Слово за слово - вацап от ВВВеденяпина
Вот что написал поздний Жванецкий, всю свою жизнь критиковавший советскую власть:
О СОВЕТСКОЙ РОДИНЕ
«Она была суровой, совсем не ласковой с виду. Не гламурной. Не приторно любезной.
У неё не было на это времени. Да и желания не было. И происхождение подкачало.
Простой она была.
Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много. Занималась всем сразу.
И прежде всего - нами, оболтусами.
Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой.
Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в грубую серую обёрточную бумагу.
Учила.
Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за билет.
В кукольные театры, в ТЮЗ. Позже - в драму, оперу и балет.
Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться. И мы старались, как умели.
И капризничали. И воротили носы.
И взрослели, умнели, мудрели, получали степени, ордена и звания. И ничего не понимали.
Хотя думали, что понимаем всё.
А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ. На заводы и на стадионы. В колхозы.
В стройотряды. На далёкие стройки. В космос. Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже против нашей воли.
Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны.
Издалека.
Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой. Она была экономной. Бережливой.
Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ. Предпочитала своё, домашнее.
Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки.
Нечасто и немного.
Зато все они были отменного качества - и кинокартины, и одежда, и косметика, и детские игрушки.
Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми
Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались. А она вздыхала.
Молча.
Она не могла дать больше. И потому молчала. И снова работала.
Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. И кормила. И учила.
Нам не хватало. И мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, мы жаловались.
Мы были недовольны. Нам было мало.
И однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз.
Она не удивилась. Она всё понимала. И потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем.
Навсегда.
Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла.
Она не была идеальной и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно.
Но чаще трагически. В нашу пользу. Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать.
Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле.
И берегла нас, как могла. От всего дурного. Мы думали, что мы выросли давно.
Мы были уверены что вполне проживём без её заботы и без её присмотра.
Мы были уверены в этом.
Мы ошибались. А она - нет.
Она оказалась права и на этот раз. Как и почти всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала.
И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не оскорбив нас на прощанье.
Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда.
Вот так и живём с тех пор.
Зато теперь мы знаем всё. И что такое изобилие. И что такое горе. Вдоволь.
Счастливы мы?
Не знаю.
Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда.
Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство.
Теперь мы поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы нашего безмятежного избалованного детства.
Спасибо тебе! Не поминай нас плохо.
И прости. За всё! Советская Родина»...
О СОВЕТСКОЙ РОДИНЕ
«Она была суровой, совсем не ласковой с виду. Не гламурной. Не приторно любезной.
У неё не было на это времени. Да и желания не было. И происхождение подкачало.
Простой она была.
Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много. Занималась всем сразу.
И прежде всего - нами, оболтусами.
Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой.
Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в грубую серую обёрточную бумагу.
Учила.
Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за билет.
В кукольные театры, в ТЮЗ. Позже - в драму, оперу и балет.
Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться. И мы старались, как умели.
И капризничали. И воротили носы.
И взрослели, умнели, мудрели, получали степени, ордена и звания. И ничего не понимали.
Хотя думали, что понимаем всё.
А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ. На заводы и на стадионы. В колхозы.
В стройотряды. На далёкие стройки. В космос. Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже против нашей воли.
Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны.
Издалека.
Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой. Она была экономной. Бережливой.
Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ. Предпочитала своё, домашнее.
Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки.
Нечасто и немного.
Зато все они были отменного качества - и кинокартины, и одежда, и косметика, и детские игрушки.
Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми
Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались. А она вздыхала.
Молча.
Она не могла дать больше. И потому молчала. И снова работала.
Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. И кормила. И учила.
Нам не хватало. И мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, мы жаловались.
Мы были недовольны. Нам было мало.
И однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз.
Она не удивилась. Она всё понимала. И потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем.
Навсегда.
Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла.
Она не была идеальной и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно.
Но чаще трагически. В нашу пользу. Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать.
Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле.
И берегла нас, как могла. От всего дурного. Мы думали, что мы выросли давно.
Мы были уверены что вполне проживём без её заботы и без её присмотра.
Мы были уверены в этом.
Мы ошибались. А она - нет.
Она оказалась права и на этот раз. Как и почти всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала.
И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не оскорбив нас на прощанье.
Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда.
Вот так и живём с тех пор.
Зато теперь мы знаем всё. И что такое изобилие. И что такое горе. Вдоволь.
Счастливы мы?
Не знаю.
Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда.
Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство.
Теперь мы поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы нашего безмятежного избалованного детства.
Спасибо тебе! Не поминай нас плохо.
И прости. За всё! Советская Родина»...