Парижские огни (журнал «ДЛЯ ВАСЪ» № 31, 31 ІЮЛЯ 1938 г.)
ПАРИЖСКІЕ ОГНИ
(Отъ нашего парижскаго корреспондента)
1.
Великій поэтъ однажды обмолвился не совсѣмъ удачной строчкою. И - даже совсѣмъ неудачной.
Не въ смыслѣ формы, конечно...
Вотъ она:
Бѣжали робкіе грузины...
Грузины всегда были народомъ воинственнымъ. Особенно же верхи дворянства. Вспомните цѣлый рядъ русскихъ войнъ за Россію. Вспомните: грузины всегда и вездѣ доблестно дрались...
А на минувшей Великой войнѣ эта неосторожная, скажу больше, оскорбительная строка нелѣпо и глупо отняла жизнь... Жизнь отважнаго и прекраснаго офицера. Грузинъ. Князь Казбекъ. Александръ Македонскій ломился въ ущельѣ, - ворота въ Грузію, и предки князя Казбека не пустили его, завоевавшаго половину «видимой» вселенной...
На австрійскомъ фронтѣ потомокъ тысячелѣтнихъ предковъ своихъ сидѣлъ въ окопѣ. Непріятель остервенѣлымъ и пулеметнымъ огнемъ обстрѣливалъ русскія позиціи.
Офицеръ, однополчанинъ Казбека и сосѣдъ по «укрытію», иронически продекламировалъ:
Бѣжали робкіе грузины...
Казбекъ вскочилъ съ засверкавшими глазами, схватился за револьверъ. Сдержавъ свой гнѣвъ, - никто не успѣлъ схватить его, удержать, - однимъ прыжкомъ очутился на брустверѣ. Скрестивъ на груди руки, подставилъ себя свинцовому ливню... Черезъ нѣсколько секундъ упалъ, «разрѣзанный» пулеметной очередью...
Насмѣшникъ рыдалъ надъ его трупомъ. Увы, еще случая не было, чтобы самыя покаянныя слезы. могли кого-нибудь воскресить...
2.
Немногочисленна грузинская колонія Парижа. Ея мужское населеніе. Не болѣе двухсотъ человѣкъ, пожалуй. Эти «приблизительные» двѣсти выдѣлили около тридцати грузинскихъ бойцовъ на испанскій фронтъ, влившихся въ ряды генерала Франко...
Часть ихъ полегла и подъ Бильбао, и подъ Теруэлемъ, и въ стремительномъ движеніи къ Средиземному морю. Часть переранена, часть продолжаетъ исполнять воинскій долгъ свой и только трое находятся въ Парижѣ.
Эти трое: князь Алекъ Амилахвари, князь Мерабъ Джорджадзе и князь Вачнадзе...
Амилахвари. Шестьдесятъ лѣтъ. Пажъ. Императорскій конвоецъ и полковникъ Кабардинскаго полка Дикой Дивизіи... Послѣ безпрерывныхъ пиренейскихъ боевъ въ теченіе двухъ лѣтъ, пріѣхалъ въ Парижъ отдохнуть.
Мерабъ Джорджадзе, совсѣмъ молодой человѣкъ, понесшій тяжкія раненія, уже не въ силахъ былъ вернуться на позиція. Приблизительно въ такихъ же усдовіяхъ очутился и молодой Вачнадзе.
Всѣ трое получили приказъ немедленно покинуть не только Парижъ, но и вообще, Францію.
Амилахвари вернулся въ Испанію.
Вачнадзе уѣхалъ въ Германію...
Джорджадзе доставленъ былъ жандармами на границу Великаго герцогства Люксембургскаго... Такъ сказать на «волю Божью»...
«Мы свое дѣло сдѣлали, а ты - выдыбай какъ знаешь и какъ можешь»...
На границѣ слѣды двадцатишестилѣтняго грузинскаго ветерана, еще бы не ветерана, пять раненій! - теряются...
Вторая глава этого маленькаго батально-эмигрантскаго романа...
3.
Въ Парижѣ находится еще другой князь Джорджадзе, старшій братъ Мераба. Недавно развелся съ первой женой, богатой американкой. Первой, ибо Джорджадзе старшій вскорѣ вступилъ во второй бракъ съ княгиней Ильинской, тоже богатой американкою, разведенною супругою великаго князя Димитрія Павловича...
Джорджадзе старшій и его жена «устанавливаютъ фактъ»: вотъ уже сорокъ восемь часовъ, какъ о Мерабѣ, перешедшемъ, или не перешедшемъ границу, - ни слуху, ни духу...
Супруги Джорджадзе хорошо знаютъ принца Ренэ Бурбонскаго, также знаютъ, что братъ его высочества - супругъ владѣтельной герцогини Люксембургской...
При связяхъ и знакомствахъ все легко и просто.
Джорджадзе мчится къ Ренэ Бурбонскому.
Принцъ изъ своего особняка звонитъ въ сосѣднее съ Франціей герцогство, соединяется со дворцомъ. Вызываетъ свою бель-серъ.
~ Дорогая!.. Болѣе чѣмъ возможно, что въ твоей странѣ находится князь Джорджадзе. Прелестный молодой человѣкъ! Герой какихъ мало!.. Вели его отыскать и возьми его подъ свое покровительство... Что?.. Его примѣты?.. Сейчасъ...
4.
Герцогиня тотчасъ же мобилизуетъ всю свою полицію и жандармерію. Начинаются лихорадочные поиски... Первые часы этихъ поисковъ - безрезультатны, хотя не осталось ни одного не обшареннаго уголка во всемъ герцогствѣ... Но все же полиція маленькаго государства на большой высотѣ!..
На отшибѣ приграничнаго мѣстечка, въ какомъ то заброшенномъ сараѣ «попадаютъ» на спящаго на соломѣ молодого человѣка...
Вспугнутый нежданными гостями, молодой человѣкъ, - давай Богъ ноги!.. Мчится съ быстротой серны... Бравые жандармы за нимъ!.. Эта скачка съ препятствіями, - пересѣченная мѣстность, рвы, канавы, - вытягиваются на дистанцію въ добрый километръ... Но силы покидаютъ молодого человѣка, и, настигнувъ, жандармы схватили его:
- Кто вы такой?... Почему бѣжали отъ представителей закона?.. Видимо, нечиста совѣсть...
- Нѣтъ совѣсть моя чиста... Но мнѣ спросонокъ почудилось, что вы желаете вернуть меня на французскую границу... Я такъ изнервничался...
- Но кто же вы, чертъ возьми?.. И почему вы такъ боитесь французской границы?
- Моя фамилія Джорджадзе... Меня...
- Довольно!.. Князь Джорджадзе!..
- Да князь... А вы почемъ знаете? - удивился молодой человѣкъ.
- Какъ же не знать!.. Высочайшее повелѣніе ея свѣтлости найти князя Джорджадзе... Во чтобы то ни стало!.. Мы васъ и нашлн!.. Ѣдемъ!..
- Куда?..
- Прямо во дворецъ! Велѣно васъ туда доставить...
Такъ кончился траги-комическій фарсъ, героемъ коего былъ на дняхъ Мерабъ Джорджадзе. Фарсъ, смѣнившійся «крѣпко» американскимъ фильмомъ... Изъ заброшеннаго сарая - во дворецъ... Въ этомъ дворцѣ высланному изъ Франціи русскому эмигранту, грузинскому князю, полу-инвалиду испанскаго фроита, отведенъ аппартаментъ и оказано самое трогательное вниманіе.
О, если бы всѣ, высылаемые русскіе находили себѣ пріютъ во дворцахъ!.. Еслибы... Но...
Помимо всего прочаго:
Дворцовъ не хватило бы...
5.
Разсказавъ своими словами этотъ трагикомическій фарсъ съ экраннымъ апофеозомъ, нельзя не «освѣжить» въ нашей забывшей памяти, прекрасный образъ владѣтельной герцогинн Люксембургской...
Давайте, «освѣжимъ» вмѣстѣ...
Лѣто 1914 года... Милліонная германская армія грозно движется на Западъ... А на ея пути маленькая Бельгія, оказывающая слабое, но героическое сопротивленіе... На ея пути крохотный Люксембургъ, никакого физическаго сопротивленія оказать не могущій. Батальонъ пѣхоты, вся армія герцогства...
Однако же, очаровательная восемнадцатилѣтняя монархиня рѣшила заявить всему свѣту о своемъ желаніи блюсти самый строгій нейтралитетъ...
По телефону дано знать во дворецъ:
- Ваша свѣтлость, черезъ полъ-часа нѣмецкая армія войдетъ въ наши предѣлы...
Въ открытой парной коляскѣ, герцогиня выѣхала на границу и кучеру было приказано, коляской и лошадьми забаррикадировать шоссе. А по этому шоссе надвигается въ облакахъ пыли «непріятельская» кавалерійская дивизія.
Все ближе и ближе...
Вотъ уже въ какой нибудь полу-сотнѣ метровъ головной эскадронъ отъ «баррикады» изъ герцогини, кучера и коляски. Изумительная и благороднѣйшая изъ баррикадъ!..
Близко, такъ бдизко, если бы герцогиня не смотрѣла бы прямо передъ собою, она увидѣла бы улыбку на припудренпомъ пылью лицѣ командира головного эскадрона...
Вдругъ это лицо становится почтительно-строгимъ. Почтительно, какъ высочайшей особѣ, козыряетъ ротмистръ герцогинѣ...
И тотчасъ же беретъ вправо увлекая за собой свой эскадронъ. Обтекая «баррикаду», не дерзнувъ прервать ее, кавалерійская дивизія, не по шоссе, а по луговой обочинѣ вступаетъ въ Люксембургское герцогство...
Много запечатлѣла исторія красивыхъ жестовъ... Много... Но «жестъ» юной властительницы Люксембурга - одииъ изъ красивѣйшихъ...
А спустя двадцать четыре года, чѣмъ не умилителенъ ея царственный жестъ по отношенію къ гонимому человѣку, человѣку безъ родины и безъ права свободно жить подъ солнцемъ?..
6.
Развѣ не считали мы румынскую королеву Марію неувядаемой и, едва-ли, не безсмертной... Развѣ совсѣмъ недавно еще въ 60 лѣтъ не была она только-только въ самомъ расцвѣтѣ замѣчателыюй красоты своей?
Мы не будемъ перелистывать надъ свѣжей могилою страницы біографіи усопшей королевы. Отмѣтимъ лишь нѣсколько «мелочей» не вездѣ отмѣченныхъ въ ежедневной прессѣ....
Такъ, французская печать нигдѣ не отмѣтила чисто дипломатической роли ея величества. А роль эта безмѣрно велика по отношенію къ Румыніи. Если придунайское королевство послѣ войны почти вдвое округлило свою территорію - этимъ оно всецѣло обязано своей монархинѣ...
Умная, обаятелыіая, политически образованная королева за нѣсколько пріѣздовъ своихъ въ Парижъ, такъ очаровала и Клемансо, и Ллойдъ-Джорджа, и Вильсона, что они уже ни въ чемъ не могли отказать ей...
И тогда... Тогда, взявъ карандашъ, этотъ вѣнценосный дипломатъ, не какъ дама, не какъ королева, а какъ офицеръ генеральнаго штаба, увѣренно и твердо обвела на картѣ границы великой Румыніи...
Три государственныхъ «старца», склонившись передъ волею, капризомъ, желаніемъ, - какъ вамъ угодно считайте, - этой державной волшебницы, сказали:
- Быть по сему!...
7.
Любящей сестрой была покойница. Когда пріуменьшились финансы великаго князя Кирилла Владиміровича и супруги его Викторіи Федоровны, - скончалась двумя годами раньше сестры, - королева Марія заботливо поддерживала родственную семью, жившую сначала въ Кобургѣ, затѣмъ въ Санъ-Бріакѣ.
Незадолго до кончины. больная королева обратилась къ своей гофмейстеринѣ:
- Дорогая, принесите мнѣ тѣ жемчуга... сестры... такъ захотѣлось взглянуть.
Блѣдные исхудавшіе пальцы задумчиво перебирали матовыя «зерна» жемчужинъ... Вдругъ нитка разорвалась. Зерна посыпались на одѣяло и на подушки...
Слабая, какъ лучъ осенняго солнца, улыбка:
- Видите... Знакъ... Знакъ «оттуда»... Викторія зоветъ меня къ себѣ...
8.
Въ рабоче-коммунистическихъ кругахъ во Франціи какой то сдвигъ. Сдвигъ несомнѣнный. И, слава те Господи, къ лучшему!..
Какихъ-нибудь два-три мѣсяца назадъ эти рабочіе, нафанатизированныѳ пропагандою, были противъ высокихъ гостей изъ Лондона. Грозили забастовкою во дни пребыванія въ Парижѣ ихъ императорско - королевскихъ величествъ.
И - ничего!.. Не только никакихъ протестовъ и забастовокъ, а полное «примиреніе съ фактомъ».
Въ праздничные столь знаменательные для Франціи дни я наблюдалъ на улицахъ этихъ «вчерашнихъ» коммунистовъ. Ни одного партійнаго значка, ни одного противу-«имперіалистическаго» выпада...
Рабочіе трезвѣютъ. Уже все меньше и меньше дѣйствуетъ на нихъ «пробуравливапіе череповъ» - ихъ же французское словечко. Все больше и больше начинаютъ они понимать, что для одинокой Франціи «совѣты» плохая опора, и что совсѣмъ другое - такой мощный союзникъ, какъ Англія...
А посему:
- Да здравствуетъ король!..
Я слышалъ много такихъ не «казенныхъ» восклицаній. Наоборотъ самыхъ чистосердечныхъ.
Все хорошо, что хорошо начинается. А подобное отрезвленіе, - чѣмъ не прекрасное начало?..
А тамъ, глядишь, «начнетъ» подниматься и франкъ...
9.
Въ этихъ англо - французскихъ торжествахъ была и наша русская капля меду... Это я изъ скромности, «капля»: на самомъ же дѣлѣ - цѣлая сорокаведерная бочка...
«Гвоздь» программы высочайшихъ увеселеній...
Пари держу - догадываетесь сами!.. Ну, конечио же онъ, Сергѣй Лифарь!... Единственный! Больше некѣмъ блеснуть... И, дабы можно было блеснуть, Лифаря «не пустили» въ Лондонъ, гдѣ онъ по контракту обязанъ именно въ «эти» дни выступить нѣсколько разъ...
Лишь доподлинно вѣдомо: на правительственныхъ верхахъ было выражено не малое сожалѣніе:
- Какая горькая досада, что Шаляпинъ поторопился насъ всѣхъ покинуть... Какъ бы «кстати» были теперь и голосъ, и игра этого генія!..
Вспомнили Шаляпина. И долго, долго будутъ еще вспоминать...
Во французской печати кое-гдѣ все еще появляются воспоминанія о Шаляпинѣ. Часть «воспоминателей» - русскіе.
Мѣстами такая «клюква», такоѳ бахвальство - хоть святыхъ выноси! Послушать этихъ никому невѣдомыхъ молодчиковъ, - каждый изъ нихъ былъ закадычнымъ другомъ Федора Иваныча и его, Федора Иваныча, весьма и весъма поучалъ сценическому и артистическому уму-разуму...
И при этомъ обязательно какой-нибудь недоброжелательно-недобросовѣстный «вывертъ». Одинъ изъ молодчиковъ освѣдомляетъ французовъ:
«Какъ-то прямо болѣзненно былъ завистливъ Шаляшшъ... Ни о комъ добраго слова!.. Никого никогда не хотѣлъ выдвинуть!..»
10.
Молодчикъ почтеннѣйшій, Шаляпина «другъ» самозванный, какъ вамъ не стыдно такъ врать!.. Посовѣстились бы нести непотребную чушь надъ великой, еще свѣжей, могилою...
Помимо всего такого этакаго, - останавливаться на «такомъ-этакомъ» не буду, - Шаляпинъ не могъ быть завистливымъ ну... хотя бы по самой стихійно-разбросанной натурѣ своей...
Знаю примѣръ, когда онъ силою своего «авторитета» добывалъ безработнымъ артистамъ выгодные ангажементы. И не какимъ-нибудь. А людямъ съ именемъ и съ голосомъ. Знаю примѣры, когда онъ горячо расхваливалъ «премного и публично», тѣхъ, кого почиталъ этой «публичяости» достойными...
Вотъ вамъ - всѣмъ примѣрамъ примѣръ:
Было это въ Амстердамѣ въ 1934 году...
Гастроли Шаляпина. Банкетъ въ его честь...
На этомъ банкетѣ восемьсотъ человѣкъ, сплошь сливки, голландскаго искусства и голландской культуры, - Шаляпинъ отвѣтилъ на привѣтственныя рѣчи, - какъ бы вы думали, - чѣмъ?.. Пятнадцатиминутнымъ восхваленіемъ, пламеннымъ зажигательнымъ восхваленіемъ тамъ же на банкетѣ, находившагося Жуковича: Жуковичъ молодой басъ дѣйствитедьно феноменальной мощи...
Въ четверть часа сдѣлана карьера... Тутъ же на мѣстѣ антрепренерами Жуковичъ былъ «схваченъ» и подхваченъ Голландіей... Даже мертвый Гарлемъ пробудилъ онъ отъ вѣковой спячки... Казалось, ожили знаменитыѳ портреты Франца-Гальса въ знаменитой ратушѣ...
Съ нея-то, Голландіи, и пошло, и пошло...
Гастроли, контракты, оваціи, гонорары, рецензіи...
Вспоминая теперь амстердамскій банкеть, вспоминая «рѣчь» Шаляпина, Жуковичъ, закаленный боецъ великой и гражданской войны, - не можетъ удержаться отъ слезъ...
11.
Совсѣмъ недавно Жуковичъ концертировалъ въ Брюсселѣ. Въ антрактѣ врывается къ нему въ уборную какой-то пылкій иностранецъ:
- Пораженъ!.. Восхищенъ!.. Нѣтъ словъ!.. Благодарю васъ!.. За наслажденіе!.. Но это не все!.. Вы къ этому привыкли!.. Нѣтъ, въ вашемъ лицѣ я привѣтствую вашъ великій героическій народъ!... Вы сынъ его!..
Жуковичъ, неопредѣленно улыбаясь, соображаетъ: по адресу какой Россіи, красной или бѣлой, расточаетъ энтузіастъ сей свои восторги?..
А энтузіастъ продолжаетъ:
- Помилуйте, какое величіе духа!.. Цвѣтъ націи готовъ отдать за родину свои, молодыя жизни. Эти человѣческія мины!.. Эти жены, кончающія самоубійствомъ, чтобы мужья, не думая, не заботясь о нихъ, могли всецѣло отдаться войнѣ...
Жуковичъ, уже начиная кое-что смекать, перебиваегъ энтузіаста:
- Мосье за кого меня принимаетъ?..
- Какъ за кого?.. Натурально за японца!!
- Я не японецъ, а русскій...
«Поклонникъ» бомбою вылетѣлъ изъ артистической уборной:
Но поклонникъ не виноватъ... Виноватъ «мистификаторъ» Жуковичъ: невысокій, крѣпко сшитый, черноволосый, смугло-желтый, широколицый и съ темными, узкими монгольскими глазами...
Попробуйте не признать въ немъ японца?
Одного изъ тѣхъ, что шутя, какъ бы играючи, выдерживали на себѣ цѣлыя человѣческія «пирамиды»...
Типичный японскій атлетъ, восхищающій насъ изумительной акробатикою своею въ европейскихъ циркахъ и мюзикъ-холлахъ.
МАТА Д’ОРЪ. [Николай Николаевич Брешко-Брешковский]