому не бывает, и что бьётся она о придуманные и несуществующие препятствия и проблемы.
Как ни старалась всё-таки обидела.
Как ни старалась - всё-таки не была понята и услышана.
Потому что она тоже не может простить ему серебряный звон разбившегося несбыточного, который вот уже шесть лет стоит у неё в ушах. Этот звон заглушает всё и аннулирует то настоящее и живое, какое у неё просто есть каждый божий день, как свет и воздух.