Переписка
ПИСЬМО ИЗ ПРОВИНЦИИ В ГОРОД
Здравствуй, Александр, дорогой мой друг.
Пишу тебе с дачной веранды, куда два дня назад прибыл, влекомый по обыкновению моей семьёю. На сей раз, правда, они проницательны: мне хорошо здесь, я гуляю в тенёчке целыми днями и любуюсь целым миром. Всё же, Александр, я по-прежнему совершенно убеждён, что при создании всего этого великолепия не обошлось без поэта. Всё меня восхищает в этой природе, трудно оторвать от неё взгляд.
Милый мой друг Александр, я несказанно рад получить наконец письмо от тебя, и горюю всем сердцем о той доле, что досталась тебе. Я заключил из твоего письма, что ты несешь свой крест со свойственной тебе стойкостью, однако скажи: как ты переживаешь это, как удаётся тебе справляться с едким осадком, которого не может не оставить подобное обращение и который так портит радость от жизни?
...Однако ты просишь у меня совета, потому постараюсь направить свои размышления в конструктивное русло.
Но для начала, дорогой друг, я хотел бы высказать несколько общих соображений, которые стали бы одновременно и предисловием к моим последующим советам, и объяснением их - на тот случай, если ты, Александр, чего-либо в них не поймёшь: всё-таки я старше тебя на два месяца, а в нашем положении это разница, на которую нельзя не обращать внимания при подобных беседах.
Итак, ты пишешь, в частности, что твои родители систематически без объяснений и извинений забирают у тебя из рук предметы, полностью игнорируя твой протест: это, конечно, совершенно недопустимо, так же как и манера в твоём присутствии разговаривать о тебе в третьем лице - так, словно тебя тут нет. Отвратительно и то, что они смеются над твоими пока ещё неловкими попытками научиться ходить. Я даже представить себе боюсь, каково тебе, бедный мой друг. Но самым главным, самым чудовищным и недопустимым я считаю даже не их действия по отношению к тебе, а их позицию, их мнение, что будто бы ты - ты, Александр, человек, равного которому по гуманности и широте взглядов я не встречал ещё - должен их слушаться!.. Это невозможно, это варварство и преступление - думать так.
Милый Александр, ты уже взрослый в духовном плане человек, - во всяком случае, судя по твоему письму, ты значительно повзрослел за те восемь месяцев, что прошли с момента твоего рождения, - и я надеюсь, что ты отдаёшь себе отчёт в том, насколько незрела и незаконна позиция твоих родителей, насколько она опасна для твоего дальнейшего взросления. Друг мой, первое и главное, что может спасти тебя от злобы на твоих близких и от последующего страха перед жизнью, - твоя внутренняя точка зрения на то, что с тобой происходит, и на то, что они, сами того не ведая, пытаются сделать из тебя.
Видишь ли, очень многие в обстоятельствах, подобных твоим, теряются; перестают понимать, что хорошо, а что дурно; забывают о смысле своей жизни и уже к пяти годам совершенно ничего собой не представляют в личностном плане: они нравственно забиты, задавлены распоряжениями родителей, безынициативны и пугливы до крайности. Наиболее распространённые их доводы в спорах таковы: «Мне мама не разрешает», «Я папе пожалуюсь», «Моя мама думает, что это хорошо, а то плохо», «Мой папа старше тебя, значит, он прав», «Я хороший, потому что меня похвалили», и т.п. Они уже полностью отучились самостоятельно думать и принимать решения, не знают, куда кидаться за пояснениями, объяснениями и нравственными ориентирами, и кидаются тогда всё к тем же родителям, которые и отучили их от самостоятельности.
Милый мой друг, если бы ты знал, как мне страшно потерять такого собеседника, как ты!..
Исходя из вышесказанного, дорогой Александр, вот первый мой тебе совет: всегда, в любой ситуации помни, что они не ведают, что творят! Когда тебе хочется смеяться над ними, когда тебе больно и горько, когда ты возмущён, - никогда не переставай повторять себе эти слова, иначе злость, справедливая, однако в нашем возрасте губительная, поглотит тебя. Ты не сможешь сопротивляться, не имея ясного рассудка... так держись же за него!..
Теперь далее. Ты пишешь, что уже начинаешь теряться, что временами тебе уже кажется, будто послушание родителям - добродетель... Что ж, ты вправе так считать. Читая о ссоре, я словно видел твоих родителей, недовольных твоим поведением; словно слышал, как они выражают тебе своё недовольство. Это бестактность - тем большая, что их не остановило присутствие посторонних: это неслыханное унижение твоего достоинства, и, конечно, так будет повторяться из разу в раз - всегда, как только твой стиль поведения не совпадёт с их представлениями.
Я так сочувствую тебе, друг мой!.. Я понимаю, что единственным выходом, единственным способом избежать такого унижения, как замечание и тем более крик на тебя (на тебя. О Боже!) тебе представляется сейчас послушание, подчинение их требованиям. Это иллюзия, это заблуждение, дорогой Александр. Да, сейчас их требования ничтожны: не бросай платок наземь, не кричи, отдай... и тебе несложно им подчиниться. Но далее - подумай только, что будет далее! Они потребуют от тебя подчинения буквально во всём, и чем старше ты будешь становиться, тем крепче будут сжимать тебя тиски их воли. Они потребуют от тебя нужных им слов и понятных им взглядов, они будут следить за твоими увлечениями, твоим выбором друзей и предпочтений - с тем, чтобы изменить их в свою сторону... Милый Александр, у них насилие называется воспитанием, рабская послушность - дисциплиной, зло - добром. Ты знаешь не хуже меня: зло так устроено, что стоит только в малом ему подчиниться, и оно захватит тебя... так не подчиняйся же душой, не позволяй ему стать сильнее тебя!.. Всегда, даже выполняя указания твоих родителей, сравнивай их позицию со своей. Пусть у тебя хотя бы в памяти сохранится образ твоего поведения, твоё собственное мировоззрение, твои свободные чувства... которые всегда были и останутся дорогими для меня.
Важно ещё помнить в твоём положении, что они неразвитые, запутавшиеся существа, что они не в состоянии понимать тебя - твою сущность, твое сердце. Ведь даже смысл их собственной жизни скрыт от них, - как же могут они надеяться командовать тобой?
Александр, сколько я тебя знаю, ты никогда ни на шаг не отступал от своей дороги, от пути твоего личностного роста. Ты всегда помнил о той цели, с которой послан был в этот мир. Так не отступай же и впредь, какой бы трудной ни казалась тебе эта задача, с какими бы тяготами и унижениями она ни оказалась сопряжена... отступление губительно! Всеми силами я готов помочь тебе - дружбой, советом, незримым моим присутствием, и всегда, в любое время дня и ночи, что бы ни случилось с тобою, в чем бы ты ни нуждался, - ты можешь на меня рассчитывать. Мое тело, разум и сердце в твоем распоряжении, бедный мой, страдающий мой друг. Я буду ждать твоего ответа столько, сколько будет нужно - хоть всю жизнь.
Засим остаюсь навеки твой друг Евгений
ПИСЬМО ИЗ ГОРОДА В ПРОВИНЦИЮ
Дорогой Евгений,
я получил твое письмо и много плакал над ним. Правильнее сказать - плакал над самим собою, - но как трудно мне теперь говорить о себе искренне!
Во всем ты прав, мой единственный сторонник в этом тяжком, холодном, полном жестокости мире: все дальше отхожу я от сознания своею предназначения, все чаще забываю о своем человеческом достоинстве. Правильно говорят: бытие определяет сознание.
Как хотелось бы мне увидеться с тобой, взять твою надежную руку, встретиться с твоим твердым и одновременно нежным взглядом! Но боюсь, ты не узнал бы меня теперь.
Пустота образуется в моей душе, и я не знаю, чем ее заполнить, и оттого много ем и с каждым днем все больше толстею. Я часто плачу от тоски по себе прежнему, - так что меня вчера даже показывали врачу... он прописал успокоительное. Я научился злиться, и уже поговаривают, будто я капризничаю... какой позор!!! Если бы я мог, я не игрушки кидал бы изо всех сил, а их, этих черствых, бесчувственных людей.
Видишь, друг мой, я действительно злюсь, как ты и предсказывал. И действительно теряю уже нравственные ориентиры... я ведь, как ни грустно мне сознавать этот факт, и на тебя сейчас злюсь. Я так завидую тебе. И единственное, почему я пишу это письмо, так это потому, что помню еще о былой нашей дружбе и считаю себя обязанным ответить тебе.
Если б ты оказался рядом, я тебя ударил бы... прости, прости, мой друг, я сознаю жестокость и низость моих слов, но не смею обмануть тебя. Я уже не тот, что прежде. Моя душа сдаётся шаг за шагом, день за днем, ей не разрешить всех противоречий теперешнего моего существования. "Почему бы, - думаю я, - мне тебя не унизить, если меня самого беспрерывно унижают? Ведь по рождению я равен тебе!»
Ты, Евгений, остался на высоте твоего достоинства - я думаю, лишь оттого, что тебя ещё не начали воспитывать, а я, я... Чем я хуже?! Уместно ли твоё сочувствие, бывший друг мой? Тебе хорошо, и ты не знаешь даже, каково мне.
Но ведь я люблю тебя, вернее - любил тебя прежде; и ты всегда выручал меня! Я помню, как пять месяцев назад, когда несколько человек одновременно склонились надо мною и трясли возле моего лица теми отвратительными погремушками, ты спас меня, начав страшно кричать. Они решили сначала, что тебе плохо, потом - что ты ревнуешь; этот наговор был тяжел тебе, но ты добился своего: они оставили меня в покое. Да и теперь, в последнем твоём письме, где ты так отстраненно и холодно говоришь со мной о моей беде, я слышу уверения в твоей преданности! Как же так, отчего же я мысленно разговариваю с тобой, словно с врагом, словно необходима мне наша ссора!
Не могу я больше выносить этой борьбы. У меня нет душевных сил выдерживать натиск низостей, и легче уж слиться с ними, легче послушаться, подчиниться требованиям. Ах, Евгений, что со мной будет!.. Что со мною уже теперь!
Я не могу, не в силах я терпеть эти беспрерывные замечания, понукания, нотации по каждому поводу. У меня не остаётся времени даже на размышления: меня словно дрессируют для выступлений в цирке. Сегодня эта женщина (которую, впрочем, я всегда нежно любил) снова требовала, чтоб я не держал во рту мой собственный палец. Сила на её стороне, и она этим пользуется. Как это низко, как это губит мою волю!.. Я словно узник, заложник её представлений о жизни.
И сейчас, чувствуя приближающуюся мою безынициативность и вялость, предвидя, хотя и не приветствуя, дальнейшее снижение моих умственных способностей, жизненных сил и аппетита, я прощаюсь с тобой, друг мой Евгений. Благодарю тебя за всё, что ты сделал для меня за эти восемь месяцев, и с печалью и завистью, которые успели уже стать моими постоянными спутниками, желаю тебе личностного и прочего роста и благоденствия.
С угасающей любовью к тебе и ко всей жизни,
Шура
Здравствуй, Александр, дорогой мой друг.
Пишу тебе с дачной веранды, куда два дня назад прибыл, влекомый по обыкновению моей семьёю. На сей раз, правда, они проницательны: мне хорошо здесь, я гуляю в тенёчке целыми днями и любуюсь целым миром. Всё же, Александр, я по-прежнему совершенно убеждён, что при создании всего этого великолепия не обошлось без поэта. Всё меня восхищает в этой природе, трудно оторвать от неё взгляд.
Милый мой друг Александр, я несказанно рад получить наконец письмо от тебя, и горюю всем сердцем о той доле, что досталась тебе. Я заключил из твоего письма, что ты несешь свой крест со свойственной тебе стойкостью, однако скажи: как ты переживаешь это, как удаётся тебе справляться с едким осадком, которого не может не оставить подобное обращение и который так портит радость от жизни?
...Однако ты просишь у меня совета, потому постараюсь направить свои размышления в конструктивное русло.
Но для начала, дорогой друг, я хотел бы высказать несколько общих соображений, которые стали бы одновременно и предисловием к моим последующим советам, и объяснением их - на тот случай, если ты, Александр, чего-либо в них не поймёшь: всё-таки я старше тебя на два месяца, а в нашем положении это разница, на которую нельзя не обращать внимания при подобных беседах.
Итак, ты пишешь, в частности, что твои родители систематически без объяснений и извинений забирают у тебя из рук предметы, полностью игнорируя твой протест: это, конечно, совершенно недопустимо, так же как и манера в твоём присутствии разговаривать о тебе в третьем лице - так, словно тебя тут нет. Отвратительно и то, что они смеются над твоими пока ещё неловкими попытками научиться ходить. Я даже представить себе боюсь, каково тебе, бедный мой друг. Но самым главным, самым чудовищным и недопустимым я считаю даже не их действия по отношению к тебе, а их позицию, их мнение, что будто бы ты - ты, Александр, человек, равного которому по гуманности и широте взглядов я не встречал ещё - должен их слушаться!.. Это невозможно, это варварство и преступление - думать так.
Милый Александр, ты уже взрослый в духовном плане человек, - во всяком случае, судя по твоему письму, ты значительно повзрослел за те восемь месяцев, что прошли с момента твоего рождения, - и я надеюсь, что ты отдаёшь себе отчёт в том, насколько незрела и незаконна позиция твоих родителей, насколько она опасна для твоего дальнейшего взросления. Друг мой, первое и главное, что может спасти тебя от злобы на твоих близких и от последующего страха перед жизнью, - твоя внутренняя точка зрения на то, что с тобой происходит, и на то, что они, сами того не ведая, пытаются сделать из тебя.
Видишь ли, очень многие в обстоятельствах, подобных твоим, теряются; перестают понимать, что хорошо, а что дурно; забывают о смысле своей жизни и уже к пяти годам совершенно ничего собой не представляют в личностном плане: они нравственно забиты, задавлены распоряжениями родителей, безынициативны и пугливы до крайности. Наиболее распространённые их доводы в спорах таковы: «Мне мама не разрешает», «Я папе пожалуюсь», «Моя мама думает, что это хорошо, а то плохо», «Мой папа старше тебя, значит, он прав», «Я хороший, потому что меня похвалили», и т.п. Они уже полностью отучились самостоятельно думать и принимать решения, не знают, куда кидаться за пояснениями, объяснениями и нравственными ориентирами, и кидаются тогда всё к тем же родителям, которые и отучили их от самостоятельности.
Милый мой друг, если бы ты знал, как мне страшно потерять такого собеседника, как ты!..
Исходя из вышесказанного, дорогой Александр, вот первый мой тебе совет: всегда, в любой ситуации помни, что они не ведают, что творят! Когда тебе хочется смеяться над ними, когда тебе больно и горько, когда ты возмущён, - никогда не переставай повторять себе эти слова, иначе злость, справедливая, однако в нашем возрасте губительная, поглотит тебя. Ты не сможешь сопротивляться, не имея ясного рассудка... так держись же за него!..
Теперь далее. Ты пишешь, что уже начинаешь теряться, что временами тебе уже кажется, будто послушание родителям - добродетель... Что ж, ты вправе так считать. Читая о ссоре, я словно видел твоих родителей, недовольных твоим поведением; словно слышал, как они выражают тебе своё недовольство. Это бестактность - тем большая, что их не остановило присутствие посторонних: это неслыханное унижение твоего достоинства, и, конечно, так будет повторяться из разу в раз - всегда, как только твой стиль поведения не совпадёт с их представлениями.
Я так сочувствую тебе, друг мой!.. Я понимаю, что единственным выходом, единственным способом избежать такого унижения, как замечание и тем более крик на тебя (на тебя. О Боже!) тебе представляется сейчас послушание, подчинение их требованиям. Это иллюзия, это заблуждение, дорогой Александр. Да, сейчас их требования ничтожны: не бросай платок наземь, не кричи, отдай... и тебе несложно им подчиниться. Но далее - подумай только, что будет далее! Они потребуют от тебя подчинения буквально во всём, и чем старше ты будешь становиться, тем крепче будут сжимать тебя тиски их воли. Они потребуют от тебя нужных им слов и понятных им взглядов, они будут следить за твоими увлечениями, твоим выбором друзей и предпочтений - с тем, чтобы изменить их в свою сторону... Милый Александр, у них насилие называется воспитанием, рабская послушность - дисциплиной, зло - добром. Ты знаешь не хуже меня: зло так устроено, что стоит только в малом ему подчиниться, и оно захватит тебя... так не подчиняйся же душой, не позволяй ему стать сильнее тебя!.. Всегда, даже выполняя указания твоих родителей, сравнивай их позицию со своей. Пусть у тебя хотя бы в памяти сохранится образ твоего поведения, твоё собственное мировоззрение, твои свободные чувства... которые всегда были и останутся дорогими для меня.
Важно ещё помнить в твоём положении, что они неразвитые, запутавшиеся существа, что они не в состоянии понимать тебя - твою сущность, твое сердце. Ведь даже смысл их собственной жизни скрыт от них, - как же могут они надеяться командовать тобой?
Александр, сколько я тебя знаю, ты никогда ни на шаг не отступал от своей дороги, от пути твоего личностного роста. Ты всегда помнил о той цели, с которой послан был в этот мир. Так не отступай же и впредь, какой бы трудной ни казалась тебе эта задача, с какими бы тяготами и унижениями она ни оказалась сопряжена... отступление губительно! Всеми силами я готов помочь тебе - дружбой, советом, незримым моим присутствием, и всегда, в любое время дня и ночи, что бы ни случилось с тобою, в чем бы ты ни нуждался, - ты можешь на меня рассчитывать. Мое тело, разум и сердце в твоем распоряжении, бедный мой, страдающий мой друг. Я буду ждать твоего ответа столько, сколько будет нужно - хоть всю жизнь.
Засим остаюсь навеки твой друг Евгений
ПИСЬМО ИЗ ГОРОДА В ПРОВИНЦИЮ
Дорогой Евгений,
я получил твое письмо и много плакал над ним. Правильнее сказать - плакал над самим собою, - но как трудно мне теперь говорить о себе искренне!
Во всем ты прав, мой единственный сторонник в этом тяжком, холодном, полном жестокости мире: все дальше отхожу я от сознания своею предназначения, все чаще забываю о своем человеческом достоинстве. Правильно говорят: бытие определяет сознание.
Как хотелось бы мне увидеться с тобой, взять твою надежную руку, встретиться с твоим твердым и одновременно нежным взглядом! Но боюсь, ты не узнал бы меня теперь.
Пустота образуется в моей душе, и я не знаю, чем ее заполнить, и оттого много ем и с каждым днем все больше толстею. Я часто плачу от тоски по себе прежнему, - так что меня вчера даже показывали врачу... он прописал успокоительное. Я научился злиться, и уже поговаривают, будто я капризничаю... какой позор!!! Если бы я мог, я не игрушки кидал бы изо всех сил, а их, этих черствых, бесчувственных людей.
Видишь, друг мой, я действительно злюсь, как ты и предсказывал. И действительно теряю уже нравственные ориентиры... я ведь, как ни грустно мне сознавать этот факт, и на тебя сейчас злюсь. Я так завидую тебе. И единственное, почему я пишу это письмо, так это потому, что помню еще о былой нашей дружбе и считаю себя обязанным ответить тебе.
Если б ты оказался рядом, я тебя ударил бы... прости, прости, мой друг, я сознаю жестокость и низость моих слов, но не смею обмануть тебя. Я уже не тот, что прежде. Моя душа сдаётся шаг за шагом, день за днем, ей не разрешить всех противоречий теперешнего моего существования. "Почему бы, - думаю я, - мне тебя не унизить, если меня самого беспрерывно унижают? Ведь по рождению я равен тебе!»
Ты, Евгений, остался на высоте твоего достоинства - я думаю, лишь оттого, что тебя ещё не начали воспитывать, а я, я... Чем я хуже?! Уместно ли твоё сочувствие, бывший друг мой? Тебе хорошо, и ты не знаешь даже, каково мне.
Но ведь я люблю тебя, вернее - любил тебя прежде; и ты всегда выручал меня! Я помню, как пять месяцев назад, когда несколько человек одновременно склонились надо мною и трясли возле моего лица теми отвратительными погремушками, ты спас меня, начав страшно кричать. Они решили сначала, что тебе плохо, потом - что ты ревнуешь; этот наговор был тяжел тебе, но ты добился своего: они оставили меня в покое. Да и теперь, в последнем твоём письме, где ты так отстраненно и холодно говоришь со мной о моей беде, я слышу уверения в твоей преданности! Как же так, отчего же я мысленно разговариваю с тобой, словно с врагом, словно необходима мне наша ссора!
Не могу я больше выносить этой борьбы. У меня нет душевных сил выдерживать натиск низостей, и легче уж слиться с ними, легче послушаться, подчиниться требованиям. Ах, Евгений, что со мной будет!.. Что со мною уже теперь!
Я не могу, не в силах я терпеть эти беспрерывные замечания, понукания, нотации по каждому поводу. У меня не остаётся времени даже на размышления: меня словно дрессируют для выступлений в цирке. Сегодня эта женщина (которую, впрочем, я всегда нежно любил) снова требовала, чтоб я не держал во рту мой собственный палец. Сила на её стороне, и она этим пользуется. Как это низко, как это губит мою волю!.. Я словно узник, заложник её представлений о жизни.
И сейчас, чувствуя приближающуюся мою безынициативность и вялость, предвидя, хотя и не приветствуя, дальнейшее снижение моих умственных способностей, жизненных сил и аппетита, я прощаюсь с тобой, друг мой Евгений. Благодарю тебя за всё, что ты сделал для меня за эти восемь месяцев, и с печалью и завистью, которые успели уже стать моими постоянными спутниками, желаю тебе личностного и прочего роста и благоденствия.
С угасающей любовью к тебе и ко всей жизни,
Шура