Додуманные истории (окончание)
Не люблю незаконченные дела. Остался ещё один рассказик о приключениях моей барышни.
История третья, "Да не посмеется враг..."
Авторское отступление: не люблю оправдываться, особенно в том, в чём не виновата. А я не виновата, что все темы какие-то однобокие, отражающие может быть и важную, но всё-таки довольно узкую сферу жизни. Сама жизнь мне подала эти сюжеты, и не мне с нею спорить.
На этот раз мы обретаем нашу героиню не на пороге Церкви, не в романтических снах о высоком, а закалённым бойцом действующей армии. Говоря проще, в тот день мы бы встретили её на клиросе, уже несколько лет исполняющей послушание певчей. Для понимающего достаточно, как говорится. А для тех, кто не в курсе, мой рассказ послужит хорошей иллюстрацией.
Тут мне придётся мою героиню назвать по имени. Естественно, не её настоящим именем, во избежание ненужных догадок. Назовём, скажем, её Евангелиной. Думаю, ближе Греции девушки с таким именем не найти, что мне и требуется. Для рассказа также важно заметить, что на приходе была ещё одна молодая дама с таким именем (распространённое такое имя, ничего удивительного).
Поскольку я не была непосредственным свидетелем событий, а просто пересказываю то, что потом услыхала, то совсем не удивительно, что я не помню, какой это был день. Может быть, летний. Может быть, осенний. Но точно не зима (это бы я запомнила).
Евангелина в настроении средней паршивости пришла на вечернюю службу (она приходила заранее, не то, что я, - с опозданиями), и только вошла в церковь, как её появление было встречено гомерическим хохотом. Для человека самолюбивого и мнительного (а она была и тем и другим) смех в его адрес никогда не будет воспринят как шутка. Тем более что сразу почувствовала, что смех неестественный, а веселье напускное. С видом суровым и подчёркивающим её неучастие во всеобщем веселье, Евангелина поинтересовалось, чем же она так всех осчастливила. И тут она услыхала о себе массу любопытных вещей, характеризующих род человеческий далеко не с лучшей стороны.
Искусственно возбуждённые товарки сообщили о том, что произошло дома у батюшки. Кто-то из присутствующих у него чад (а чада эти, и близкие, и не очень, постоянно тусили у отца настоятеля) запросто сообщил свежую новость: "А вы знаете, наша Евангелина родила!" И уж не знаю я, то ли потому, что та, другая Евангелина тоже была "наша", то ли материал был подан как-то невнятно, то ли аудитория была настороена определённым образом - не могу сказать, меня там не было - но все поняли сообщение так, будто речь шла о моей Евангелине. Из всех присутствующих в неподдельную скорбь погрузился только батюшка. В остальных замечалось приподнятое настроение, саркастические полуулыбки, многозначительное поигрывание бровями и прочие признаки удовлетворённости от сознания явного падения ближнего.
Как мне потом довелось услышать, батюшка был в сильном расстройстве от коварства Евангелины: "Вот вам и тихоня", - якобы сказал он. Остальные для приличия поддакивали.
Довольно скоро всё объяснилось, "к вящей славе Божией". Евангелина была реабилитирована ещё до того, как узнала о своём "падении". Поэтому-то ей довелось услышать всю историю только как невинную шутку (может ли вообще быть невинным хоть что-то, заключающее в себе столько клеветнического змейского яда - для меня вопрос). Товарки были явно недовольны: она ну никак не желала разделить их дружеское веселье и признать эту историю шуткой.
Когда у нашей барышни наконец-то появилось время всё обдумать, она, конечно же, впала в сильное расстройство. Ещё бы! Как мог батюшка, поверенный, так сказать, её тайн, поверить такому! (Не надо смеяться. Девочка была молоденькая и наивная. Она верила в людей) Потом, когда естественное возмущение прошло, она стала смеяться. Победительным смехом. Смеялась тому, какая у неё прекрасная репутация; смеялась над тем, как ленивы люди, ленивы настолько, что даже не могут качественно оклеветать ближнего; смеялась, потому что враг на этот раз не посмеялся. А в глубине души была та горечь, без которой, как выздоровление без лекарства, не совершается взросление...
Тут можно было бы много рассуждать на разные отвлечённые темы, но я не буду. Только одно замечу: когда я услышала эту историю во всех подробностях, у меня возник один-единственный вопрос - как можно родить, не будучи предварительно беременной?
История третья, "Да не посмеется враг..."
Авторское отступление: не люблю оправдываться, особенно в том, в чём не виновата. А я не виновата, что все темы какие-то однобокие, отражающие может быть и важную, но всё-таки довольно узкую сферу жизни. Сама жизнь мне подала эти сюжеты, и не мне с нею спорить.
На этот раз мы обретаем нашу героиню не на пороге Церкви, не в романтических снах о высоком, а закалённым бойцом действующей армии. Говоря проще, в тот день мы бы встретили её на клиросе, уже несколько лет исполняющей послушание певчей. Для понимающего достаточно, как говорится. А для тех, кто не в курсе, мой рассказ послужит хорошей иллюстрацией.
Тут мне придётся мою героиню назвать по имени. Естественно, не её настоящим именем, во избежание ненужных догадок. Назовём, скажем, её Евангелиной. Думаю, ближе Греции девушки с таким именем не найти, что мне и требуется. Для рассказа также важно заметить, что на приходе была ещё одна молодая дама с таким именем (распространённое такое имя, ничего удивительного).
Поскольку я не была непосредственным свидетелем событий, а просто пересказываю то, что потом услыхала, то совсем не удивительно, что я не помню, какой это был день. Может быть, летний. Может быть, осенний. Но точно не зима (это бы я запомнила).
Евангелина в настроении средней паршивости пришла на вечернюю службу (она приходила заранее, не то, что я, - с опозданиями), и только вошла в церковь, как её появление было встречено гомерическим хохотом. Для человека самолюбивого и мнительного (а она была и тем и другим) смех в его адрес никогда не будет воспринят как шутка. Тем более что сразу почувствовала, что смех неестественный, а веселье напускное. С видом суровым и подчёркивающим её неучастие во всеобщем веселье, Евангелина поинтересовалось, чем же она так всех осчастливила. И тут она услыхала о себе массу любопытных вещей, характеризующих род человеческий далеко не с лучшей стороны.
Искусственно возбуждённые товарки сообщили о том, что произошло дома у батюшки. Кто-то из присутствующих у него чад (а чада эти, и близкие, и не очень, постоянно тусили у отца настоятеля) запросто сообщил свежую новость: "А вы знаете, наша Евангелина родила!" И уж не знаю я, то ли потому, что та, другая Евангелина тоже была "наша", то ли материал был подан как-то невнятно, то ли аудитория была настороена определённым образом - не могу сказать, меня там не было - но все поняли сообщение так, будто речь шла о моей Евангелине. Из всех присутствующих в неподдельную скорбь погрузился только батюшка. В остальных замечалось приподнятое настроение, саркастические полуулыбки, многозначительное поигрывание бровями и прочие признаки удовлетворённости от сознания явного падения ближнего.
Как мне потом довелось услышать, батюшка был в сильном расстройстве от коварства Евангелины: "Вот вам и тихоня", - якобы сказал он. Остальные для приличия поддакивали.
Довольно скоро всё объяснилось, "к вящей славе Божией". Евангелина была реабилитирована ещё до того, как узнала о своём "падении". Поэтому-то ей довелось услышать всю историю только как невинную шутку (может ли вообще быть невинным хоть что-то, заключающее в себе столько клеветнического змейского яда - для меня вопрос). Товарки были явно недовольны: она ну никак не желала разделить их дружеское веселье и признать эту историю шуткой.
Когда у нашей барышни наконец-то появилось время всё обдумать, она, конечно же, впала в сильное расстройство. Ещё бы! Как мог батюшка, поверенный, так сказать, её тайн, поверить такому! (Не надо смеяться. Девочка была молоденькая и наивная. Она верила в людей) Потом, когда естественное возмущение прошло, она стала смеяться. Победительным смехом. Смеялась тому, какая у неё прекрасная репутация; смеялась над тем, как ленивы люди, ленивы настолько, что даже не могут качественно оклеветать ближнего; смеялась, потому что враг на этот раз не посмеялся. А в глубине души была та горечь, без которой, как выздоровление без лекарства, не совершается взросление...
Тут можно было бы много рассуждать на разные отвлечённые темы, но я не буду. Только одно замечу: когда я услышала эту историю во всех подробностях, у меня возник один-единственный вопрос - как можно родить, не будучи предварительно беременной?