Парижские огни (журнал «ДЛЯ ВАСЪ» № 36, 4 СЕНТЯБРЯ 1938 г.)
ПАРИЖСКІЕ ОГНИ
(Отъ нашего парижскаго корреспондента)
1.
Были, естъ и будутъ чуткіе вдумчивые журналисты, никогда не напечатавшіе ни одной строчки,
Одинь изъ такихъ журналистовъ предо мною: моя собесѣдница графиня дю Луаръ. Она «высмотрѣла» и привезла съ собой изъ Испаніи то, что «просмотрѣли» именитые профессіоналы такихъ газетъ, какъ «Журналь», «Матенъ», «Аксіонъ Франсезъ», «Журъ», «Либерте», «Грингауръ», «Кандидъ», «Же сюи парту», «Эпокъ» и... не перечислишь всѣхъ...
- ...Да, испанская женщина, - и велика ея въ этомъ заслуга - силою своего сердца, силою своего патріотизма разрушила тѣ соціальныя перегородки, тотъ архаическій пережитокъ, которые крѣпко держались въ дореволюціонной Испаніи... Ничто такъ не сближаетъ, какъ вмѣстѣ выплаканныя слезы, какъ совмѣстное страданіе... Нѣсколько лѣтъ назадъ, Боже мой, до чего безконечно далеки другъ отъ друга были какая-нибудь испанская грандесса и кастильская крестьянка... У одной знатность, богатство, почести. У другой - тяжкій трудъ и безпросвѣтная бѣдность... И та «одна» не думала объ этой «другой»... Увы такъ было... Посмотрѣли бы, какъ теперь... Душа радуется!.. Насмотрѣлась я за эти пять поѣздокъ!.. И это не только отрадныя исключенія. Это правило. Весь тылъ работаетъ для фронта, думаетъ о фронтѣ, живетъ имъ... Весь тылъ покрытъ мастерскими. Въ этихъ мастерскихъ шьютъ теплое бѣлье для бойцовъ, форменное платье... За длинными столами сидятъ вперемѣшку жены крестьянъ, солдатъ и рабочихъ съ женами богатыхъ коммерсантовъ, маркизовъ, графовъ и грандовъ...
Проворно мелькая иглою, крестьянка изъ Наварры нѣтъ-нѣтъ и вздохнетъ, молитвенно помянетъ Пречистую Дѣву... У нея, у этой крестьянки, одинъ сынъ убитъ, другой раненъ, третій съ отцомъ сражается подъ Эстрамадурой. А рядомъ съ этой деревенской наварркою - пожилая маркиза изъ Севильи, - я ее лично знаю, - всѣ три сына ея легли въ бояхъ... Сколько трогательнаго взаимнаго участія выявляютъ въ безконечныхъ бесѣдахъ эти женщины... Жадно ловятъ другъ у друга вѣсти оттуда, вѣсти о близкихъ... Сліяніе полное... сліяніе не только словесно-сочувственное. Грандессы и купчихи широко помогаютъ и отдѣльнымъ семьямъ, и организаціямъ, и арміи... Увидите: новая, въ невѣроятныхъ испытаніяхъ и мукахъ выстраданная Испанія уже не будетъ кастовой. Она будетъ демократической, но не въ опошленно-сектантскомъ значеніи слова, а въ христіанско- человѣческомъ...
2.
Я мать. У меня двадцатилѣтній сынъ. Богъ далъ ему счастливую безмятежную юность... Несмѣтное число испанскихъ мальчиковъ не знаетъ этой безмятежной юности, съ ея заботами, радостями, ученіемъ... Они всѣ добровольно, да что добровольно, неудержимо хлынули на фроитъ... Нѣкоторые вмѣстѣ съ отцами и дѣдами, другіе осиротѣвшіе, - въ одиночку... Дѣти еще... Имъ, какъ воздухъ, нужно материнское ободреніе, нужна материнская ласка... Я, какъ могла, какъ умѣла, старалась дать имъ эту материнскую ласку... Помню - никогда не забыть! - въ горахъ подъ Теруэлемъ, почти у самыхъ позицій, одаривали мы бойцовъ папиросами и табакомъ... Это для нихъ самое драгоцѣнное... Этого именно не хватаетъ... Тогда, какъ ѣды и вообще продовольствія, сколько угодно!.. Избытокъ бѣлаго хлѣба раздаютъ населенію и плѣннымъ. Да, такъ подходитъ юный фалангистъ. Юность его, всматриваясь, угадываете по дѣтскимъ глазамъ. Первое же впечатлѣніе - бородачъ... «Бородачу» же этому самое большее семнадцать лѣтъ... И въ такомъ несоотвѣтствіи съ глазами - густая заросшая борода - кажется приклеенной театральной... Беретъ онъ изъ моихъ рукъ пакетъ съ табакомъ, смотритъ на меня, а коричневые, обвѣтренные, огрубѣвшіе отъ тяжелой винтовки пальцы дрожатъ.... Дрожатъ отъ волненія, отъ избытка чувсгвъ... И вдругъ на длинныхъ рѣсницахъ большихь черныхъ глазъ выступили крупныя, крупныя слезы... Такія чистыя, такія дѣтскія... Такъ много хотѣлось ему сказать, такъ хотѣлось поразспросить о его семьѣ... Но... Во-первыхъ, у самой подступило къ горлу удушье, а во-вторыхъ... побоялась... Побоялась услышать въ отвѣтъ самое страшное... Нѣтъ, буквально нѣтъ ни одной испанской семьи не осиротѣвшей... Семьи безъ кровавыхъ жертвъ, безъ траура... Почемъ знать... Можетъ быть и у него... Я молча благословила мальчика-воина съ дѣтскими глазами и съ бородою мужчины.
Что съ нимъ?.. Живь ли?..
3.
Графиня дю Луаръ мастерски описываетъ такъ же мастерски ею подмѣченное... Повторяю: вотъ вамъ журналистъ, вдумчивый и тонкій, ни одной строки не написавшій..
Не забыла раньше обѣщанное: «доразсказать» о нашемъ русскомъ отрядѣ...
- Теперь эго отдѣльный отрядъ. Раньше русскіе добровольцы вкраплены были крохотными группами въ общеармейскую гущу... Эти крохотныя группы проявили такую неисчерпаемую отвагу, что генералъ Франко приказалъ ихъ свести въ одинъ отрядъ. Такъ спаянные вмѣстѣ русскіе выявятъ себя еще доблестнѣй, еще ярче... И выявили уже... И фронтовое начальство не можетъ нахвалиться ими... Когда у нихъ допытываются, что бы они хотѣли, что имъ не хватаеть, отвѣтъ неизмѣнно одинъ и тотъ же:
- Всего у насъ, хоть отбавляй... Всѣмъ свыше мѣры довольны... Въ одномъ только испытываемъ нужду, въ православномъ священникѣ. Второй годъ его ждемъ и никакъ дождаться не можемъ...
- Почему же это въ самомъ дѣлѣ такъ? - удивился я - неужели нѣтъ въ эмиграцін пастырей, кои почли бы за великое духовное благо утѣшать, наставлять и, увы, напутствовать въ иной міръ этихъ отечественныхъ героевъ?..
- Есть, безь сомнѣнія, много такихъ пастырей, - возразила моя собесѣдница, - но іерархическая дисциплина требуетъ, чтобы пастырь быль командированъ свыше... По нѣкоторымъ соображеніямъ политическаго характера не будемъ углубляться въ этотъ вопросъ... Но могу васъ успокоить: русскій отрядъ скоро получитъ долгожданнаго священника... Получитъ!.. Если и не изъ Франціи, то изъ Бельгіи. Въ этомъ направленіи сдѣланы уже энергичные шаги...
- Надѣюсь, не безъ вашего участія, графиня?..
- Вы угадали... О, если бы вы могли представить ихъ томленіе... тѣхъ... тамъ... Борисъ фонъ Людингаузенъ-Вольфъ, - вы его знаете, - въ каждомъ письмѣ ко мнѣ все нетерпѣливѣе и нетерпѣливѣе «требуетъ» священника... Онъ, Борисъ, такъ же глубоко вѣруетъ, какъ и его младшій братъ Андрей... Кстати, вашъ коллега по журналу «Для Васъ» Старый Петербуржецъ далъ очень вѣрный портретъ Андрея Вольфа, портретъ и духовный и спортивный.
4.
Лѣтъ 12-15 назадъ небольшая группа русскихъ блестяще окончила Сенъ-Сирскую военную школу. Среди нихъ: князь Куракинъ, Андоленко, Богаевскій и баронъ фонъ Людингаузенъ-Вольфъ.
Андоленко и Борисъ Вольфъ вышли офицерами въ иностранный легіонъ... Это были долгіе и трудные мѣсяцы марокканской борьбы съ повстанцами Абдъ-Эль-Крима... Парадоксальная, какъ всѣ колоніальныя войны, - война... Великолѣпная французская, такъ же великолѣпно снабженная, армія, - аэропланы, танки, пулеметы, скорострѣльная артиллерія, - несла потери и пораженія отъ рифскихъ гверильясовъ, у которыхъ не было ни автоматическаго оружія, ни пушекъ, ничего не было... Были, - и то въ маломъ количествѣ, - устарѣвшія винтовки...
Но зато рифы были у себя дома, знали каждую «скдадку» своей пустыни, каждую козью тропинку своихъ горъ.
А если прибавить къ этому, что рифы знали, за что дерутся, что, подобно туарегамъ, это лучшіе африканскіе воины, и что стрѣляли они, невидимые сами, безъ промаха, будетъ понятнымъ, отчего французамъ, при всей ихъ боеспособности, доводилось переживать суровыя и кровопролитныя испытанія...
Но кому особенно приходилось жарко - это иностранному легіону. Всю эту марокканскую страду выносилъ онъ на своихъ «наемническихъ» плечахъ...
Спустя цѣлые годы, - забыта колоніальная эпопея, забытъ Абдъ-Эль-Кримъ на забытомъ островѣ, - Борисъ Вольфъ много рязсказывалъ мнѣ про эти бои и походы въ пустынѣ... Но лично о себѣ никогда, ничего. Стушевывался всегда съ какой-то благородной скромностью...
Сознаюсь, Борисъ не производитъ на меня впечатлѣнія героя, какъ его братъ Андрей не производитъ впечатлѣнія атлета... Оба - не «показные»...
На видъ Борисъ еще болѣе хрупкій, тонкій, почти женственный... Застѣнчивъ, едва ли не робокъ въ обществѣ. Мягокъ и какъ-то безшуменъ въ движеніяхъ и въ манерахъ. Смотришь и думаешь: въ самый бы разъ быть ему секретаремъ посольсгва гдѣ-нибудь въ Парижѣ или Лондонѣ и не теперь, а этакъ лѣтъ двадцагь пять назадъ...
5.
Какъ-то, сравнительно давно, пріѣзжалъ въ Парижъ, въ отпускъ Андоленко. Уже капитанъ и «заворачиваетъ» ротою въ иностранномъ легіонѣ... Уже старый колоніальный солдатъ, влюбленный и въ свою Африку и въ «свой» легіонъ.
Жаркимъ лѣтнимъ вечеромъ са бокаломъ холоднаго пива въ кафе съ видомъ на храмъ Трините, спросилъ молодого, опаленнаго марокканскимъ солнцемъ капитана:
- Скажите... вотъ вы воевали вмѣстѣ... Борисъ Вольфь... Самъ онъ о себѣ никогда ни слова...
- И никогда ничего не скажетъ, - подхватилъ, усмѣхнувшись, Андоленко, - въ какихъ только переплетахъ не перебывалъ, какимъ только опасностямъ не подвергался, изъ какихъ только передѣлокъ чудомъ непостижимымъ не выходилъ, невредимь и здравъ, - кромѣ насъ, никто объ этомъ ничего не зналъ...
- Какъ?.. А родители?.. Баронъ съ баронессою?..
- Они-то и меньше всехъ знали!.. Родители... Бывало послѣ страшнаго по ожесточенію боя пишемъ письма въ Парижъ... Я своей невѣстѣ, Борисъ отцу съ магерью... Спрашиваю средь бивуачной обстановки, - еще не убраны трупы, еще не всѣ раненые перевязаны:
- А ты, Борисъ, что пишешь?..
Поднимаетъ дѣвичьи рѣсницы, открываетъ «окно въ душу»:
- Я, видишь ли, сообщаю, что все хорошо и благополучно... Незачѣмъ волновать маму и папу...
Въ этомъ вамъ весь Борисъ, скромный офицеръ и примѣрный любящій сынъ... Но вы не подумайте, что это человѣкъ со слабой волею, не твердый въ дѣлахъ и рѣшеніяхъ... Боже сохрани!.. Онъ желѣзная рука въ замшевой перчаткѣ... Сколько ему было?.. Двадцать два года... Такъ вотъ этотъ «мальчикъ» и въ мирной обстановкѣ и въ боевой въ такомъ кулакѣ держалъ свой взводъ - люди по стрункѣ ходили. И какіе «люди»! Пожилые, головорѣзы. И съ какимь прошлымъ!.. И это не колоніальная дисциплина, нѣтъ. Уваженіе... Уважали Бориса за справедливость, за силу воли, за доблесть - всегда впереди, всегда живой примѣръ всѣмъ и живой укоръ... Отвага его тоже какая-то особенная... Экзальтированный порывъ?.. Менѣе всего!.. Наоборотъ, въ самые критическіе моменты, - не было положеній безвыходнѣй, - Борисъ всегда хранилъ необыкновенное спокойствіе... Вообще весь онъ обманчивъ... Съ перваго взгляда, свѣтскій молодой человѣкъ, любой салонъ изящной особой своей украсить могущій... И только... А на самомь дѣлѣ, - свѣтскость свѣтскостью, - какъ онъ уменъ, образованъ, начитанъ, какъ любитъ Россію и русское все...
Такъ живописалъ школьнаго и боевого друга своего капитанъ иностраннаго легіона Андоленко...
6.
До своей поѣздки въ Испанію много любопытнаго изъ жизни легіона разсказывалъ мнѣ Борисъ Людингаузенъ-Вольфъ. Всего не повторить. Отмѣчу наиболѣе яркое и наименѣе широкимъ кругамъ извѣстное:
Не такъ страшенъ врагъ видимый, реальный, врагъ лицомъ къ лицу, какъ врагъ неуловимый, бозплотный и призрачный, какъ фантомъ, и, какъ фантомъ, ускользающій... Это даже не страхъ, нѣтъ, а болѣе сложное ощущеніе: что-то среднее между постоянной тревогой, не покидающей васъ жутью и еще чѣмъ-то смутнымь и тягостнымъ... Внѣдряясь вглубь пустыни и днемъ и ночью мы никогда, ни на одинъ мигь не могли отдѣлаться отъ мысли: за нами слѣдять десятки, быть можетъ, сотни глазъ, острыхъ своей нечеловѣческой зоркостью и сильныхъ своей фанатической ненавистью...
Мы же, легіонъ, мы ничего не могли замѣтить... Для насъ пустыня была мертвой, безлюдной пустынею... Такъ идемъ весь день изнурительнымъ походомъ: зной, камни, песокъ. Изнемогаютъ люди отъ усталости и жажды... Съ заходомъ солнца - привалъ. Ночлегъ... Но, мало расположиться бивуакомъ и выбросить сторожевое охраненіе. Это не по мароккански. Моя полурота, валившаяся съ ногъ все же опоясывала свой лагерь оградою изъ камней, ограду же на разстояніи нѣсколькихъ метровъ оплетала кругомъ изъ колючей проволоки... И тогда только ложились спать, выставивъ двухъ часовыхъ. Сколько этихъ ночей такъ провели мы въ пустынѣ... И даю вамъ слово, почти не помню такой ночи, чтобы изъ лагеря не было похищено рифами нѣсколько винтовокъ... Вы представляете самочувствіе проснувшихся утромъ легіонеровъ?.. Безшумно, неслышно арабы проникали къ намъ и, скользя межъ спящихъ вповалку людей, брали и уносили винтовки...
7.
- Но каменная ограда, но проволочныя загражденія, но часовые?..
- Все это преодолѣвалось съ какой-то изумительной, для насъ, бѣлыхъ, непостижимой и намъ, бѣлымъ, недоступной, ловкостью. Ловкость хищниковъ пустыни.
- Согласенъ!.. Мертвыя препятствія имъ нипочемъ. Но часовые-то, часовые?..
- Часовые!.. Надо знать рифа. Заляжетъ невдалекѣ, полъ ночи пролежитъ, но улучитъ моментъ, когда часовой отойдетъ, засмотрится, забудется на минуту въ призрачной дремѣ, пантерою промелькнетъ мимо него...
- И все это изъ-за винтовки?..
- Изъ-за винтовки. У нихъ была страшная нехватка оружія...
- Неужели никогда они такъ же безшумно не перерѣзываютъ спящихъ легіонеровъ?..
- Никогда... Хотя легко могли бы перерѣзать всю полуроту... У нихъ свой рыцарственный законъ, законъ пустыни... Приказывалъ я моимъ людямъ наматывать ремни винтовокъ на руку и такъ спать... Но и это не помогало!.. Просыпается легіонеръ и видитъ: срѣзанный бритвой ремень зажатъ у него въ кулакѣ, а винтовки и слѣдъ простылъ... Можете вообразигь себѣ, какъ эти ночные визиты дѣйствовали на психику даже нашихъ людей, видавшихъ всякіе виды, прошедшихъ огонь и воду и мѣдныя трубы?..
- Дѣйствительно, дьявольски-жуткое что-то... Но неужели не было у васъ попытокъ пободрствовавъ, поймать?..
- Пободрствуйте послѣ сорокаверстнаго марша по щиколотку въ сыпучемъ пескѣ съ вещевымъ мѣшкомъ въ полтора пуда на плечахъ. Да еще въ пятидесятиградусовое пекло...
Самые выносливые богатыри снопами валились на землю и засыпали свинцовымъ сномъ... И человѣческой выносливости предѣлъ есть!.. Да, не забыть-бы... Всякій разъ похитители нашихъ винтовокъ оставляли послѣ себя визитную карточку: сильный въѣдливый запахъ кокосоваго масла...
- Это еще что такое?..
- А вотъ что: снаряжаясь въ экспедицію, рифскіе «интенданты» раздѣвшись до нага, густо намазывались кокосовымъ масломъ... Во-первыхъ, въ одеждѣ легче зацѣпиться за что нибудь, во-вторыхъ, ночью бронзовая нагота - лучшій защитный цвѣтъ, а въ-третьихъ, голому, да еще лоснящемуся жиромъ, легко выскользнуть, если бы даже нѣсколько паръ рукъ схватило непрошеннаго гостя... А на другой день эти ночные гости безъ промаха, на выборъ, опять таки, невидимые сами, били насъ изъ нашихъ же винтовокъ. Такимъ противникомъ залюбоваться можно... Тогда еще мечталъ я имѣть когда-нибудь рифовъ своими союзниками...
*
Мечта Бориса фонъ Людингаузена осуществилась: на испанскомъ фронтѣ онъ воюетъ плечомъ къ плечу въ содружествѣ съ испанскими рифами....
Объ этомъ въ слѣдующій разъ какъ-нибудь...
МАТА Д'ОРЪ [Николай Николаевич Брешко-Брешковский]