Как спастись от волков в кавказском лесу или самая длинная ночь.
Путешествие, что может быть интереснее? Единение с природой, романтика, наслаждение красотами земли и радость, что вырвался из уз города, сопутствуют долгожданной поездке. Дождь новых ощущений наполняет сердца счастьем и беззаботностью. Что может быть прекраснее, чем ощущение безграничного счастья от преодоления сложного подъема, от общения с духом кавказского Дольмена, от неожиданной встречи с красавцем-оленем?
Отходим подальше от селения и углубляемся в горы. Гора Колючка в районе Возрождения не очень высокая - семьсот тридцать метров - отсюда практически только начинается Главный Кавказский хребет. Стоит нам чуть только уйти в лес от реки, как попадаем в настоящую чащу. Замшелые стволы деревьев, обвитые плющом, ломоносом, диким виноградом, колючими плетями ежевики, упавшие мертвые деревья и сучья мешают продвигаться вглубь.
С горы стекает небольшой ручей, который легко перепрыгнуть. Рядом - чуть заметная тропа. Вероятно, туристы ходят здесь нечасто. Трава на ней не вытоптана подошвами обуви, а лишь примята. Переходим через этот веселый, с прозрачной как слеза водой, ручей и выбираем место для ночевки.
Устанавливаем палатку, оставляем рюкзаки и идем наслаждаться природой. Где-то в километре видим еще два лагеря туристов. Несмотря на то, что сезон еще не наступил, путешественники встречаются.
Возвращаемся уже в сумерках. Солнце в горах исчезает внезапно: только что оно освещало поляну, розовыми кружевами проглядывая сквозь листву, и вдруг резко закатывается за горную гряду и растворяется в воздухе.
Муж быстро засыпает, я же лежу и «перевариваю» впечатления прошедшего дня. Черное море, горные перевалы, загадочные древние дольмены. Столько всего было увидено, что нужно время, чтобы разложить все по полочкам, обдумать и понять.
А вокруг - царство природы, неоскверненной человеком. Здесь, в стороне от селения и дороги люди - нечастые гости. Медленно наступает ночь. Птицы, поющие на все голоса, с наступлением темноты смолкают. Тишина полнейшая. Ни звука, ни шороха, только шум реки вдалеке.
Вот она, благодать! Сначала даже непривычно не слышать никакого шума. Тишина. Но постепенно начинаешь делить это лесное безмолвие на составляющие, различать мельчайшие оттенки: чуть слышно треснула сухая ветка, упал с дерева лист, хрустнул, слабо застонал ствол дерева.
Вот они звуки настоящего леса! Тихо, лишь треснет кое-где сухая ветка, или упадет с дерева лист. Ночь такая светлая! Полная луна висит где-то над рекой круглым светильником. Тонкая ткань палатки просвечивает на свету. Видно ствол дерева, тихо покачивающуюся на легком ветру ветку. Как хорошо на лоне природы!
Лесной запах дурманит голову. Река вдалеке поет свою шумную песню. Чуть слышно раздается далекий собачий лай, подвывания. Все эти звуки баюкали и умиротворяли.
Сквозь подступающую дрему я осознала, что вой стал более слышен, чем раньше. И чего это собаки развылись? Вскоре все стихло. Снова наступила тишина. И вдруг откуда-то с вершины горы раздался громкий протяжный вой. Да это же не собаки вовсе! А кто? Умом понимаю, что это волчий вой. Но волки? Откуда они здесь? Это ведь не сказки про Красную шапочку! Разве еще бывают волки? Тем более, здесь, на западном Кавказе? Мы же не в тайге, честное слово. Или, все-таки, волки?
Снова раздался вой. Теперь источник неприятных звуков находился значительно ближе. Сердце часто-часто забилось. Стало не по себе. И тут вдруг добавились еще голоса леса: негромкое, но угрожающее рычание, словно предостерегающее кого-то. Сон как рукой сняло. Так мы не договаривались.
Через полчаса, устав от догадок и сомнений, разбудила мужа, сладко спящего на свежем горном воздухе:
- Там кто-то рычит и воет.
Прислушались - тишина. Как нарочно ни рычания, ни воя больше не было слышно. Я сидела в палатке, смущенная - муж решит, что со страху мне все это просто почудилось. И тут громкий продолжительный вой вдалеке разрезал лесную тишину.
- Вот. Опять. - Тихо спросила я, - Кто это воет?
- Волк, - к моему великому сожалению муж грубо рассеял все сомнения и надежды.
Виктор успокоил меня, сказав, что зверь находится далеко и к нам не подойдет, так что ничего страшного. Кому хочется выглядеть трусом? Соглашаюсь и устраиваюсь удобнее в своем спальном мешке. Конечно, волки далеко. Зачем им к нам подходить!
Действительно, на какое-то время все стихает. Никто не воет и не рычит, лишь глухо ухает филин, отправляясь на ночную охоту. Легкая дрема заботливо окутывает своим одеялом. Тут с другой стороны гор слышится далекий, но неистовый лай собак и жалобное не то поскуливание, не то мяуканье, серия требовательных завываний. Что же это за животные, так раздражающие собак? Волки? Да нет, волки недавно выли совсем по-другому. Эти воют коротко, жалобно, словно шакалы.
Какие еще шакалы?! Что только не придет в голову! Разве в России водятся шакалы? В мозгу всплывают строчки незабвенного Корнея Ивановича: «Вдруг откуда-то шакал на кобыле прискакал…» Это ведь не Африка.
Африка, не Африка, но что, если они подойдут к нам? После очередной серии завываний, я вскакиваю, готовая сломя голову бежать прочь из этих жутких мест, кишащих всевозможными тварями. Но куда бежать ночью, в темноте? Наш фонарик приказал долго жить. Людей поблизости нет. А если мы будем нестись напролом, спотыкаясь, падая, врезаясь в деревья, то вполне вероятно, что хищники только сбегутся, привлеченные шумом.
Проанализировав свое положение, пришли к неутешительному выводу, что были потрясающе беспечны. Прогуляв по живописным окрестностям до сумерек, мы впервые не заготовили на утро сухие дрова, не подготовили костер. Мало того, мы даже повесили неподалеку на высокую ветку дерева пакет с продуктами, в котором находилось замороженное мясо. Наверняка, теперь оно начало оттаивать, распространяя приятный во всех отношениях обонянию хищников аромат.
Что же делать, если волки подойдут к нам? Обдумали план действий: муж первый выскакивает из палатки на них с топором, а я быстро поджигаю свернутую газету, сухое горючее, наши вещи, палатку, что угодно, чтобы отпугнуть зверей огнем. В такой ситуации уже не думаешь о том, что пригодится, что нет. Только фотоаппарат я отложила в сторону как самую ценную вещь.
Вой то приближался к нам, то отдалялся. Соответственно, то с одной стороны, то с другой раздавался отчаянный лай поселковых собак, ружейные выстрелы. Шакалы, похоже, рыскали по всей округе.
Виктор успокаивал меня, что шакалы далеко и не подойдут к нам близко. Я соглашалась, не подавая виду, что опасаюсь противоположного. Но что это было за утешение для безоружного человека в хлипкой полупрозрачной палатке? Да и чего другого можно было ожидать? Человек, окончательно отделившийся, отпочковавшийся от своих корней, давно заглушивший в себе первобытный зов крови, не представляющий свою жизнь без уютных благ цивилизации, до мозга костей избалованный ею, не мудрствуя особо, проникает в лоно дикой природы и отторгается ею как инородное тело.
Муж уснул, положив под руку маленький туристический топорик. Он всегда славился умением спать в любых условиях. Не хотелось его тревожить, ведь если придется сразиться с хищниками, то главная нагрузка ляжет на него. Хотя я не собиралась дешево продать свою жизнь, решая биться до конца.
Время тянулось, не давая расслабиться ни на мгновение. Какой уж тут сон? Так и бодрствовала с зажигалкой в одной руке и ножом в другой. Ночь была холодной. То ли от холода, то ли от нервного напряжения, но, слыша пронзительный волчий вой, я, не отличающаяся особой «волосатостью», чувствовала, как «шерсть» на моих руках вставала дыбом.
Я усмехнулась, вспомнив, как вечером думала о человеке с крюком. Кто бы знал, что подстерегает другая опасность, более реальная, и столько же прозаичная. Вспоминаю, что волки нападают стаей. А шакалы?
Ночь была длинной. О ее течении сообщала лишь яркая луна, просвечивающая сквозь плащевку палатки, медленно передвигающаяся по ночному небу. Волей-неволей в голову лезли непрошенные мысли о хищниках. Нужно вспомнить все, что знаешь о них, ведь врага нужно знать в лицо. Вспомнился рассказ «Волки» о гибели человека в степи, случай о путешественниках, муже и жене, которые сожгли все свои вещи и потом были растерзаны хищниками. Еще моя мама ходила в сельскую школу через казахстанские согры - места, поросшие кустарником, низким сучковатым лесом, в которых зачастую таились волки. У каждого школьника тогда были с собой спички. Но не всегда это помогало. Останки девочки так и нашли возле пепла от тетрадок. Буквально пару месяцев назад попутчик в поезде поведал о страшной истории, случившейся на казахстанском озере, когда волки растерзали припозднившегося рыбака.
Вой раздавался все дальше и дальше от нас. Значит, на этот раз они подались на другие отроги горы. Слышалось похрюкивание кабана. Этого зверя мы не опасались, полагая, что вряд ли травоядному кабану придет в голову лезть в нашу палатку. Луна поднялась высоко в небо, наполовину спрятавшись за толстый ствол дикой яблони, словно апельсин, разделившийся на две дольки. Тишина и такой долгожданный покой. И вдруг в этой абсолютной тишине послышались шорох опавших прошлогодних листьев, треск гнилушек, и быстрые легкие шаги. Животное стремительно приближалось. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Рука крепче обхватила рукоять хорошего туристического ножа. Муж моментально проснулся от шума и выскочил из палатки, вооруженный топором. Я вылезла наполовину, благоразумно защитив тыл.
Никого. Ночного гостя и след простыл. Погадали, кто это мог быть, и улеглись в своем плащевом домике. Виктор уснул. Мне же не спалось.
Ближе всех с хищниками общалась моя героическая бабушка. После войны, она, сосланная в казахстанские степи, пережившая голод и трудармию, оставшись без мужа-кормильца, в одиночку строила дома. Для перекрытий заготавливала стволы деревьев в лесу. Ехала на быках за сотню километров зимой, пилила деревья, обрубала ветви и сучья. Работы было не на один день. Каждую ночь к стоянке приходили волки. Бабушка была готова к их посещению: собирала хворост, обрубленные ветви и по кругу разводила костры. Внутрь ставила двух быков, а между ними ложилась сама, время от времени подкидывая новые дрова в костры. Волчья стая окружала стоянку и всю ночь караулила. Бабушка же с помощью огня спасалась сама и сохраняла взятых в пользование на время чужих быков. Разве моей бабушке, в то время молодой хрупкой женщине не было страшно? Главное - не паниковать, а спокойно и хладнокровно обдумать свои действия.
Бессонная ночь ужасов, кажется, будет тянуться целую вечность. Внезапно совсем близко раздается громкий стук. Муж снова выскакивает из палатки. Снова - никого. Это всего лишь упал, оборвавшись, пакет с продуктами, привязанный на дерево. Так и психами стать недолго. Из-за каждого куста нам мерещатся горящие глаза. Так и не поняли, то ли хищники были рядом, то ли нам все это почудилось. (Лишь утром мы обнаружили, что из пакета, распоротого большими челюстями, исчезло мясо, но оказались нетронутыми банки тушенки, сгущенки и крупы).
Снова заползаем в палатку и ныряем в спальные мешки.
- Можно еще на дерево залезть, если будут нападать волки, - предлагает муж.
- Да, конечно. - Соглашаюсь я, отчетливо представляя себе ближайшую двадцатиметровую дикую яблоню, на голый толстый ствол, которой вряд ли мне удастся забраться раньше зверей. - Ты поспи, я все равно не засну. - Лучше сходить с ума одной.
Совсем не хочется становиться добычей зубастых хищников. Понятное дело, все мы смертны, но подобная участь быть заживо съеденными как-то не улыбается.
Вой то дальше, то ближе. Животные словно переговариваются друг с другом.
- У-у!
- У!
- У-У-У! - кто настойчиво, кто нагло, кто жалобно, словно выпрашивая что-то.
Мне так и чудится: «Я хочу их съесть! Нет, я! Дайте и мне попробовать!» Вдали - снова отчаянный лай собак и ружейные выстрелы. Вспоминаю, как читала в Интернете о том, что в тайгу путешественники берут с собой порох и, поджигая его в консервной банке, отпугивают волков.
Спугнутые выстрелами шакалы, видимо, перебегают в другое место, не прекращая своего мерзкого подвывания. Животные приближаются к нам. Их голоса становятся все громче, громче, и вот уже понимаешь, что они совсем рядом. Принимаем боевую стойку, готовясь выскочить из палатки. Но шакалы пробегают мимо по тропе вдоль ручья. Тявканье отдаляется. Можно расслабиться.
А если они вернутся? Вдалеке снова забрехали собаки. Неужели опять погонят стаю на нас? Смотрим на часы, подгоняя стрелки, торопя так медленно ползущее время, прикидывая, во сколько же будет долгожданный рассвет, и уже не сильно веря, что хищники когда-нибудь исчезнут. Сколько ночей уже провели в горах и тут вдруг такое!
Неторопливые минуты ползут до невозможности долго. Два часа ночи. Два тридцать. Три часа. Три двадцать. Три пятьдесят. Четыре часа… Рассвет в горах наступает позже. Нам бы еще часа три продержаться! Луна уже перекатилась на другую сторону, но никак не торопится уступить свое место солнцу. Кажется, что оно никогда уже не появится над горизонтом. А так хочется увидеть его еще хоть раз!
Ждать всегда тяжело. Я по своей натуре «сова» и не люблю, когда солнце рано заглядывает в мое окно и будит, мешая спать. Но я ничего никогда так сильно не ждала на свете как этот смертельно опаздывающий рассвет.
Отгоняй-не отгоняй, но мысли приходят в голову разные: и что наши обглоданные кости не скоро найдут в этом лесу, что близкие сойдут с ума от переживаний и неизвестности, что дела земные еще не окончены.
Шакалы подвывали реже. Волков тоже не было слышно. Только где-то далеко послышался глухой рык. Расслабляться нельзя. Смотрим на часы: шесть утра. Осталось немного. Вдруг раздалось сверху робкое:
- Чвы-ы-ык.
Затем птица повторила уже смелее:
- Чвы-ы-ык, чвык, чвык!
Ей тут же ответила другая:
- Фьють!
В груди родилась робкая надежда: утро наступает. Небо стало чуть светлее. Еще первые лучи солнца не коснулись горных вершин, а птицы проснулись. Вой слышался уже далеко-далеко. И вдруг пичуги, словно вдохновленные невидимым дирижером, запели все разом - весело дружно, заливисто. Их задорное, полное оптимизма многоголосие лилось как бальзам на душу. Как же мила была эта, состоящая из красивых, волнующих душу нежных звуков, несущих волны эмоций любви, песня, песня торжества жизни.
Отходим подальше от селения и углубляемся в горы. Гора Колючка в районе Возрождения не очень высокая - семьсот тридцать метров - отсюда практически только начинается Главный Кавказский хребет. Стоит нам чуть только уйти в лес от реки, как попадаем в настоящую чащу. Замшелые стволы деревьев, обвитые плющом, ломоносом, диким виноградом, колючими плетями ежевики, упавшие мертвые деревья и сучья мешают продвигаться вглубь.
С горы стекает небольшой ручей, который легко перепрыгнуть. Рядом - чуть заметная тропа. Вероятно, туристы ходят здесь нечасто. Трава на ней не вытоптана подошвами обуви, а лишь примята. Переходим через этот веселый, с прозрачной как слеза водой, ручей и выбираем место для ночевки.
Устанавливаем палатку, оставляем рюкзаки и идем наслаждаться природой. Где-то в километре видим еще два лагеря туристов. Несмотря на то, что сезон еще не наступил, путешественники встречаются.
Возвращаемся уже в сумерках. Солнце в горах исчезает внезапно: только что оно освещало поляну, розовыми кружевами проглядывая сквозь листву, и вдруг резко закатывается за горную гряду и растворяется в воздухе.
Муж быстро засыпает, я же лежу и «перевариваю» впечатления прошедшего дня. Черное море, горные перевалы, загадочные древние дольмены. Столько всего было увидено, что нужно время, чтобы разложить все по полочкам, обдумать и понять.
А вокруг - царство природы, неоскверненной человеком. Здесь, в стороне от селения и дороги люди - нечастые гости. Медленно наступает ночь. Птицы, поющие на все голоса, с наступлением темноты смолкают. Тишина полнейшая. Ни звука, ни шороха, только шум реки вдалеке.
Вот она, благодать! Сначала даже непривычно не слышать никакого шума. Тишина. Но постепенно начинаешь делить это лесное безмолвие на составляющие, различать мельчайшие оттенки: чуть слышно треснула сухая ветка, упал с дерева лист, хрустнул, слабо застонал ствол дерева.
Вот они звуки настоящего леса! Тихо, лишь треснет кое-где сухая ветка, или упадет с дерева лист. Ночь такая светлая! Полная луна висит где-то над рекой круглым светильником. Тонкая ткань палатки просвечивает на свету. Видно ствол дерева, тихо покачивающуюся на легком ветру ветку. Как хорошо на лоне природы!
Лесной запах дурманит голову. Река вдалеке поет свою шумную песню. Чуть слышно раздается далекий собачий лай, подвывания. Все эти звуки баюкали и умиротворяли.
Сквозь подступающую дрему я осознала, что вой стал более слышен, чем раньше. И чего это собаки развылись? Вскоре все стихло. Снова наступила тишина. И вдруг откуда-то с вершины горы раздался громкий протяжный вой. Да это же не собаки вовсе! А кто? Умом понимаю, что это волчий вой. Но волки? Откуда они здесь? Это ведь не сказки про Красную шапочку! Разве еще бывают волки? Тем более, здесь, на западном Кавказе? Мы же не в тайге, честное слово. Или, все-таки, волки?
Снова раздался вой. Теперь источник неприятных звуков находился значительно ближе. Сердце часто-часто забилось. Стало не по себе. И тут вдруг добавились еще голоса леса: негромкое, но угрожающее рычание, словно предостерегающее кого-то. Сон как рукой сняло. Так мы не договаривались.
Через полчаса, устав от догадок и сомнений, разбудила мужа, сладко спящего на свежем горном воздухе:
- Там кто-то рычит и воет.
Прислушались - тишина. Как нарочно ни рычания, ни воя больше не было слышно. Я сидела в палатке, смущенная - муж решит, что со страху мне все это просто почудилось. И тут громкий продолжительный вой вдалеке разрезал лесную тишину.
- Вот. Опять. - Тихо спросила я, - Кто это воет?
- Волк, - к моему великому сожалению муж грубо рассеял все сомнения и надежды.
Виктор успокоил меня, сказав, что зверь находится далеко и к нам не подойдет, так что ничего страшного. Кому хочется выглядеть трусом? Соглашаюсь и устраиваюсь удобнее в своем спальном мешке. Конечно, волки далеко. Зачем им к нам подходить!
Действительно, на какое-то время все стихает. Никто не воет и не рычит, лишь глухо ухает филин, отправляясь на ночную охоту. Легкая дрема заботливо окутывает своим одеялом. Тут с другой стороны гор слышится далекий, но неистовый лай собак и жалобное не то поскуливание, не то мяуканье, серия требовательных завываний. Что же это за животные, так раздражающие собак? Волки? Да нет, волки недавно выли совсем по-другому. Эти воют коротко, жалобно, словно шакалы.
Какие еще шакалы?! Что только не придет в голову! Разве в России водятся шакалы? В мозгу всплывают строчки незабвенного Корнея Ивановича: «Вдруг откуда-то шакал на кобыле прискакал…» Это ведь не Африка.
Африка, не Африка, но что, если они подойдут к нам? После очередной серии завываний, я вскакиваю, готовая сломя голову бежать прочь из этих жутких мест, кишащих всевозможными тварями. Но куда бежать ночью, в темноте? Наш фонарик приказал долго жить. Людей поблизости нет. А если мы будем нестись напролом, спотыкаясь, падая, врезаясь в деревья, то вполне вероятно, что хищники только сбегутся, привлеченные шумом.
Проанализировав свое положение, пришли к неутешительному выводу, что были потрясающе беспечны. Прогуляв по живописным окрестностям до сумерек, мы впервые не заготовили на утро сухие дрова, не подготовили костер. Мало того, мы даже повесили неподалеку на высокую ветку дерева пакет с продуктами, в котором находилось замороженное мясо. Наверняка, теперь оно начало оттаивать, распространяя приятный во всех отношениях обонянию хищников аромат.
Что же делать, если волки подойдут к нам? Обдумали план действий: муж первый выскакивает из палатки на них с топором, а я быстро поджигаю свернутую газету, сухое горючее, наши вещи, палатку, что угодно, чтобы отпугнуть зверей огнем. В такой ситуации уже не думаешь о том, что пригодится, что нет. Только фотоаппарат я отложила в сторону как самую ценную вещь.
Вой то приближался к нам, то отдалялся. Соответственно, то с одной стороны, то с другой раздавался отчаянный лай поселковых собак, ружейные выстрелы. Шакалы, похоже, рыскали по всей округе.
Виктор успокаивал меня, что шакалы далеко и не подойдут к нам близко. Я соглашалась, не подавая виду, что опасаюсь противоположного. Но что это было за утешение для безоружного человека в хлипкой полупрозрачной палатке? Да и чего другого можно было ожидать? Человек, окончательно отделившийся, отпочковавшийся от своих корней, давно заглушивший в себе первобытный зов крови, не представляющий свою жизнь без уютных благ цивилизации, до мозга костей избалованный ею, не мудрствуя особо, проникает в лоно дикой природы и отторгается ею как инородное тело.
Муж уснул, положив под руку маленький туристический топорик. Он всегда славился умением спать в любых условиях. Не хотелось его тревожить, ведь если придется сразиться с хищниками, то главная нагрузка ляжет на него. Хотя я не собиралась дешево продать свою жизнь, решая биться до конца.
Время тянулось, не давая расслабиться ни на мгновение. Какой уж тут сон? Так и бодрствовала с зажигалкой в одной руке и ножом в другой. Ночь была холодной. То ли от холода, то ли от нервного напряжения, но, слыша пронзительный волчий вой, я, не отличающаяся особой «волосатостью», чувствовала, как «шерсть» на моих руках вставала дыбом.
Я усмехнулась, вспомнив, как вечером думала о человеке с крюком. Кто бы знал, что подстерегает другая опасность, более реальная, и столько же прозаичная. Вспоминаю, что волки нападают стаей. А шакалы?
Ночь была длинной. О ее течении сообщала лишь яркая луна, просвечивающая сквозь плащевку палатки, медленно передвигающаяся по ночному небу. Волей-неволей в голову лезли непрошенные мысли о хищниках. Нужно вспомнить все, что знаешь о них, ведь врага нужно знать в лицо. Вспомнился рассказ «Волки» о гибели человека в степи, случай о путешественниках, муже и жене, которые сожгли все свои вещи и потом были растерзаны хищниками. Еще моя мама ходила в сельскую школу через казахстанские согры - места, поросшие кустарником, низким сучковатым лесом, в которых зачастую таились волки. У каждого школьника тогда были с собой спички. Но не всегда это помогало. Останки девочки так и нашли возле пепла от тетрадок. Буквально пару месяцев назад попутчик в поезде поведал о страшной истории, случившейся на казахстанском озере, когда волки растерзали припозднившегося рыбака.
Вой раздавался все дальше и дальше от нас. Значит, на этот раз они подались на другие отроги горы. Слышалось похрюкивание кабана. Этого зверя мы не опасались, полагая, что вряд ли травоядному кабану придет в голову лезть в нашу палатку. Луна поднялась высоко в небо, наполовину спрятавшись за толстый ствол дикой яблони, словно апельсин, разделившийся на две дольки. Тишина и такой долгожданный покой. И вдруг в этой абсолютной тишине послышались шорох опавших прошлогодних листьев, треск гнилушек, и быстрые легкие шаги. Животное стремительно приближалось. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Рука крепче обхватила рукоять хорошего туристического ножа. Муж моментально проснулся от шума и выскочил из палатки, вооруженный топором. Я вылезла наполовину, благоразумно защитив тыл.
Никого. Ночного гостя и след простыл. Погадали, кто это мог быть, и улеглись в своем плащевом домике. Виктор уснул. Мне же не спалось.
Ближе всех с хищниками общалась моя героическая бабушка. После войны, она, сосланная в казахстанские степи, пережившая голод и трудармию, оставшись без мужа-кормильца, в одиночку строила дома. Для перекрытий заготавливала стволы деревьев в лесу. Ехала на быках за сотню километров зимой, пилила деревья, обрубала ветви и сучья. Работы было не на один день. Каждую ночь к стоянке приходили волки. Бабушка была готова к их посещению: собирала хворост, обрубленные ветви и по кругу разводила костры. Внутрь ставила двух быков, а между ними ложилась сама, время от времени подкидывая новые дрова в костры. Волчья стая окружала стоянку и всю ночь караулила. Бабушка же с помощью огня спасалась сама и сохраняла взятых в пользование на время чужих быков. Разве моей бабушке, в то время молодой хрупкой женщине не было страшно? Главное - не паниковать, а спокойно и хладнокровно обдумать свои действия.
Бессонная ночь ужасов, кажется, будет тянуться целую вечность. Внезапно совсем близко раздается громкий стук. Муж снова выскакивает из палатки. Снова - никого. Это всего лишь упал, оборвавшись, пакет с продуктами, привязанный на дерево. Так и психами стать недолго. Из-за каждого куста нам мерещатся горящие глаза. Так и не поняли, то ли хищники были рядом, то ли нам все это почудилось. (Лишь утром мы обнаружили, что из пакета, распоротого большими челюстями, исчезло мясо, но оказались нетронутыми банки тушенки, сгущенки и крупы).
Снова заползаем в палатку и ныряем в спальные мешки.
- Можно еще на дерево залезть, если будут нападать волки, - предлагает муж.
- Да, конечно. - Соглашаюсь я, отчетливо представляя себе ближайшую двадцатиметровую дикую яблоню, на голый толстый ствол, которой вряд ли мне удастся забраться раньше зверей. - Ты поспи, я все равно не засну. - Лучше сходить с ума одной.
Совсем не хочется становиться добычей зубастых хищников. Понятное дело, все мы смертны, но подобная участь быть заживо съеденными как-то не улыбается.
Вой то дальше, то ближе. Животные словно переговариваются друг с другом.
- У-у!
- У!
- У-У-У! - кто настойчиво, кто нагло, кто жалобно, словно выпрашивая что-то.
Мне так и чудится: «Я хочу их съесть! Нет, я! Дайте и мне попробовать!» Вдали - снова отчаянный лай собак и ружейные выстрелы. Вспоминаю, как читала в Интернете о том, что в тайгу путешественники берут с собой порох и, поджигая его в консервной банке, отпугивают волков.
Спугнутые выстрелами шакалы, видимо, перебегают в другое место, не прекращая своего мерзкого подвывания. Животные приближаются к нам. Их голоса становятся все громче, громче, и вот уже понимаешь, что они совсем рядом. Принимаем боевую стойку, готовясь выскочить из палатки. Но шакалы пробегают мимо по тропе вдоль ручья. Тявканье отдаляется. Можно расслабиться.
А если они вернутся? Вдалеке снова забрехали собаки. Неужели опять погонят стаю на нас? Смотрим на часы, подгоняя стрелки, торопя так медленно ползущее время, прикидывая, во сколько же будет долгожданный рассвет, и уже не сильно веря, что хищники когда-нибудь исчезнут. Сколько ночей уже провели в горах и тут вдруг такое!
Неторопливые минуты ползут до невозможности долго. Два часа ночи. Два тридцать. Три часа. Три двадцать. Три пятьдесят. Четыре часа… Рассвет в горах наступает позже. Нам бы еще часа три продержаться! Луна уже перекатилась на другую сторону, но никак не торопится уступить свое место солнцу. Кажется, что оно никогда уже не появится над горизонтом. А так хочется увидеть его еще хоть раз!
Ждать всегда тяжело. Я по своей натуре «сова» и не люблю, когда солнце рано заглядывает в мое окно и будит, мешая спать. Но я ничего никогда так сильно не ждала на свете как этот смертельно опаздывающий рассвет.
Отгоняй-не отгоняй, но мысли приходят в голову разные: и что наши обглоданные кости не скоро найдут в этом лесу, что близкие сойдут с ума от переживаний и неизвестности, что дела земные еще не окончены.
Шакалы подвывали реже. Волков тоже не было слышно. Только где-то далеко послышался глухой рык. Расслабляться нельзя. Смотрим на часы: шесть утра. Осталось немного. Вдруг раздалось сверху робкое:
- Чвы-ы-ык.
Затем птица повторила уже смелее:
- Чвы-ы-ык, чвык, чвык!
Ей тут же ответила другая:
- Фьють!
В груди родилась робкая надежда: утро наступает. Небо стало чуть светлее. Еще первые лучи солнца не коснулись горных вершин, а птицы проснулись. Вой слышался уже далеко-далеко. И вдруг пичуги, словно вдохновленные невидимым дирижером, запели все разом - весело дружно, заливисто. Их задорное, полное оптимизма многоголосие лилось как бальзам на душу. Как же мила была эта, состоящая из красивых, волнующих душу нежных звуков, несущих волны эмоций любви, песня, песня торжества жизни.