Гзовский -- В стране красных людоедов (3)
Документальный роман Александра Иосифовича Гзовского "В царстве красных людоедов" выдержал несколько изданий. Первый русский вариант был напечатан в издававшейся Гзовским "Минском курьере" под названием "Александр Мясникьянц" осенью 1919 года и стал одним из первых произведений такого рода. В 1920 году под названием "Палачи революции" немного измененный роман вышел в редактируемой Гзовским варшавской газете "Свобода", откуда он ушел в декабре 1920, потому что, конечно же, ему было не по пути ни с Савинковым, ни с Философовым, ни вообще с лагерем "галилеян"-Пилсудчиков. С 1921 года Гзовский стал сотрудничать с близкой ему по духу "Двугрошувкой", газетой, в которой он вел отдел судебной хроники, печатал свои острые статьи и в которой с продолжением печатались его газетные романы. Об этом я постараюсь написать отдельно. Пока же скажу, что к 1921 году окончательно отстоялось название романа -- "В царстве красных людоедов" -- под этим названием в "Двугрошувке" вышел первый польский вариант романа, за которым последовали два отдельных книжных издания (1921 и 1922).
Я помещаю текст романа в том виде, в каком он был напечатан в минских "Экспресс новостях" в 2005 г. (т. е. по "Минскому курьеру", за исключением двух глав по "Свободе", которые при совдепии были сочтены неподходящими даже для спецхрана). В третьей главе первой части романа начинается тема жены писателя, ставшая крайне болезненной для него в дальнейшем. Здесь есть определенная неясность. В романе описывается, как они с женой в правительственном поезде едут из Смоленска в Минск. Скорее всего, так и было. Но в "Свободе" "Борис Ольгинский" (псевдоним Гзовского) писал, что жена осталась в Смоленске, и что ему стоило большого труда вырвать ее из лап большевиков, что в этом помогло только вмешательство министра Патека. Я предполагаю, что на момент второго бегства большевиков из Минска жена Гзовского была с ним, иначе он не стал бы делать ее одним из персонажей романа. А министр Патек, скорее всего, помог вытащить в Минск родителей Гзовского, после разгрома имения летом 1917 года ютившихся в маленькой квартирке в Смоленске.
В 1920 году в семье Гзовского произошла драма -- он открыл измену жены и в гневе выгнал ее вместе с шестилетним сыном. Этого поступка он не мог простить себе в течение всей жизни, что нашло отражение в его творчестве. Так в очень мне нравящемся романе "Графиня из Полесья" тема жены является сквозной, начинается с самого начала повествования, когда автор едет в поезде из Варшавы в Брест, думает о жене, считая, что она с сыном где-то на Дальнем Востоке. Но потом оказывается, что дочь русского помещика в Полесье знала жену автора в Крыму, где она самоотверженно оказывала помощь нашим раненым. Автора охватывает страшная тоска. Православный священник в Коссове, к которому автор обращается с вопросом "можно ли простить?" говорит, что он должен искать жену, и через несколько дней в порыве отчаянья герой в полубессознательном состоянии переходит границу Совдепии, где его арестовывают красные.
Личная драма Гзовского объясняет то, почему тема жены обрезается и вымарывается в последовавших за "Минским курьером" изданиях: выбрасывается целая глава (очень важная -- ""Белоруссы" едут"), исчезают упоминания о сыне, беспощадно удаляются целые предложения, касающиеся жены.
А. Юноша.
АЛЕКСАНДР МЯСНИНЬЯНЦ.
Роман в двух частях.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Палачи революции.
Глава III.
Дни голода.
Голодали мы с ней на панели...
В маленькой комнатке супругов Петровских было очень тесно.
На кровати спала жена Петровского Анна Михайловна, на диване - шестилетний сын Володя, а на полу - сам Петровский.
Борис Николаевич проснулся очень рано и никак не мог снова уснуть, хотя очень старался сделать это. Мрачные мысли все время лезли в голову, к тому же за месяц вынужденной бездеятельности нервы его окончательно расшатались.
- «Что буду делать? Нет ни копейки денег... Продал все, что только мог продать, родители, правда, кое-как кормят, но и у них уходят уже последние крохи. На бирже труда записался, но от нее помощи ждать не приходится. Это учреждение как будто только для того и существует, чтобы никого не нанимать и всем препятствовать в поступлении на службу. Продать, что ли, кожаную тужурку? Но что за нее получишь?» - думал Петровский и ворочался с боку на бок.
- Боря, ты не спишь? - раздался вдруг голос Анны Михайловны.
- Да, детка, не сплю, - тихо ответил Петровский.
- Все думаешь, милый?
- Конечно. Поневоле задумаешься.
- Брось, не думай... Ты так издергался, похудел. Надо беречь себя. Как-нибудь устроимся, - успокаивала Анна Михайловна своего мужа.
Борис Николаевич ничего не ответил. Он знал, что жена его сама не верит своим словам. Она, бедная, тоже измучилась и морально, и физически. Вторую неделю недоедает, сама ищет службу, но без протекции ничего найти не может. В большевистской России протекция более необходима, чем в старой царской Руси.
- Знаешь, Анек, я думаю сходить сегодня на поденную! Все-таки рублей пятнадцать-двадцать заработаю, - после паузы сказал Петровский.
- Куда же ты пойдешь? - спросила Анна Михайловна.
- На биржу, а там - куда пошлют, - ответил Петровский и встал.
- Ну, сходи... - прошептала Анна Михайловна.
Петровский начал одеваться. Вдруг он услышал, что жена тихо всхлипывает.
- Ну, перестань, дружище! - искусственно весело воскликнул он. - Всяко бывает! Это даже интересно: юрист-адвокат, журналист, офицер и вдруг - на поденную работу! Не плачь, перемелется - мука будет! Чехословаки разобьют большевиков, и мы снова заживем по-человечески...
- Да, разобьют! Уже отступать начинают, - сквозь слезы прошептала Анна Михайловна.
Петровский ничего не сказал жене, крепко поцеловал ее и одевшись, вышел из комнаты.
В столовой (она же, впрочем, и спальня сестры) Петровский встретил старика-отца.
- Ты уже встал, Борис? - спросил он, целуя сына.
- Да, папочка, встал. Пойду на биржу труда.
- Зачем?
- Отправлюсь на работу. Нагрузкой вагонов займусь или рытьем.
- Ну зачем это делать, Борис? Брось! - запротестовал старик.
- Ну, нет, папа, я иду... Пока до свиданья, - решительно сказал Петровский и направился к выходу.
- Постой! Как же ты натощак пойдешь?! - остановил его старик. - Надо бы выпить чаю.
- Ну, ждать некогда - так и пойду. Впрочем, если есть кусочек хлеба, то дай, возьму с собою.
- Кусочек хлеба?.. Вероятно, есть, погоди..,
Старик засуетился. Побежал в кухню, искал в столе, в корзинке, наконец нашел небольшой кусок и принес его.
- Вот, брат, корка... Не купили еще... Мать встанет, купит. Возьми, - оправдывался старик.
- А, папочка, не надо... Там куплю. До свиданья, пока.
- Мы купим, а ты возь...
Борис Николаевич не услышал окончания фразы и выбежал на улицу.
Он быстро шагал по тротуару и вытирал градом льющиеся слезы.
Петровскому жаль было старика-отца. Бедняге семьдесят лет, всю свою жизнь работал, как вол, а на старости лет голодать приходится. «Товарищи-крестьяне» выгнали его из хутора [Параллель с судьбой отца автора романа], разграбили все имущество, и деваться ему некуда. Надежда на детей, но они - безработные, тоже голодают.
Петровский готов был зареветь, как баба, но на перекрестке улиц он столкнулся со своим хорошим знакомым, старым товарищем по гимназии и университету Степаном Александровичем Волковым.
- Здравствуй, Борис! Что с тобой?! - воскликнул Волков, протягивая руку Петровскому.
- Ничего, Степа, так... Не смейся, - сказал Петровский и вытер слезы.
- Куда идешь?
- На биржу. Хочу отправиться на поденную работу, - сообщил Петровский.
- Вот совпадение: я туда же направляю свои стопы.
- Значит, идем вместе?
- Конечно.
Приятели быстро зашагали по тротуару.
Волков тоже оказался натощак, но с папиросами, коих Петровский не держал во рту уже дня три. Оба закурили и спустя пять минут уже весело болтали.
- Скажи мне, Степа, какое теперь сословие стоит у власти? Раньше я думал, что и впрямь пролетариат или представители крестьянства, но затем вполне убедился, что последние здесь не при чем. Правит кто-то другой, какое-то особое, незнакомое сословие. Скажи, кто оно? - спросил Петровский.
- Тише, не ори так. Хотя всего шесть утра, но город кишит шпионами, хватают и арестовывают направо и налево, - предупредил Волков и оглянулся. - Ты спрашиваешь, какое сословие? Дезертирское! Невероятно, но факт. Все эти мясникьянцы, далмановичи, пинкели, норинги и другие - все это дезертиры старой русской армии, которые своевременно выскочили на поверхность, захватили власть при помощи одураченных ими солдат и теперь правят нами.
- А, кстати, кто такой этот Мясникьянц? - спросил Петровский Волкова, который с момента февральского переворота безвыездно жил в городе С. [Мясников (Мясникян) Александр Федорович (1886, Ростов-на-Дону - 1925), организатор установления Советской власти в Белоруссии, в феврале 1919 г. председатель ЦИК БССР. С 1922 г. председатель Союзного Совета ЗСФСР, 1-й секретарь Заккрайкома РКП(б).]
- Бывший московский помощник присяжного поверенного - без практики, бывший прапорщик, представь себе, начальник учебной команды, затем революционная выскочка, демагог, командующий фронтом, «удиратель» от немцев из М-ска [... «удиратель» от немцев из М-ска... - имеется в виду бегство А.Мясникова и других большевиков в феврале 1918 г. из Минска в Смоленск.], а теперь наш красный «товарищ генерал-губернатор». Хитрая армяшка, но довольно умная бестия, - ответил Волков.
- А Пинкель? [... Пинкель... - Пикель Ричард Витольдович (1896, Тифлис -1936), в Минске с осени 1917 г., один из руководителей большевиков. В 1918 г. в Смоленске - председатель Смоленского горсовета, Совнархоза Западной области (коммуны). В январе 1919 г. председатель Совнархоза БССР, позднее член ЦИК Литовско-Белорусской Советской Республики. Из статьи А.Гзовского «Пикели и Рейнгольды» (газета «Свобода», 1920, 20 авг., под псевд. Б.Ольгинский): «Пикель особенно отличился тем, что повел компанию против коммуниста Найденкова (в романе - Найденковский. - Ред.), желавшего раскрыть все подноготные деяния Пикеля в Совнархозе, обвинил его в провокаторстве и добился от революционного трибунала смертного приговора Найденкову». В 1919 -- 1922 гг. руководитель политотделов 6 и 16 армий, политуправления войск Украины и Крыма. С 1922 г. комиссар военно-академических курсов высшего командного состава Красной Армии, в 1924 - 1926 гг. заведующий секретариатом председателя исполкома Коминтерна Г.В.Зиновьева. С1927 г. на руководящих должностях в Наркомпросе и других государственных органах. В1936 г. расстрелян. Реабилитирован в 1988 г.]
- Это владыка «Совнархоза». Недоучившийся студентик из довольно способных. Во время войны служил писарем в штабе, после революции сумел потрафить «товарищам» и достиг высшей власти.
- Как он держится? Я думаю сходить к этому прохвосту и попроситься на службу.
- Не стоит, - перебил Петровского Волков. - Пинкель корчит из себя министра и без рекомендации какого-либо товарища он с тобой и разговаривать не станет.