Всемирный день поэзии

Mar 21, 2009 18:51

Светлая память двум моим дедам Алексею Масаинову и Борису Масаинову.




Алексей МасаиновБорис Анибал (Аннибал)


Алексей Масаинов

Масаинов Алексей Алексеевич. До революции печатался в издательстве эгофутуристов вместе с Северяниным, Ховиным, Гусманом и др. В предлагаемом альманахе представлено более тридцати стихотворений поэта. После революции эмигрировал. Жил сначала в Париже, затем в Голливуде. Автор нескольких поэтических сборников, опубликованных в эмиграции. К материалам по истории русской экспериментальной поэзии начала века (эгофутуризм).

  • Масаинов Алексей. Лик зверя: Поэма. Париж: Кн-во Крылатых, 1924. - 16 с.
  • Масаинов Алексей. Отходящие корабли: Поэзы. Париж: Кн-во Крылатых, 1925. - XVI, 95 с.
  • Масаинов Алексей. Собрание сочинений в 2 т. Париж; Нью-Йорк: Изд-во Крылатых, 1926. - Т. 1. Легенды Океании. Собранные в Полинезии в 1924-1925 гг. / Предисл. автора. - XIX, 134 с., 3 л. илл.
  • Масаинов Алексей. Собрание сочинений в 2 т. Париж; Нью-Йорк: Изд-во Крылатых, 1927. - Т. 2. Легенды острова Мангарева. Собранные в Полинезии в 1926-1927 гг. / Предисл. автора. - XIII, 113 с., 4 л. илл.
  • Масаинов Алексей. См.: Северянин Игорь, Масаинов Алексей. Мимозы льна: Поэзо-альманах 2-х: (Игорь Северянин. Амфора эстляндская. - Ал. Масаинов. Новые поэзы). Пг.: Амис, 1916. - 79 с.
  • Масаинов Алексей. См.: Северянин Игорь, Масаинов Алексей. Острова очарований: Альманах 2-х: (И. Северянин. Поврага. - Койт и Эмерик. - Ал. Масаинов. Колдовство). Пг.: Ариэль, 1917. - 78 с.



ОСИЯННЫЙ
Игорь Северянин

о творчестве Алексея Масаинова

Из книги прозы Игорь-Северянин. «Уснувшие весны. Критика. Мемуары. Скитания»
Вошел он в мою рабочую комнату (впрочем, комната это теперь, тогда был кабинет…) и представился:
- Алексей Масаинов.

Лицо открытое, светлое, улыбалось весело и лучисто, голос ясно звенел - как солнце, этот человек взошел, как шампанское взыграл! И сразу я почувствовал к нему живейшее влечение, к нему, такому симпатичному, смелому, восторженному. Не обмануло меня первое впечатление: таким он и оказался впоследствии, когда стал у меня «Своим человеком», постоянно выступал на моих вечерах с лекциями об искусстве и со своими искристыми стихами, когда ездил со мною на концерты в Саратов, Москву, Псков… Его лекции - в особенности на тему: «Поэты и толпа» - произвели фурор, и в одном Петербурге он прочел упомянутую лекцию три раза подряд на моих концертах в зале Городской думы. И надо было видеть, как обыватель, называемый им «Иваном Ивановичем», неистово рукоплескал ему, боясь, очевидно, быть похожим на… обывателя, которого Масаинов разносил за тупоумие, равнодушие и отсталость!.. Это было так весело наблюдать! В те времена я, вообще, любил перед своими стихами просить выступать лекторов, читавших рефераты о моем творчестве, о творчестве русских и иностранных писателей и о задачах искусства. Назову фамилии докладчиков: Н.И. Кульбин, Андрей Виноградов, А. Закржевский, Виктор Ховин, Дм. Крючков, Владислав Ходасевич, Семен Рубанович, Вл. Королевич, Георгий Шенгели и др. Но более других мне по душе был все же Масаинов, хотя я и воздаю должное каждому из референтов.
О, это был блестящий лектор! Сын богатого ярославского купца, не стесняясь в средствах, он много и часто путешествовал, и путешествия были его призванием, возможно мешавшим ему целиком отдаться творчеству. Я выпустил совместно с ним два альманаха («Мимозы льна» и «Острова очарований»), где, кроме нас двоих, никого не было. Кроме того, он принимал участие в альманахе «Винтик», в котором сотрудничали ныне покойный А. Виноградов, А. Толмачев и я. В Журналах он почти не печатался, отдельной книги, к сожалению, так и не удосужился издать, поэтому я лишен удовольствия говорить о его творчестве подробно, имея перед собою только в нескольких образцах.
Живя долгое время в Японии, любимой, он неоднократно пел о ней, и как хороши его стихи о стране Восходящего Солнца! Привожу его «Японию», мне посвященную:
«Душистым вечером гремит так звончато Концерт фонариков в стране Ниппон. Ликуй, Япония! Где жизнь утонченна, Где гейши веселы, там весел звон. Вся в озарении, в цветении сливовом. Ты дышишь влагою, Восходный свет. Деревья белые! Привет, счастливые! Деревья алые! И вам привет! Как ты изысканна, благоуханная! Как ты пленительна, сердца пленив! Клонитесь грёзово, головки пьяные Цветов камелии и ветви слив! Деревья белые, деревья алые, Озвоньте шелестно сады утех. Здесь губы женские всегда коралловы. Здесь гейши веселы, и весел грех. Греши, Япония! Весной, как зарево, Растут слепительно твой смех, твой звон. О, как блистателен концерт фонариков На шумных улицах страны Ниппон!» Есть стихи, которые меня каждый раз воспламеняют и захватывают. И эти - именно такие. Предвижу, что вы будете утверждать о моем влиянии на автора, о его подражании мне. Возможно, но что из этого: разве я сам в свое время не подпадал под влияния? Это - в порядке вещей. Но я хочу подчеркнуть, что не всякое влияние удачно, у Масаинова же его «подвлиянная» поэза вышла безукоризненной: сколько в ней вдохновенья, блеска, колорита, колдовства! О подражании же здесь не может быть и речи: просто он создал нужные ему неологизмы, как например «озвонить», другие же, мои, вроде «грёзово» и «звончато», употребил как удачные - ах, не все ли равно чьи? - достижения. А вот и другое его «японское» стихотворение - «Ойя-Сан»:
«Пойте, нежные гейши, смейтесь Над пришельцем далёких стран. Ах, играй на длинной флейте, Голубая Ойя-Сан!   Чайный домик светел и лёгок, Пахнет сливой, и чай согрет. Не гляди ж, не гляди так строго, Ойя-Сан, вишневый цвет!   Косоглазый и странный ребенок В пышном платье, в прическе крутой, Голосок твой нежен и звонок,- Не стыдись же, присядь и спой.   И задумчивыми глазами Мимолетно взглянув вперед, Про богиню О-Омиками Ойя-Сан поёт, поёт…   Про твои голубые заливы О, Ниппон, звезда островов, Про пушистую ветку сливы И про вишню, красу садов.   Цвет камелии - твой маленький ротик, Ойя-Сан, Ойя-Сан, стрекоза! Ах, на самой высокой ноте Опускаешь ты скромно глаза…   Много стран есть в морях безвестных, Где немолчен птичий звон, Но чудесней всех стран чудесных Светло-радостный остров Ниппон.   Много дев в городские ворота Входят тихо в вечерний туман, Но чудесней всех город Киото И чудесней всех дев Ойя-Сан!» Я нахожу это воистину осиянное произведение восхитительным. Какая ясная легкость, какая прозрачность! И ни с чем не сравнимая тональность, присущая одному Масаинову. Не могу не привести и третьего его шедевра, его любимой мною «Франчески»:
«Покинутая смуглянка, Благословенно имя твоё! Она была итальянка, И звали Франческа её.   Проносились годы, как птицы, И пели колокола. На тихом канале Альбрицци Она жила и цвела.   Ты, солнце, в славе и блеске Украситель, зиждитель дней, Сравнишься ль с глазами Франчески, Смелой Франчески моей?   Как радовался я, влюблённый, Как глаза её целовал! Помню нежно-зеленый Полусонный канал…   Помню, как гордо-покорно, С розой в смуглой руке, Приезжала в гондоле черной Франческа в черном платке…   Франческа, пусть знают люди! Франческа - чудесный цветок! Не твои ли нежные груди Целовал я, сбросив платок?   Не твой ли отец затаённо Смотрел на наше окно На Calle della Madonna, Где нам было так пряно-грешно?   О, бросившая смело и дерзко В сердце храбрых свое копье, Одалиска, безумка, Франческа,- Благословенно имя твое!» Залы гремели восторгом, когда Масаинов читал - и как вдохновенно и блистательно читал! - вышеприведенные поэзы. Просматривая его стихи, я вижу, как в них «бормочут сосны», «стучат насмешливые двери», «бело пустынное всполье», «звезды глядят васильково на землю, «радостно серебряные перья бросают вниз, в индийский океан, веселые дожди», «зеленый кузнечик с легким стрекотом звонким закачелил былинку».., и как, наконец, раскрытая телеграмма лежала на бархате стола:
- Приезжай. В 6 вечера мама умерла. Как просто! Как пусто! Как больно, Ты, Боже, караешь тоской! Закрываю невольно Глаза дрожащей рукой… В мировую войну Масаинов был военным корреспондентом «Биржевых Ведомостей» и «Русского Слова». В 1914 г. из Вильно он прислал мне терцины:
«В злой час, когда от пороха туманен Безумный мир, приют безумных снов, Я шлю привет Вам, Игорь-Северянин! Наполеон рифмованных полков, Победоносец, правящий всесильно, Вам мой напев, властителю веков!   Слуга войны, в глухом и грустном Вильно Я позабыл, давно сомкнув уста, Свои стихи, кипевшие обильно.   И лишь для Вас, чьё имя - Красота, Душа звенит забытыми стихами Под светлым знаком Красного Креста.   Да будет мир и вдохновенье с Вами! Да не устанет сладостно звучать Ваш смелый дух, бушующее пламя!   И если смерти чёрная печать Мне суждена на чёрном поле битвы, Я не хочу, я не могу молчать -   Вам мой восторг и Вам мои молитвы. И Вам любовь и память в смертный час, Ловец сердец, искусный для ловитвы.   О, песнопевец, радужный алмаз, - Чей гордый блеск так нежно-многогранен, - О, ювелир цветодарящих фраз, Поэт поэтов, Игорь-Северянин!» Заканчивая работу и, отправляясь перед обедом на лыжную прогулку по озеру, от всей души грущу, что за последние годы потерял из виду симпатичнейшего человека и выдающегося своего современника.

Озеро Uljaste.

1924 г. III

Борис Анибал (Аннибал)
Псевдоним Бориса Алексеевича Масаинова.
...русский писатель, литературный критик, журналист. Сотрудничал в журнале «Новый мир».
В 20-е гг. часто выступал со статьями о поэзии. Последняя известная публикация - 1957.
Единственное фантастическое произведение Бориса АНИБАЛА - повесть «Моряки вселенной», опубликованная 67 лет назад, не совсем забыта и сегодня. Её легко можно найти в Интернете, о ней можно почитать в современных книгах. К примеру, известный популяризатор космонавтики и фантаст Антон Первушин в своей книге «Завоевание Марса» (2006) уделяет ей несколько страниц (даже со старой иллюстрацией художника Л.Эппле).
С 1922 года появляются в советской печати рецензии Б.Анибала - в альманахе «Утренники», журналах «Новый мир», «30 дней», «Прожектор». Уже в двадцатые фантастика Анибала явно интересовала, среди нескольких его рецензий на фантастические книги выделяется одна - раскритиковавшая знаменитый роман «На двух планетах» Курда Лассвица! Сам же начинающий журналист решил не рисковать, публиковал «фабричные очерки», собранные в 1930 году в книгу «Время, дела и люди».

память, родня

Previous post Next post
Up