Мережковский в 1917
День 14-го декабря 1825 года - не только первый день Великой Русской Революціи: онъ въ то же время начало великаго пути страданія, который приняли всѣ лучшіе люди Россіи, всѣ борцы за ея свободу. Нѣтъ такихъ словъ, которыми бы эти страданія, эта смертная крестная мука могла быть разсказана. Великій долгь лежитъ на счастливыхъ, дожившихъ до побѣдныхъ дней русской революціи. Они должны вѣчно помнить, что Свобода не только ихъ руками завоевана, но принята также изъ жертвенныхъ рукъ погибшихъ поколѣній, изъ рукъ всѣхъ задушенныхъ, разстрѣлянныхь, задавленныхъ, закованныхъ, утопленныхъ, умученныхъ, зарытыхъ въ землю и въ снѣга, всѣхъ униженныхъ, ошельмованныхъ, съ ума сошедшихъ въ мукѣ и погибшихъ въ послѣднемъ позорѣ, всѣхъ, кто, начиная съ 1825 года и до сегодняшняго дня, вставаль за Правду и Волю. Наша юная свобода принадлежитъ имъ и намъ равно. Высокій духъ мучениковъ живетъ въ ней. Малѣйшая измѣна ему была бы измѣной правдѣ, волѣ и землѣ.
<...>
Надо сказать, что Николай I былъ существомъ совершенно исключительнымъ. Существомъ, - потому что человѣкомъ назвать его врядъ ли можно. Чѣмъ болѣе слѣдишь за нимъ, за его жизнью вездѣ, при самыхъ разнообразныхъ обстоятельствахъ, тѣмъ болѣе удивляешься. Нельзя уловить въ немъ ни одной человѣческой черты. Объ его отношеніи къ Россіи не стоитъ говорить, оно достаточно опредѣляется его девизомъ: «пусть погибнегь Россія, лишь бы сохранилась неограниченная власть!» Но даже въ самыхъ простыхъ положеніяхъ, въ кругу собственной семьи, съ матерью, съ дѣтьми, - онъ какъ будто вовсе не человѣкъ. Его нельзя сравнивать ни съ грубымъ и глубокимъ, по-своему, Іоанномъ Грознымъ, ни съ озлобленнымъ, помѣшаннымъ Павломъ I. Проклятое мѣсто,- самодержавный престолъ, - вообще имѣетъ свойство сводить людей съ ума, звѣрить ихъ. Но и безумный и озвѣрѣвшій царь все-таки остается безумнымъ человѣкомъ. Николай же только имѣлъ видъ человѣка. Притворялся человѣкомъ. Точно хитро устроенный автоматъ, a внутри сидитъ и управляетъ дьяволъ. Николай не скупился на самыя возвышенныя слова: Провидѣніе, Богь, Промыслъ, святость не сходили y него съ языка; скрытый въ немъ дьяволъ любилъ это, потому что сказанныя Николаемъ слова звучали особенно богохульно.
Всѣ душащія, давящія, крушащія движенія и дѣйствія этого Автомата - были деревянныя, машинныя, не настоящія, какъ бываетъ, когда мертвое притворяется живымъ.