Странности литературы
Несчастные случаи были?
Прямо над кроваткой маленькой дочки Марины Цветаевой прибита полка. На полке - тяжеленные томища энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Полка хлипкая. В конце концов кто-то из гостей высказывается в том духе, что девочку тут и завалить может.
На что следует ответ другого гостя:
- Истории пока не известно ни единого случая падения Брокгауза на Эфрона.
(Ирукан)
===
Лубянская легенда
Один диссидент был за советскую власть. И против КПСС он тоже ничего не имел. Но у него был всего один пустяковый вопрос: почему в СССР не печатают хороших русских писателей-эмигрантов? Нет, если книжка антисоветская, вроде там "Окаянные дни" Бунина, то все понятно. Но если, к примеру, роман Набокова "Дар" - то почему бы и нет?
Он все время писал про это письма в разные инстанции. Но ему присылали несерьезные отписки. Про дефицит бумаги, или что издательские планы уже сверстаны на десять лет вперед. Но он вежливо возражал, что книга такого-то писателя не распродана, а вот уже второе издание вышло. А насчет планов - ну, запланируйте через одиннадцать лет.
Он так всех достал, что доложили лично товарищу Андропову.
Андропов пригласил его к себе. В большой кабинет в главном здании Лубянки.
Сидит Андропов, седой и скучный, в тонких очках. Молчит.
Майор принес чай в подстаканниках и сушки на блюдечке.
- Сахар забыли, - сказал Андропов майору.
- Я без сахара, спасибо, - сказал диссидент.
- Тогда не надо, - сказал Андропов майору, а диссиденту объяснил: - Я тоже без сахара. Диабет, такое мучение. Кусочка лишнего не съешь, и все по часам. Даже вот сушечку сгрызть не имею права. Угощайтесь, это все вам.
- О, господи! - сказал диссидент. - Я тогда тоже не буду.
- Спасибо за сочувствие, - сказал Андропов. - Но к делу. К сожалению, многие представители нашей интеллигенции разделяют ваши опасные заблуждения.
- Но это же прекрасная литература, и все! - воскликнул диссидент. - Набоков! Алданов! Осоргин! Шмелев! Какой русский язык! А какие образы!
- О, да! - саркастически усмехнулся Андропов. - А потом граждане одной закавказской национальности начнут резать граждан другой национальности.
- Какой национальности? - не понял диссидент.
- Тоже закавказской, - сказал Андропов. - А граждане отдельных республик потребуют выхода из СССР.
- Не может быть! - испугался диссидент.
- Конституция позволяет, - сказал Андропов и поднял палец.
- Погодите! - сказал диссидент. - Но вот в 1967 году напечатали "Мастера и Маргариту", и ничего.
- По-вашему, попытка контрреволюции в Чехословакии - это ничего?
- А вдруг это просто совпадение?
- Я сначала тоже так думал, - грустно сказал Андропов, встал из-за стола и пожал ему руку, прощаясь.
Диссидент вернулся домой, потрясенный. Назавтра его назначили на важный пост в Госкомитете по делам печати. Он много лет отбивал все атаки "набоковцев", как он теперь называл своих бывших единомышленников.
Но в 1986 году Набокова все же напечатали. Отрывочек. В шахматном еженедельнике...
Остальное известно.
(clear_text)
Прямо над кроваткой маленькой дочки Марины Цветаевой прибита полка. На полке - тяжеленные томища энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Полка хлипкая. В конце концов кто-то из гостей высказывается в том духе, что девочку тут и завалить может.
На что следует ответ другого гостя:
- Истории пока не известно ни единого случая падения Брокгауза на Эфрона.
(Ирукан)
===
Лубянская легенда
Один диссидент был за советскую власть. И против КПСС он тоже ничего не имел. Но у него был всего один пустяковый вопрос: почему в СССР не печатают хороших русских писателей-эмигрантов? Нет, если книжка антисоветская, вроде там "Окаянные дни" Бунина, то все понятно. Но если, к примеру, роман Набокова "Дар" - то почему бы и нет?
Он все время писал про это письма в разные инстанции. Но ему присылали несерьезные отписки. Про дефицит бумаги, или что издательские планы уже сверстаны на десять лет вперед. Но он вежливо возражал, что книга такого-то писателя не распродана, а вот уже второе издание вышло. А насчет планов - ну, запланируйте через одиннадцать лет.
Он так всех достал, что доложили лично товарищу Андропову.
Андропов пригласил его к себе. В большой кабинет в главном здании Лубянки.
Сидит Андропов, седой и скучный, в тонких очках. Молчит.
Майор принес чай в подстаканниках и сушки на блюдечке.
- Сахар забыли, - сказал Андропов майору.
- Я без сахара, спасибо, - сказал диссидент.
- Тогда не надо, - сказал Андропов майору, а диссиденту объяснил: - Я тоже без сахара. Диабет, такое мучение. Кусочка лишнего не съешь, и все по часам. Даже вот сушечку сгрызть не имею права. Угощайтесь, это все вам.
- О, господи! - сказал диссидент. - Я тогда тоже не буду.
- Спасибо за сочувствие, - сказал Андропов. - Но к делу. К сожалению, многие представители нашей интеллигенции разделяют ваши опасные заблуждения.
- Но это же прекрасная литература, и все! - воскликнул диссидент. - Набоков! Алданов! Осоргин! Шмелев! Какой русский язык! А какие образы!
- О, да! - саркастически усмехнулся Андропов. - А потом граждане одной закавказской национальности начнут резать граждан другой национальности.
- Какой национальности? - не понял диссидент.
- Тоже закавказской, - сказал Андропов. - А граждане отдельных республик потребуют выхода из СССР.
- Не может быть! - испугался диссидент.
- Конституция позволяет, - сказал Андропов и поднял палец.
- Погодите! - сказал диссидент. - Но вот в 1967 году напечатали "Мастера и Маргариту", и ничего.
- По-вашему, попытка контрреволюции в Чехословакии - это ничего?
- А вдруг это просто совпадение?
- Я сначала тоже так думал, - грустно сказал Андропов, встал из-за стола и пожал ему руку, прощаясь.
Диссидент вернулся домой, потрясенный. Назавтра его назначили на важный пост в Госкомитете по делам печати. Он много лет отбивал все атаки "набоковцев", как он теперь называл своих бывших единомышленников.
Но в 1986 году Набокова все же напечатали. Отрывочек. В шахматном еженедельнике...
Остальное известно.
(clear_text)