Портреты
«Потомство мое прошу брать мой примѣръ: всякое дѣло начинать с благословеніемъ Божьимъ; до издыханія быть вѣрнымъ Государю и Отечеству; убѣгать роскоши, праздности, корыстолюбія и искать славы чрезъ истину и добродѣтель, которыя суть моимъ символомъ»
22-ІХ-І786 г. СУВОРОВЪ, Москва
Этот портрет Суворова - раскрашенная гравюра Уткина по портрету художника Шмидта - хранится в Национальном музее Лихтенштейна. Он был подарен музею вдовой генерала Бориса Алексеевича Смысловского Ириной Николаевной.
Художник Шмидт написал Суворова в австийском фельдмаршальском мундире. Один из вариантов этой картины хранится в Эрмитаже:
Шмидт изобразил Суворова с Андреевской и Анненской лентами на левом плече под мундиром и с орденами Андрея Первозванного (звезда), св. Георгия 2-го класса (звезда, крест), св. Владимира 1-й степени (звезда), св. Анны (крест), св. Иоанна Иерусалимского (крест), австрийским орденом Марии Терезии (звезда), сардинским орденом св. Маврикия и Лазаря (крест). Это был последний, сделанный в Праге, прижизненный портрет простуженного в Альпах Суворова, возвращающегося на родину после Швейцарского похода.
Художник Уткин, делая свою гравюру, переодел Суворова из белого австрийского в темный российский мундир, поверх мундира правильно через правое плечо надел голубую андреевскую ленту и добавил пару прусских крестов (Pour la Mérite и Красного Орла). Уткин увеличил глаза, улыбку сделал более открытой, энергичной. Удлинил нос, лицо, сделал более высоким лоб, приподнял прищуренные брови, изменил очертания губ и складок у рта. Именно этот портрет и стал русским каноническим портретом Суворова.
А вот другой экземпляр этой работы с выставки частных российских коллекций, проходящей сейчас в Нью-Йорке, очень зареставрированный, но очень близкий к Уткину - я не верю, что это Шмидт. Скорее всего, это Уткин, переделанный под Шмидта - 2 прусских креста здесь налицо, лицо хрестоматийное. Этот "экспортный варьянт" - загадка для меня. Очень хотелось слетать в Нью-Йорк, но, увы, дела в деревне крепко держат. Мне кажется, это никакой ни Шмидт, а что-то вроде Шилова... Сусальный арбатский новодел...
Лично мне гораздо ближе оригинальный эрмитажный портрет: мудрый старик Суворов, немного усталый взгляд, умные внимательные глаза. Никакой «молодцеватости». Сделал невозможное. Провел армию через Альпы. Разгром французской группировки в котле украли разбитый под Цюрихом Корсаков и трусливый эрцгерцог Франц. План вторжения союзной армии во Францию и поход на Париж, который Суворов на военном совете в Фельдкирхе дважды настойчиво предлагал австрийскому императору (а возникший впервые в Лихтенштейне, в Бальцерсе!), был отвергнут. А так хотелось раздавить французов тогда еще, на их же территории. Вся история могла бы пойти по-другому! Может он и не умер бы тогда... А так, организм дал сигнал на умирание: все достигнуто, все позади, больше жить незачем... Мечта всех последних лет: померяться силами с Бонапартом на поле боя - не осуществилась ("Далеко шагает мальчик! Пора унять!". "Я почитаю Божеским наказанием, что до сей поры мне не удалось ни разу встретиться с Бонапартом!") "Долго я гонялся за славою! Все мечта! Покой души у престола Всевышняго..."
Вот что писал об отношении Суворова к своим портретам А. К. Савицкий:
Въ разговорѣ съ художникомъ Миллеромъ, выразившимъ желаніе написать портретъ великаго русскаго полководца, самъ Суворовь въ слѣдующихъ словахъ изобразилъ основныя черты своего духовнаго облика: «Ваша кисть, - сказалъ онъ, - изобразитъ черты лица моего: онѣ видимы, но внутренній человѣкъ во мнѣ сокрытъ. Я долженъ сказать вамъ, чго я лилъ кровь ручьями. Трепещу, но люблю моего ближняго; въ жизнь мою никого не сдѣлалъ я несчастнымъ, не подписаль ни одного смертнаго приговора, не раздавилъ моей рукой ни одного насѣкомаго, бывалъ малъ, бывалъ великъ».
Портрет из Национального музея в Лихтенштейне особенный. На нем Суворов изображен не с Андреевской, а с Георгиевской лентой через плечо. Наверное поэтому он был так дорог Борису Алексеевичу Смысловскому, командору Суворовского союза, последней попытки создания организованной военной эмиграции, кадрового ядра русской национальной армии и русской национальной организации на случай новой войны с большевизмом...
СУВОРОВСКИЕ БОГАТЫРИ (1799).
Мне грезится Италии теплица,
Штыки над Аддой, грохот батарей,
Палатки белоснежных лагерей
И солнечной Ломбардии столица.
Мне грезится степной Руси орлица,
Вскормившая Твоих богатырей
Седых драгун и бравых егерей,
И казаков обветренные лица.
И мы - Твои! Пусть жребий наш суров,
Пусть нет в степи Царицынских костров,
Но в лагере, в порту, в каменоломне
На нас всегда сражений благодать.
Помилуй Бог! Мы все же крепко помним
Твою науку побеждать!
Н.Белогорский.
Николай Белогорский - это белый генерал Шинкаренко (в испанском гражданстве - Шинкаренко-Брусилов; все наши ветераны, получившие испанские паспорта от Франко за участие в гражданской войне, добавили к фамилии девичью фамилию матери - испанская традиция).
Русский военный историк А. К. Савицкий в 1950-е годы писал:
«Отъ Елизаветы до Павла Россія утверждала свое великодержавное бытіе вь Европѣ, начатое Петромъ Великимъ. Въ Суворовѣ она нашла того «рыцаря безъ страха и упрека», который претвориль политику россійской великодержавности въ дѣйствительный историческій фактъ. Совершенію этого факта способствовалъ не только чисто военный, полководческій геній Суворова, но и вся его самобытная личность, духовно переросшая свою эпоху. Суворовъ совмѣстилъ въ себѣ почти несовмѣстимое: онъ былъ военнымъ геніемъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, величайшимъ гуманистомъ своей эпохи. Побѣды Суворова дали Россіи, можетъ быть, въ первый разъ за всю ея исторію, абсолютное сознаніе своего превосходства надъ Западной Европой. И эти побѣды были, несомнѣнно, самыми патетическими моментами нашей военной исторіи. Безъ нихъ не могло бы произойти и всего послѣдующаго.»
Эта заметка - преддверие к описанию нашей прогулки по Суворовским местам в Лихтенштейне...